по-прежнему винила всех и вся в том, что сталось с Банру. За время, пока корабль шел в Сьёрг, таремка успела поведать о своих злоключениях. Неудивительно, что после всего пережитого, она была единственной, кто больше остальных скорбел об иджальце. Арэн мысленно поблагодарил Хани - скажи северянка, что жрец жив, волшебнице хватило бы безумия отправиться разыскивать Банру на просторах Северных земель. Даже карманнику не стал говорить, хоть Раша судьба жреца заботила меньше всего.
- Может, если красоту наведешь и сиськи выставишь - тебе и подогреют, а мне миску сунули да кувшин с растаявшим льдом, - ехидно, но без злобы, сказал карманник.
Уязвленная Миэ, которой только что разбередили свербящую язву, как бы между делом поправила волосы, но прическа от того краше не стала.
- Диву даюсь - почему шараши язык тебе не отхватили по самый корень, - парировала она. - Помалкивал бы уж, а то неровен час будешь из дырки в заднице козий рог доставать, да приплясывать.
Ничто не меняется, горестно подумал Арэн, и не нашел ничего лучше, кроме как прикинуться слабым. Не тут-то было, чтоб прилечь внимание спорщиков, пришлось издать надрывный стон и закатить глаза.
- Погодите! - Окрикнул их голос.
Вся процессия замедлили шаг. Вперед них вышел молодой воин, с раздробленным носом.
- Чужестранцы, отец просит вас не брезговать гостеприимством его дома и погостить столько, сколько вам будет надобно. - Воин осмотрел купца и его носильщиков, как-то неуверенно дернул себя за косицу в бороде и кивнул Дюрану, мол, и тебя тоже касается. - Почтите наш дом и не побрезгуйте гостеприимством.
Миэ с Рашем переглянулись, молчаливо пришли к согласию, но слово за всех взяла волшебница. Она вежливо поблагодарила северянина, речь ее сделалась сладкой, будто не она вовсе только что поносила карманника почем зря. Когда закончила, молодой воин покраснел, даже бритая голова сделалась темно- розовой.
После всех слов, северянин, - Раш шепнул на ухо, что звали его Фьёрн, и в гости их пригласил Берн, - повел их за собой. Они снова вернулись в порт. Немного западнее от того места, где толпа была гуще всего, собрались конные воиы, все с отметинами белой медвежьей лапы на начищенных нагрудниках. Тут же нашелся паланкин, куда Арэна и усадили, несмотря на яростный протест дасирийца. Пока процессия стояла на месте, дасириец не стал закрывать полог и рассматривал, что происходит вокруг.
Самого Берна Арэн не видел, сопровождать их взялся его сын. Северянин предложил лошадей Миэ и Рашу.
Тут их и нашла Хани. Она сидела верхом на рогатой кобылке, той самой, которая шла вместе с нею в бой. Арэн заметил, что меховая сума как и прежде, покоится между бедер северянки.
- Тут мы с вами попрощаемся, - сказала девушка. Голос ее показался Арэну тяжким, будто Хани прощалась навсегда. - Я отправляюсь в Белый шпиль, а после еще нужно провести обряд над телом шамаи.
- В последний раз что ли видимся? - Раш выглядел настороженным.
Хани молча кивнула. Арэну не хотелось отпускать ее вот так, даже толком не поговорив, но что он мог сказать?
- Твои письма, Арэн из рода Шаам, возвращаю их целыми. - Хани протянула ему тубы, и Арэн в очередной раз поблагодарил ее. - Пусть Снежный бережет вас всех, чужестранцы, - вслед ха этим продолжила северянка, шепнула на своей речи слова благословения и развернула лошадь. Арэн долго глядел в след северянке и мысленно попросил богов присматривать за ней.
Вскоре процессия выдвинулась вперед.
Путь неторопливо спорился. Носилки под крытым пологом мерно раскачивались, напоминая о давешнем морском путешествии и предательски убаюкивая. Еще снаружи Арэн заметил, что на Севере носилки носили не рабы, как было принято в Дасирии или Рхеле. Здесь его чудны́м образом прикрепляли к бокам двух крепких коротконогих лошадок.
Арэну казалось, что они едут уже достаточно долго, когда полог паланкина отодвинулся и в открывшемся просвете мелькнуло лицо Бьёри. Он чудаковато улыбалась, будто вот-вот готова была выдать новую порцию слез.
- Господин мой, как твои раны? - Спросила она потихоньку, будто боялась прогневить кого-то своей заботой.
Дасириец улыбнулся в ответ. Покачивание разморило его, сделало мир перед глазами размытым, точно он глядел на него через мокрое окно. Сейчас Бьёри выглядела как никогда прежде маленькой. Арэн вдруг устыдился, что лег с ней, и что теперь, по его милости, этот ребенок будет носить тяжелое чрево с ребенком. Выносит ли?
- Бьёри, сколько тебе минуло лет? - Спросил Арэн, совершенно не помня, спрашивал ли о том раньше.
Девушка смутилась, странно потупила взор, будто он захотел знать что-то дурное.
- Три полных кулака, господин, в третьем весеннем месяце добавится еще один.
Шестнадцать, про себя подсчитал Арэн, а вслух сказал:
- Я просил тебя не звать меня 'господином', милая Бьёри.
Она еще больше вжала голову в плечи и, чтоб еще больше не пугать и расстраивать северянку, Арэн увел разговор.
- Хорошо ли ты себя чувствуешь? - Он помнил как подчас тяжко переносили беременность жены отца и его сестры. Некоторые почти не вставали с постели. И все они были много старше Бьёри. В Дасирии династические и 'полезные' браки совершались без оглядки на возраст, но считалось варварством обрюхатить девку раньше, чем той минет семнадцать лет. А северянка, хоть и была не мелкого роста, еще не созрела для материнства. По Дасирийским меркам, напомнил себе Арэн, ща в том слабое утешение собственному поступку. Тогда он поддался на ее уговоры почти не сомневаясь, что одному их них не суждено выжить. Им двигал страх, отчаянное желание во что бы то ни стало найти тепла и ласки, зачерпнуть немного любви, оставить наследника, если самого настигнет смерть.
Зачем-то вспомнилась молодая жена Варая - девчонка с огромным животом. Камни взяли ее вместе с не рожденным ребенком.
- Хорошо, господин. - Увидав, что он неодобрительно хмурится, тут же поправила себя, назвав по имени.
Она хотела еще что-то сказать, но не успела - Миэ окрикнула ее и девушка спешно бросила полог.
Шиалистан
Они были красотками. Обе - стройные, с кожей цвета миндальной карамели, и глазами, собравшими всю зелень первой листвы. Похожие друг на друга, как две капли воды. Прекрасные рабыни родом с обласканного солнцем Иджала, подарок дасирийского советника, лояльного к Шиалистану с самого первого дня.
Регент не смог устоять, так прекрасны были девушки. А еще они оказались полностью податливыми всяким его желаниям. Сперва, Шиалистан дал им ублажать себя. Рабыни знали толк в ласках, в чем он вскорости убедился. Несколько раз его семя изливалось в них, прежде чем силы покинули регента. Тогда он велел подать ему охлажденного вина их белого таремского винограда, устроился в кресле, обернувшись шелковым покрывалом и, смакуя тонкий букет, глядел, как девушки наслаждаются друг другом, раскинувшись под расшитым пологом его ложа. Разгорячившись взаимными ласками девушек, глядя, как их скользкие от пота тела сливаются, принимая самые развратные позы, Шиалистан снова дошел до пика и взял сперва одну, а потом и вторую.
И тогда уж силы покинули его, отдав во власть сну.
Рхелец не знал, сколько спал. Растревоженный шорохом, сперва даже не стал открывать глаз. Наверное, рабыни решили потихоньку убраться из господской спальни, сквозь сон решил Шиалистан, и потянул на себя одеяло, пряча озябшие плечи. И отчего вдруг сделалось так холодно?
- Раз уж встали, - буркнул он, не отнимая головы от подушки, - так разведите огонь в жаровне. Здесь будто зима осталась переночевать, Окоченел весь.
