- Простой люд меня любит, - сказал регент первое, что пришло в голову, и тут же пожалел о брошенных словах.
- Думаешь, твоя бравада еще сильна в их памяти? Они напуганы, их дети заболевают с рассветом, а к закату умирают в страшных муках. Покойникам никто не отдает последнего уважения, кости мертвяков глодают собаки. Шиалистан, скажи мне, давно ли ты выбирался из своей норы? - Раван не дожидался ответа, и речи его становились все жарче. - А мне хватило наглядеться, пока я ехал от ворот до императорского замка. Моим людям пришлось заколоть десяток потерянных умом горожан, прежде чем им охота отпала отвоевывать у нас лошадей. Видел ты когда-нибудь собак, таких толстых, что они падают на задние ноги под тяжестью своих раздутых животов? Знаешь ты, с чего они жиреют, Шиалистан?
Рхелец желала знать ответов, отчаянно мечтая только об одном: пусть дед встанет с золотого трона, пусть больше никто и никогда не садиться в него, потому что этот трон предназначен лишь одному человек - ему, Шиалистану, рожденному править Дасирийской империей. Шиалистан не мог думать ни о чем, пока золотой трон не был пуст. И это сводило регента с ума.
- Откуда мне знать, - сказал он, рассеянно потирая ладони. В них отчего-то появился надоедливый зуд, от которого тело сводило судорогами. 'Может, я уже болен?' - подумалось регенту.
Дед порывисто поднялся. Как для человека таких многих лет, он двигался быстро, и даже больные ноги не помешали ему настигнуть регента прытко, будто кошка мышь. Сухие пальцы больно вцепились Шиалистану в плечи.
- Эти псы откормились на человеческом мясе, на тех покойниках, которых с улиц прибрать некому. Они глодают их кости и после сами же дохнут. А их пожирают другие. Как думаешь, много ли народа пойдет за правителем, который не смог порядков навести, когда беда пришла? Есть в Иштаре хоть одна живая душа, которая бы тебя слушалась?
- Ты мне сейчас плечо вывихнешь, - дернулся Шиалистан.
Дед криво усмехнулся и угостил его затрещиной. Удар пришелся таким сильным, что Шиалистан потерял равновесие, попятился, широко размахивая руками, но все же не устоял на ногах и упал. Прямо в колени разгневанному родичу. Голова мигом загудела, вторя звукам набата, которые приносил ветер.
- Слизняк, - выругался Раван.
Шиалистану показалось, что тот готов плюнуть на него, чтобы окончено раздавить, но его опасения не оправдались. Вместо этого дед ухватил его за шиворот и поставил на ноги, легко, будто тряпичную куклу. На губах Равана проступила розовая от крови слюна. Он выплюнул ее на пол, дав Шиалистану короткую передышку. Регент пошевелил челюстью, и чуть не взвыл от боли; только страх получить еще один удар удержал его от крика. Когда Раван заговорил снова, его голос стал хриплым и низким. По спине регента поползла паника, щекоча его под ребрами шипастым хвостом.
- Никто из горожан не потянет за тобой руку, внучок. - Старик неспроста выбрал ласковое словцо. Интонация, с которой он его произнес, была такой же гадкой, как и засохший плевок на сапоге Шиалистана. - Чтобы они поверили в тебя, потребуется чудо, истинное, о котором не позабудут и через сотни лет. Думаешь, мы, дасирийцы, просто так с кровью Гирама носимся? Нет, мой бестолковый внук, всякий нищий в Дасирийской империи скажет тебе, что только наследник Гирама великого достоин, сидеть на троне. Даже если он будет таким, как садист Тирпалиас или полоумный Нимлис. Потому что мы верим, что кто-то из тех, в ком осталась кровь нашего великого императора, способен сотворить чудо не меньшее, чем его давно умерший предок. А ты, вместо того, чтоб голову ломать, как бы половчее на том сыграть, только зад на троне греешь. Государство тебе надобно или золотой табурет?
Раван отпустил его, и поспехом спрятал руки за спину. Но Шиалистан успел рассмотреть его трясущиеся пальцы. Старость давно настигла его, подумал регент, потирая челюсть, но он храбрится из последних сил. Хватается за всякую возможность, чтоб доказать, что жизнь слишком рано состарила его.
- И какое чудо ты предлагаешь совершить мне? - спросил регент, переходя на примирительный тон. В конце концов, старик приехал помочь, и у него есть воины. Ради стоящего совета и семи тысяч мечей, Шиалистан был готов стерпеть не один десяток затрещин. - Я бы и рад избавить страну от поветрия, да только не знаю, где раздобыть лекарские снадобья.
- Оставь дела богов - богам. Твое дело разобраться с Шаамом. Пока не поздно, нужно собрать совет, всех, кто еще в состоянии ходить своими ногами. Пусть придут все, до самого замызганного советника. Расшевели их, выкури из нор. Не за то они нажирали себе животы, чтобы теперь от долга отмахиваться. Раз так своей девке доверяешь, пусть она этим и займется, нечего за тобой хвостом ходить.
- Живии мне жизнь спасла, - упрямился Шиалистан. - кроме нее я никого к себе не подпущу, уж тем более - охранять мой сон. Знаешь, сколько есть охочих мне горло перерезать? - Говоря это регент вспомнил двух мертвых иджальских рабынь, и их стеклянные глаза.
- Не было еще такого, чтобы дасирийский император не умел в руках меч держать. Полоумный Нимлис - и тот рубился так, что щепки летели. А ты, если хочешь покорить этот народ, должен быть вдвое ловчее всех бывших императоров, потому что с тебя и спрос больше. Я сам буду учить тебя, - сжалившись, добавил Раван.
Шиалистану не нравилась идея днями напролет упражняться бою на мечах, но он не смел спорить. В роду Амадов не все мужчины обучались такой премудрости. Его дядя Ракел прославился как стратег и отменный мечник, а вот его брат Ила - отец Шиалистана - посвятил свою жизнь стихам и песням. Регент почти не помнил его голоса, и лицо бы позабыл, если бы не встречал на гравюрах, но во всех воспоминаниях, спутницей Илы была лютня. Ракел любил говорить, что руками Шиаслистан пошел в отца. Вот только боги обделили сына и музыкальным чутьем, и сладким голосом.
До сегодняшнего дня рхелец верил, что острый ум - оружие не менее опасное, чем меч, но деду удалось пошатнуть его уверенность.
- Зачем совет-то собирать?
- Нужно объявить Шаама предателем и изменником. А земли Шаамов отдать трофеем тому, кто отчекрыжит Смату головенку и принесет тебе. И чем раньше ты так сделаешь, тем лучше.
- А земли его сына?
- С ними так же поступить, - кивнул Раван. - Всех Шаамов нужно изничтожить. Гирам поступил бы так же.
'Но я не Гирам!' - хотелось закричать Шиалистану. План деда пришелся ему по душе, но регенту не хотелось марать руки кровью. Одно дело - подсыпать порошок, и совсем иное - пускать в дело меч. Регент презирал все дасирийские обычаи, и жажда битвы в их крови не вызывала в нем ничего, кроме отвращения. Ракел обещал помочь разрушить их старые взгляды, и насадить новые, рхельские. Но только прежде Шиалистану следовало стать законным императором.
- Дасирийцы теперь слабы и беспомощны, - продолжал дед. - Они с легкостью повернут против тебя, но с легкостью же и последуют за тем, кто покажет им силу. И даст надежду.
- По-твоему, обвинив одного из них в предательстве, я получу их расположение? - Шиалистан позволил себе нервный смешок.
- Ты покажешь им силу.
- Даже если так - что я мог сделать против Шаама? У него в два раза больше воинов.
- А у тебя будут обозленные крестьяне, - парировал Раван. - Не стоит пренебрегать простолюдинами. Самый страшный зверь тот, которого спустили с цепи. Впрочем, об этом тебе бы лучше еще раз расспросить Ракела - кажется, династию Амадов к власти привели крестьяне?
Шиалистан не стал спорить. Дед тут же заявил, что проголодался с дороги и его старым костям нужен покой и теплый очаг. Шиалистан, получив передышку, отдал распоряжения Черной деве. Она покорно выслушала его приказы и молча покинула регента, даже не потрудившись спросить, действительно ли господин желает, чтобы она перестала охранять его покой. Сперва регент разозлился на ту легкость, с которой Живии оставила его, а потом мысленно поблагодарил Черную деву. Что бы он ответил на ее вопросы? Соврал бы, сказав, что больше не нуждается в ее защите, или сказал бы правду? Оба варианта унижали его.
Вернувшись в комнату, Шиалистан достал ониксовый 'глаз'. К удивлению регента, дядя ответил почти сразу, стоило его позвать. В темной маслянистой поверхности его лицо казалось расплывчатым, но даже это не смягчило жесткого выражения в глазах рхельского царя.
