— От чего умер человек? Вскрытие показало, что он умер от вскрытия. Кстати, действительно бывали такие случаи, когда человек умирал как бы не по-настоящему, врачи вскрывали труп, а сердце колотилось. Врача отдавали под суд. И — зря. Врач был не виноват. Просто так случается, что иногда у мертвого еще работает сердце!
Потом речь пошла о зарплате. Оказалось, что оперу на руки давали семьсот тысяч, чуть более ста долларов, столько же получал и эксперт, правда, иногда ему выписывали, как он выразился, «лимон».
Потом ребята стали просто судачить за жизнь.
Эксперт все время повторял одну фразу:
— Мы живем по следующему принципу: плевал я на ваши законы. Но по какому праву! Так у нас все. Страна непуганных идиотов.
«Труповозка» приехала часа через четыре. Опознание не проводилось.
— Бомжей не осматривают, — пояснил «мусор» Серега. — Не до них. У них на тот свет путь прямой… Без лишних остановок.
В общем, это, конечно, было не очень приятно — жить по соседству с алкашами.
Однажды я не выдержал. У Сан Саныча шла очередная пьянка — я постучался к нему. Он открыл.
Я увидел весьма печальное зрелище: на стульях и на полу сидело (лежало) человек семь неопределенного пола. Пьянющих в усмерть. Газ на кухне (она же комната) горел, точно вечный огонь у Кремлевской стены.
Я сказал:
— Саня, заканчивай. У тебя тут какой-то притон. Вот даже газ не выключаете.
— Ты нам не указывай, — крикнул какой-то поддатый мужичок. — Вообще, вали отсюда! Не мешай нам кулюторно отдыхать.
Больше я ничего не говорил. Просто врезал говорливому мужику кулаком в челюсть, дал затрещину и Сан Санычу. Потом врезал еще двоим, которые подошли на подмогу… Они попадали, как яблоки осенью. Какая-то баба, не лишенная остроумия, завопила:
— Милиция, убивают! Генофонд нации истребляют!
Я в ответ тоже заорал:
— Если не уйдете сейчас, всем вам хана! Сейчас винтовку принесу.
При слове «винтовка» у них как-то в головах прояснилось. И, действительно, ушли.
Правда, ненадолго. На следующий день опять притащились.
Я их опять бил. Они опять уходили. Уходили и приходили. Уходили и приходили. Колошматил я их, когда Наташи и Насти не было дома. Не хотел их пугать.
Так мы и жили.
Наташа и Настя боялись за меня, за нас, жена даже стала предлагать продать эту центровую нехорошую квартирку и купить другую — пусть в отдаленном районе, но более просторную, комфортабельную и безопасную…
Раздражали Сан Саныч и К° и других соседей, в частности, Семена Борисовича — пожилого господина со второго этажа. Семидесятилетний Семен Борисович отличался спокойным и тихим нравом. Он работал смотрителем в каком-то литературном музее. Мы с ним всегда здоровались. Он приветствовал меня так:
— Здравствуйте, мой юный друг!
Я подозревал, что Семен Борисович — тайный дворянин, печать интеллигентности, благородства сияла на его длинном, пастернаковском лице.
Семен Борисович терпел Сан Саныча и К° долго. Не жаловался. Но однажды его прорвало.
Ночью (часа в три), когда у Сан Саныча веселье было в полном разгаре, Семен Борисович постучал в его квартиру и очень громко и отчетливо произнес следующие слова:
— Козлы вонючие, шакалы, говно, петухи. Если не прекратите тявкать — замочу, на перо посажу. Вы разбудили во мне зверя.
Соседи замолчали.
Я все это слышал. И подумал: кем же раньше работал Семен Борисович?
Впрочем, этот вопрос мучил меня не долго. Семен Борисович, как и все мы, работал ЧЕЛОВЕКОМ, живущим в одной, отдельно взятой стране.
А в Сан Саныче вдруг ни с того, ни с сего (может, с перепугу?) проснулась совесть.
Однажды вечером он позвонил в нашу квартиру. Перед нами стоял абсолютно трезвый, гладко выбритый, импозантный мужчина. В руках у него был элегантный букет из трех роз.
Я поначалу соседа не узнал и даже хотел сказать ему, что он не туда попал. Но Сан Саныч позвал Наташу и вручил ей букет роз.
— Наташа, это вам, — сказал сосед, — вы уж меня извините за все. Вообще, я вам дам скоро пожить нормально.
Я скептически улыбнулся.
— Да-да, Женька, — подтвердил Сан Саныч, я уезжаю на лето на дачу. Хочешь даже ключи тебе от квартиры оставлю?
Я сказал, что нам ничего не надо, а Наташа поблагодарила Сан Саныча за цветы и принесла ему пирожков, которые испекла в выходные.
Через несколько дней он в самом деле куда-то уехал.
А еще через несколько дней из его квартиры стал доноситься зловещий запах, откровенно напоминающий трупный яд.
Я перепугался. Жив ли Саня? А может, умер? И не по моей ли — хотя бы отчасти! — вине? Ведь сколько раз я бил ему и его друзьям морду за пьяные кутежи.
Кто-то из соседей вызвал милицию.
Менты приехали ночью. Вскрыли дверь, но ничего подозрительного не обнаружили. Встревоженная и бдительная соседка Клавка кричала:
— Ищите лучше, ищите лучше! У него там чемоданы стояли. Может быть, его убили, распилили и положили в чемодан?
Менты еще покопались в квартире, но все равно ничего не нашли. Уехали.
А запах не убывал.
Другая соседка, красивая Ирка, давала нам ценные указания:
— Женя, главное — не дышите! Трупный яд — это очень опасно. Глотнул такого воздуха и — на тот свет. Не дышите! Послушайте меня!
Я дал Наташе денег и отправил в кино — они пошли с Настей пешком в кинотеатр «Россия». А то запах и впрямь стоял ужасный.
Я остался один. Пробовал «не дышать» — у меня, к сожалению, ничего не получалось. Озлобленный на свою нерадивость и запах трупного яда, я не знал, что делать. Настроение в душе воцарилось паршивое.
Наконец, я не выдержал и уже сам вызвал милицию. Менты приехали через час. Я их встретил, показал рукой на квартиру, откуда доносился опасный, всепроникающий запах. Один мент — наш Серега — сразу определил:
— Труп. Узнаю это «благовоние». Только вчера в морге был.
— Да-да, — подтвердил другой защитник правопорядка, — мокрое дело. Понятно.
При этом второй мент как-то странно посмотрел на меня. И неожиданно спросил:
— А вы кто, собственно, будете?
— Сосед. Это я вас вызвал. Дышать, понимаете ли, нечем, — нервно пробормотал я.
— А документы у вас есть?
Я принес паспорт.
Они переписали мои данные и сказали неприятные слова:
— Ладно, пока свободны. Только из Москвы не уезжайте, можете еще понадобиться. В случае чего мы вас вызовем. На допрос.
Я чуть не заплакал от страха.
— Повесят еще на меня мокрое дело, — размышлял я. — Ведь все у нас на этаже видели, как я
