удовольствием, и это было хорошо, потому что мне не позволяли пока рассказывать о мистере Льве. «Нет, нельзя, пока папочка не вернется», — решительно поставили условие близнецы.
Когда я добралась до одеяния маленького ангела, которое всегда требовалось описывать в деталях, в комнату робко проскользнул Йен, облаченный в пижаму.
— Нам теперь надо называть тебя мамой? — без предисловий спросил он.
Будь моя воля, я ответила бы: «Да!» Но как на это посмотрит Колин? Я так не походила на хрупкую Анну, которую он любил, пусть необъяснимо, но очень сильно. И у меня возникло чувство, что он стремился сохранить ее в памяти детей.
— Нет, только когда вы сами этого захотите, — осторожно сказала я.
— Я не возражаю, — заверил меня Йен.
— Я тоже, — пылко вставила Рут. — Я совсем не помню, как выглядела мамочка. Только помню, что она заставляла папочку грустить. Это было ужасно.
— О нет, дорогая, ничего подобного, — запротестовала я. — Папочка грустил только потому, что мама болела. Он ее очень любил и хотел, чтобы она поправилась.
— Ладно, — буркнул Йен, — это уже не важно.
Его совсем не занимала сказка об ангеле, и он потопал обратно в детскую.
— Мамочка, — прошептала Рут, когда я целовала ее на ночь, — ты ведь никогда не заставишь папочку грустить, правда?
Я пообещала это, и ее довольная улыбка была мне наградой.
В субботу перед Рождеством у Рут поднялась температура. Едва ли можно было выбрать худшее время для болезни. Но она не выглядела совсем уж больной, оставалась в постели с Хани, которая тоже стала за компанию с ней инвалидом, и без возражений принимала лекарство.
Йен, предоставленный самому себе, бродил с орущим транзистором в руках вокруг кухни, где я готовила ленч. Я собралась было попросить его убавить звук, как вдруг диск-жокей объявил о новой заявке слушателей.
«Передаем привет мисс Глен от ее кузины Луизы Армстронг из Оттавы. В своем письме мисс Армстронг упомянула, что собирается заглянуть к вам в гости, а пока она просит поставить для вас песню „Мои родные“ и также передать горячий привет Колину Камерону, который се исполняет».
— Папочка! — пронзительно завопил Йен. — Сейчас будет петь папочка! — Он быстро включил звук на максимум, и вдохновенный голос Колина смешался с прозаическим бульканьем супа и шкворчанием молочного пудинга. — Во сколько мы поедем его встречать во вторник? — в сотый раз спросил меня Йен, и я в сотый раз ответила ему.
Колина ожидали в Лондоне завтра к вечеру, и он собирался остаться там до понедельника, чтобы поучаствовать в репетиции новогоднего телевизионного шоу.
Вечером Йен со своим одноклассником и его отцом пошел на детский спектакль в Театр Глазго. Я сидела в комнате Рут, когда прозвучал звонок в прихожей. Я открыла дверь, и гостья, на вид лет шестидесяти, озадаченно уставилась на меня.
— Я ищу мистера Камерона. Он все еще живет здесь?.. О, я не представилась. Меня зовут Луиза Армстронг. Его жена была моей племянницей.
Я подавила вздох. Передо мной стояла тетушка, которая вырастила Анну и которая, конечно, как все остальные, обвиняла Колина в ее несчастливой судьбе. Когда я объяснила ей отсутствие Колина и Йена, мы поднялись наверх, и я оставила Рут и Хани развлекать ее, пока сама готовила чай.
— Девочка стала такой хорошенькой, — заметила мисс Армстронг, когда мы с ней сели за стол. — И у нее сильный характер.
— Она похожа на свою мать, — сказала я, но моя гостья грустно покачала головой:
— Нет, Дебора. Бедняжка Анна была совсем слабой. Колин рассказывал вам о ней?
— Очень мало.
— Он и не станет. Он слишком хороший человек, чтобы позволить кому-то узнать обо всем даже сейчас. — Мисс Армстронг немного помолчала. — Во многом это была и моя вина. Но я так обрадовалась, когда Колин попросил руки Анни, и уговорила ее согласиться. Она была совсем как дитя, убедить ее не составило труда.
Я смотрела в темные глаза за очками в массивной оправе, и в голове вертелась мысль: «Эта женщина из лучших побуждений принесла несчастье троим».
— О, не думайте, что с тех пор я ни разу об этом не пожалела, — призналась мисс Армстронг. — Анна была еще совсем не готова к замужеству, а материнство и вовсе напугало ее до безумия. Затем еще этот недуг… Врачи как-то замысловато его называли, но, по-моему, она умерла просто потому, что не хотела жить.
— Наверное, ей было особенно тяжело, когда Колин подолгу отсутствовал. Он ведь был на гастролях, когда она умерла?
— Что он мог сделать? Такая у него работа. Но почему-то никто не учел, сколько денег он потратил на лечение Анни. У нее всегда было все самое лучшее, и это меня утешало. Она была влюблена в другого мужчину, знаете ли… Я не стану упоминать его имени, но он не подходил ей.
Как несправедливо, подумала я, ведь Адам любил ее так глубоко и горько.
— Да, Колин был далеко, — продолжала мисс Армстронг, — на гастролях в Австралии, когда она умерла. Прилетел домой, как только ему сообщили, что ей стало хуже, но, к сожалению, не успел. — Она помолчала немного. — Сколько же грязи на него вылили. Но если какой-нибудь сплетник снова попытается это сделать, гоните его в шею, моя дорогая. Колин — хороший человек, слишком хороший для многих из тех, с кем ему приходится общаться.
Мы расстались друзьями. Я проводила мисс Армстронг до автобусной остановки и пообещала ей устроить встречу с Колином, когда она снова приедет к своей кузине на Новый год.
Рут я продержала в постели до понедельника. Уже сутки температура у нее была нормальной, и я позволила ей встать к чаю.
Наконец настал вторник. Близнецы весь день места себе не находили от волнения.
— Папе понравится елка? — то и дело спрашивала Рут. — Папе понравятся мои новые занавески?
Йен тоже вносил свой вклад:
— Папа может не узнать меня в этой куртке.
У него действительно была новая куртка с меховым воротником, которая придавала ему совсем взрослый вид.
«Да, — подумала я, поспешно натягивая темно-зеленые брюки и яркое клетчатое пальто, — я не ошиблась в выборе одежды для своих питомцев». Никогда еще близнецы не выглядели такими сияющими, нарядными и здоровыми. Их радостное возбуждение передалось и мне — неожиданно для себя я пропела вслух строчки из песни, которая последние шесть недель не выходила у меня из головы:
— Это о папочке? — спросил Йен, округлив глаза.
Близнецов никогда раньше не брали встречать отца. Сверкающий новый аэропорт с блестящими в лучах солнца фонтанчиками во дворе, огромными табло с номерами рейсов и оранжево-черными турникетами совершенно ошеломил их. Объявили о задержке рейса Колина.
— Можно и подождать. Мне здесь нравится, Дебора, — покладисто заявил Йен.
Он пока не называл меня мамой, но я не торопила его.
