вольное обращение с текстом его знаменитой комедии.).
Почти полтора века назад была произнесена крылатая фраза о призраке коммунизма, который бродит по Европе. Но только сегодня, в наши дни, это выражение обрело более точный, изначально сакраментальный смысл. Коммунизм мертв, но останки его, став призраком, продолжают беспокоить и души людей, и вносить смуту в политическую жизнь народов и стран, имевших несчастье быть вовлеченными в омут коммунистической идеологии.
Призраков, как известно, принято бояться. Но может ли быть страшен для нас призрак идеологии, однажды уже попытавшейся 'разрушить до основанья весь мир'? Или сегодняшние потуги неокоммунистов – это только фарс, который, однако, может быть разыгран по сценарию хорошо известной трагедии? Ведь, как заметил американский писатель Гор Видал: 'Россия специализируется на трагедиях'!
Очевидно одно: хотя судьба коммунизма в России и других странах бывшего социалистического лагеря решена окончательно и бесповоротно, сегодня еще рано праздновать победу демократии и справлять поминки по коммунистической идеологии. Нам еще долгие годы предстоит выбираться из-под обломков коммунистической системы, модернизируя, приспосабливая, изменяя доставшуюся нам в наследство политическую, экономическую и социальную структуру общества.
Политическая структура советского общества накануне краха коммунистической системы характеризовалась безраздельным господством коммунистической партии, провозгласившей себя 'умом, честью и совестью нашей эпохи' и осуществившей фактическую подмену государственного аппарата партийным. Монополия в идеологической и политической сфере показалась, однако, руководству партии недостаточной, и постепенно она стала выполнять роль аппарата непосредственного государственного и хозяйственного управления.
Власть в чистом виде – абсолютная и безраздельная – вот что стало целью и содержанием деятельности Компартии, а важнейшим инструментом проведения ее политики стал подбор кадров не по деловым признакам, а по политическим взглядам и принадлежности к партии. В первые десятилетия советской власти еще сохранялось понятие 'спец' (специалиста – военного, технического и т. п.), который мог занимать командные должности в армии, министерстве, на предприятии, будучи беспартийным. Естественно, под присмотром соответствующего партийного работника – комиссара, секретаря парткома и т. д.
Но уже в пятидесятые годы членство в партии стало обязательным условием для назначения на сколько-нибудь заметную руководящую должность. Но и этого было мало. Для занятия одной из ступеней номенклатурной лестницы требовалось еще и утверждение в должности решением определенного партийного органа (партийного комитета завода или учреждения, райкома, обкома, ЦК компартии республики или ЦК КПСС). В этих условиях вступление в ряды коммунистической партии диктовалось, как правило, не идеологическими или политическими, а чисто прагматическими соображениями. Вот почему, когда в одночасье рухнула коммунистическая система, в партии не нашлось людей, которые могли бы или хотели бы отстаивать ее идеологию.
Конечно, среди вступавших в ряды компартии было немало людей, искренне веривших в истинность коммунистической идеологии, тем более что о какой-либо другой советский человек мог узнать лишь из разоблачительно-ругательных статей в официальной печати. Знакомство с философскими первоисточниками, например чтение 'Вех' или Бердяева, могло закончиться тюремным заключением. Для интеллигенции устанавливалась очередь на вступление в компартию в соответствии с квотой, определяемой вышестоящими партийными комитетами. Это позволяло строго контролировать отбор руководящих кадров на всех уровнях. Энергичность, безнравственность и посредственность (не выделяться!) стали пропуском в ряды правящей номенклатуры. Когда Горбачев открыл шлюзы для состязательности и компетентности – это привело (наряду с другими факторами, о которых я уже писал) к гибели системы.
Как только для КПСС возникла реальная угроза превращения из государственной партии в обычную, рядовую политическую партию, равную среди равных в многопартийном спектре, она осознала смертельную опасность для себя. Желая удержаться на плаву, партийно-государственная номенклатура, подобно ящерице, решила отбросить мешающий ей 'хвост' ортодоксальной коммунистической идеологии, дабы не быть совершенно отодвинутой от государственных дел.
За необычайно короткий срок призывы на знаменах КПСС сменились от открыто ортодоксальных, фундаменталистских на социал-демократические, реформистские.
За два-три месяца идеологи двадцатимиллионной Коммунистической партии Советского Союза, имеющей почти столетний опыт борьбы со всякого рода оппортунизмом и фракционностью, полностью ревизовали ее прежние идеологические установки, написав новую программу в духе современной социал- демократии. Как объяснить такую поспешность? Отчего в считанные месяцы признанные политические стайеры вдруг стали спринтерами? Осмелься кто-либо заговорить об этом несколько лет назад, он был бы пригвожден к позорному столбу, приговорен к политической смерти.
Очевидно, что за всем этим стоял страх потери власти, а не марксистско-ленинских идеалов, экономический интерес, а не вера в коммунистический иконостас. Удержать власть, остаться у государственной кормушки правящая элита пыталась любой ценой.
Первоначально выдвигается лозунг о необходимости разделить функции партии и государства, о построении правового государства и 'социализма с человеческим лицом', однако под напором новых политических сил, возникших вначале в виде неформальных (поскольку формальные, т. е. легальные, были запрещены) объединений и народных фронтов, а затем уже и в виде официальной парламентской оппозиции – Межрегиональной депутатской группы, партия была вынуждена лавировать и отступать.
У Горбачева и его окружения не хватило политической воли и дальновидности отмежеваться от ортодоксального марксизма-ленинизма и пойти на создание демократически ориентированной социалистической партии (в русле социал-демократической традиции), как это предлагалось им сторонниками демократического обновления КПСС на XXVIII съезде, оказавшемся последним в ее истории. Между тем шанс, как показывает последующее развитие событий, радикально реформировать партию и избавить страну от множества страданий и испытаний существовал, но использован не был.
После краха коммунистической системы и запрета КПСС начался медленный процесс структурирований политической жизни страны. Демократическое движение, которое казалось единым, пока шла борьба против тоталитарной системы, немедленно раскололось в борьбе амбиций и фракций на множество течений. Параллельно этому происходит активизация неокоммунистических и националистических сил под лозунгом непримиримой оппозиции, в этих условиях руководители новых органов власти, начиная с Президента Ельцина, предпочли занять внепартийную позицию, чтобы уйти от политических дрязг и раздоров. Ясно, что долго такое положение сохраняться не могло, и уже на парламентских выборах в декабре 1993 года практически все представители властных структур объявили о своей принадлежности к той или иной партии, но на период так называемой демократуры (представляющей собой сложное переплетение элементов демократии с сохраняющимися элементами старого тоталитарного режима в политической и государственной жизни) такое дистанцирование от сиюминутной политической (партийной) борьбы было необходимо и давало больше возможностей заниматься прямым делом по налаживанию новой жизни.
Политические изменения в жизни нашей страны происходят столь стремительно, что мы не всегда успеваем полностью осознать масштабы происходящих событий. Ясно, однако, одно: что коммунизм с его 'лагерной' идеологией, с его противостоянием нормальным процессам цивилизованного развития перестал быть альтернативой в выборе человечеством своего будущего. И в этом историческая заслуга молодой российской демократии, в муках рождающейся на развалинах коммунистической системы.
В Советском Союзе уже давно, начиная с 60-х годов, много писалось и говорилось о необходимости реформирования экономики. Но дальше слов дело не двигалось, так как сама система (политическая и экономическая) была к реформам невосприимчива. Устойчивые системы вырабатывают стойкое противоядие против реформ, стремясь свести их к незначительным модификациям существующего. И это способно парализовать любые реформы, особенно когда они предпринимаются с единственной целью: почистить фасад, наложить грим и вместо 'казарменного' социализма получить 'социализм с человеческим лицом'.
Горбачев провозгласил реформаторский курс решительнее своих предшественников. Но отсутствие
