угрожающе щелкнул лезвием для разрезания коробок. У Петра выкатились глаза. Таджик скользнул взглядом и случайно заметил в окне Эмму — до того, как она испуганно успела сползти вниз. От толчка заголосил младенец.
Эмме не надо было долго раздумывать, что делать. В нее как будто вселился бес, она начала действовать быстро с холодным расчетом: ребенка как приманку положила в угол в одном конце бытовки, а сама спряталась за койками в другом. Она была в ужасе от того, что сделала, но не могла остановиться. Когда таджик вошел в бытовку и приблизился к младенцу, Эмма выскользнула из двери и спряталась в траншее. Младенец кричал и плакал. Эмма закрыла глаза, задержала дыхание и плотно сжала ноги, чтобы не описаться от охватившего ее ужаса.
Крик внезапно прекратился. Эмма решила, что пришла ее очередь. В любую секунду этот дьявол обнаружит ее в траншее и перережет горло. В какой-то момент она поняла, что подметальная машина уехала. Лео и Петр в полусне обсуждали свои глюки.
— Круто мы вырубились, — сказал Эмме Петр.
— Бешено просто, — подтвердил Лео.
Эмма ничего не сказала. Она побежала к бытовке. Младенец сосал маленький кожаный амулет — такие амулеты носили таджикские женщины, обитавшие в районе Трех вокзалов. На амулете — цитата из Корана, этот оберег носили для защиты.
27
Кафе на Казанском вокзале стало местом встреч для Аркадия и Виктора. Аркадий уже и перестал считать, сколько раз подряд Виктору удавалось улизнуть, не заплатив за еду.
— Теперь, когда ты уже не прекословишь Зурину, ты столкнешься с государственной машиной, а у нее, хотя, быть может, и мозги слизняка, она все равно среагирует на угрозы и постарается себя защитить. К тебе домой придут конкретные ребята, у них не будет страха перед людьми — и они наломают костей. И что ты будешь делать — ты выберешь войну с Зуриным?.. И, между прочим, когда твой друг, миллиардер Ваксберг, собирается забрать свой лимузин? Мне звонили из конторы по сбору вещественных доказательств. Много следов от пуль.
— Он, наверное, просто купит себе новый. Я не собираюсь гнать по шоссе, чтобы поглазеть на пулевые отверстия в машине. Это от тебя пахнет одеколоном?
Одеколон был хитрым маневром. Виктор обычно одеколон пил.
— …Для мужчин, — сказал Виктор.
Виктор закурил, но продолжал машинально крутить спичечный коробок.
— Можно?.. — Аркадий спрятал коробок, пожелтевший от времени, на нем угадывался портрет молодой Анны Фурцевой.
— Вернемся к нашим баранам.
— Она позвонила и сказала, что нашла фотографию, которую хотела мне передать. Вот. Но все это — шутка, предлог заманить меня к себе. Когда я пришел к ней, она подала борщ, выставила копченую рыбу, хлеб и пиво. Потом вручила мне вельветовый пиджак, почти не ношенный. Некоторые туалетные принадлежности, которыми никогда не пользовались. Весь спектакль назывался «Навестить бабулю».
— Но эта бабуля хочет, чтобы ты застрелил соседей этажом ниже. Пиджак-то хоть тебе впору?
— Да. Она как-то узнала мой размер.
Аркадий сел в машину, включил зажигание и понял, что ему некуда ехать. Он — бывший следователь. Он мог бы и дальше гнаться за убийцей Веры, но у него уже не было на это никаких полномочий. Дело бы обернулось хобби — простым развлечением безобидного эксцентрика.
Он поставил машину перед вокзалом на место для служебных авто, но и этой мелкой привилегии его лишат вскоре. Он должен будет снять «мигалку» с крыши и не пользоваться полосой для гостранспорта.
Припарковывая машину, он случайно заметил Аню, она спорила с милиционером напротив восточного входа — огромных двустворчатых дверей. У одной створки стоял милиционер, у другой — шайка малолеток в кепках и рваных свитерах. Они окружили Аню, как коты миску с молоком. Милиционер пытался их оттеснить, чтобы добраться до спортивной сумки. Когда Аркадий выходил из своей «Лады», игра в перетягивание сумки уже началась. Одна часть его хотела пройти мимо. «Все-таки, — подумал он, — все это может кончиться плохо!» Он пробрался сквозь толпу и сказал официальным тоном: «Отпусти ее сейчас же, яйца оторву!»
Милиционер автоматически отстранился, потому что знал: люди, которые так разговаривали, привыкли отдавать приказы.
— В чем проблема? — теперь Аркадий обратился к Ане.
— Я остановил ее, чтобы проверить сумку.
— Он хотел отнять у меня сумку.
— Я открою ее, — сказал Аркадий.
Аня вспыхнула, но передала ему сумку. Он расстегнул молнию и увидел энергетические батончики, аптечные наборы, презервативы, мыло и шерстяные носки.
— Довольны? — бросила Аня.
— Вы собираетесь этим торговать, — спросил милиционер.
— Нет, это для бездомных детей. Фонд Ваксберга дарит им одежду, одеяла, постельные принадлежности. Это не сильно облегчит жизнь беспризорников, но они хотя бы будут знать, что о них кто-то заботится.
— Просто раздадите?
— Да, просто раздам.
Разочарованный милиционер ушел искать новую добычу.
Аркадий подтолкнул Аню в двери.
— Почему ты встала с постели?
— Ты считаешь, что я должна была лежать целый день?
— Да, — сказал Аркадий. — Постельный режим — обычное лекарство для тех, кто едва не умер. Почему ты так себя ведешь? Что-то случилось?
Уличные дети отступили. Аня не хотела ничего говорить, но слова выскакивали сами:
— Ваксберг уже снял сливки.
— Ты только сейчас это поняла?
— Сегодня утром. Он — банкрот.
— Но он — миллиардер.
— Даже миллиардер может стать банкротом. Утром я пыталась писать. Я обнаружила аналитическую записку Группы Ваксберг, которую никогда не должна была видеть. Опасно допускать журналистов к таким материалам. Это было письмо Саши финансовому директору — инструкция, как повысить рыночную оценку компании, как будто все его казино работают. Но на самом деле он — банкрот.
— Как же он тогда финансировал аукцион роскоши?
— Есть только один путь. Деньгами, которые он получил, он оплатил затраты на аукцион. Он снимал сливки несколько последних месяцев.
— Что ты собираешься делать?
— Ничего. В будущем никто не даст детскому фонду ни копейки. Теперь они найдут причину не делать этого.
— Чем я могу помочь?
— О, да. Ты можешь открыть консультацию для десятилетних девочек — как натягивать презерватив на половой член взрослого мужика. …И все помашут рукой дяде Аркаше, потому что он сваливает, — громко добавила Анна.
