умолкнув.
- Покорись, - прошипел отец Раша. - У тебя нет иного пути, только один, но за который всякий из нас положил бы голову без раздумий.
- Где Раш? - Хани не слушала его. Главное - бежать. Кончики пальцев зачесались от притока чар.
- Его нет больше, - промямлил молодой. Он боялся, запах страха стоял такой, что его можно было нашинковать ножом. Но, несмотря на боязнь, румиец выглядел довольным, когда произнес это.
'Как нет? Больше нет?' Девушка собрала магию в кулак. Она видела все темные источники - так много, что магию можно было черпать не переставая. Хани зачерпнула, глубоко, чувствуя, как магия загорелась в ее теле, словно рассветное пламя.
- Скажи мне, где Раш, - выбивая каждое слово, потребовала она.
Что-то отразилось на лице Сарфа, неуловимое и настораживающее. Хани развернулась, наугад швырнула сгусток, что шипел в ее ладони. Темное облако накинулось на странных мохнатых тварей. Времени рассмотреть их внимательнее не было. Мохнатые свалились замертво. Те, что стояли за ними, словно заговоренные, заняли место павших. Краем глаза Хани заметила еще несколько десятков таких же - они обступали ее кольцом, а румийцы тем временем, пытались прочесть какое-то заклинание. Над их головами сгущался черный туман.
В груди Хани кольнуло. Сперва не сильно, словно кто пощекотал. Но укол повторился, принес боль. Девушка чувствовала в себе Шараяну - темная сущность пойманная в клетку из ребер. И теперь эта сущность стремилась освободиться. Чем громче колдовали румийцы, тем невыносимее становилась боль. Темная внутри шипела и рвалась на свободу.
Раш. Что значить - его нет? Мысли метались в голове, мешали сосредоточиться. Девушка ухватила новый сгусток, выждала мгновение, пока он окрепнет - и послала румийцам. Молодой успел разгадать ее замысел и прикрыл себя и Сарфа прозрачной упругой шапкой, которую сотворил тут же, на ходу. Сгусток повстречался с ней, зашипел и стек на пол. Но это дало Хани время - мужчины, отвлеченные от колдовства, сбились, и начали плести чары заново. Девушка знала, что второго шанса не представиться. Она попятилась к выходу, не обращая внимания на вновь родившуюся боль. Нужно время, чтобы она окрепла и стала настолько невыносимой, чтобы сбить Хани с толку. Девушка зачерпнула снова, теперь обеими ладонями, после соединила их... и развела в стороны, вытягивая тьму, будто лапшу. Она мигом затвердела, сделалась гладкой, деревянной, обернулась копьями. Хани не знала, что за волшебство оказалось в ее руках, и как ним распоряжаться, но, стоило захотеть - тьма сама обретала нужные формы.
Копья полетели в мохнатых верзил, сразили нескольких и в их плотном строю образовалась брешь. Девушка нырнула в нее, отвела от себя руки, что пытались схватить ее за волосы. В этот раз магия прилипла к телу обидчика и буквально прожгла его насквозь.
Хани бежала дальше. В коридоре убила еще нескольких, остальным хватило ума спрятаться. Когда наперерез вышли те самые 'тени', девушка снова преобразила тьму, придав ей форму хлыста. Змеистая кожаная плеть хлестала без промаха, каждым ударом разрывая сумеречные фигуры на куски. Хани слышала их крики, так похожие на людские.
'Где его искать?' - подумала она за следующим поворотом. Начался переполох. Люди разбегались в стороны, только завидев ее. Некоторые, напротив, падали на колени и приветствовали криками: 'Темная мать! Наша Темная мать!' Хани видела, что руки ее пошли черными венами, будто кровь в теле сделалась отравой. Пальцы вытянулись, сделались крючковатыми. А в груди все так же отчаянно трепыхалась Шараяна. Хани будто слышала мысли богини, хоть и не понимала языка, которым та думала. Странная речь, и близко не похожая на язык румийцев, и так же не похожая на язык Серединных земель. Глухой скрежет - вот на что он более всего походил.
Шараяна ... боялась? Хани не была уверена, что правильно угадала ее мысли, но чувства не подвели. Когда наперерез вышло сразу несколько четырехруких созданий, вооруженных точно такими же мечами, который был у Раша, именно Шараяна велела Хани защищаться. 'Берегись!' - предупредил ее безмолвный крик.
И Хани поняла. Богиня, заключенная в тело смертной - тоже смертна. И она боится, что век ее бессмертия кончится прямо сейчас. Стоило знанию открыться, Шараяна взбесилась сильнее прежнего.
'Скажи мне, где он, или я убью нас обоих!' - мысленно приказала ей Хани. И, чтобы показать, что никаких договоров не будет, подхватила из рук только-что убитого четырехрукого меч. Уперла клинок рукоятью в пол, а острие придвинула к груди. С другого конца коридора уже спешили румийцы: их сбитые от долгого бега голоса начали чародейство в третий раз.
'Говори!' - приказала Хани, навалившись на острый край меча. Кожа лопнула под оточенной кромкой, кровь, согревая, устремилась к животу.
Шараяна зашипела, но Хани навалилась еще больше. Железо вошло под кожу, но боли она не почувствовала.
Коридор, в котором стояла Хани, зашатался, воздух стал липким, точно мед. Он пробрался в ноздри и горло, не давая дышать. Девушка решила, что румийцы закончили свое волшебство, и богиня нашла путь освобождения. Но стены расплылись, будто их и не было, пол растворился - и Хани оказалась в комнате, раззолоченной солнечными лучами. Стены и пол были выложены разной формы плитами, в центре вытянулся каменный стол, а на нем - беспомощное человеческое тело.
Девушка отбросила меч, и подошла к столу, шатаясь, будто осина на ветру. Ноги подвели ее - Хани поскользнулась, упала и боль в груди словно родилась заново. Стоило больших усилий, чтобы снова подняться. Тело не слушалось.
Когда Хани добралась до стола, в ноздри ударил странный приторный запах, сладкий до одури. От него кружилась голова. Чтобы удержаться на ногах, девушке пришлось обеими руками ухватиться за каменную столешницу. На ней, свесив одну руку, лежал Раш. Его широко распахнутые глаза смотрели в потолок, губы приоткрыл безмолвный шепот.
- Раш... - Хани наклонилась к нему, боясь, что он слишком слаб, чтобы говорить в полный голос. Счастье от того, что тот, кого она на мгновение посчитала мертвым - жив, захлестывало. - Раш, вставай, нужно уходить.
Румиец не пошевелился, и взгляд его ни на мгновение не оторвался от потолка. Хани взяла ладонь Раша, но так оказалась холодной.
- Пожалуйста, Раш,- взмолилась девушка. Страдания, которые причиняла Шараяна, оказались вдесятеро слабее тех, что свалились теперь. - Раш, что с тобой?
Он молчал - ни мертвый, но и ни живой. Девушка снова и снова звала его, гладила по щекам, целовала. Она знала, что ничего не изменится, но пробовала, чтобы насытить надежду.
И что теперь? Хани слышала шаги - румийцы были еще далеко, но девушка знала, что они явятся сюда. Где еще ее искать, как не у тела того, с кем прибыла на Румос? Девушка осмотрелась, ища помощи голых стен - их бледные лица с желтыми окнами-глазами, оставались безразличными. Взгляд опустился на пол, наткнулся на меч. Острие подмигнуло алой каплей на кончике, предлагая решить одним махом все проблемы. 'Чего ты медлишь? - будто бы говорило оно. - Я знаю выход. Шаряна, мука, жизнь, в которой тебе с самого рождения не нашлось закутка... Я сделаю так, что все это сгинет. Гартис заждался. Подумай - ты ведь можешь избавить Эзершат от темной богини...'
Хани колебалась, но голос нашептывал сладко, будто матерь, которой она никогда не знала.
'Не делай этого! - забилась внутри Шараяна. - Я спасу его!'
'Я тебе не верю, - мысленно ответила Хани. - Была в твоих словах хоть соринка правды, когда ты нашептывала о спасении? Не было, - ответила за нее. - Как я могу верить тебе снова?'
'Я хочу жить!' - взвизгнула богиня, и заскребла по ребрам с новой силой.
Странно, но в этот раз Хани почти не почувствовала боли, будто тело ее медленно умирало вслед за Рашем.
'Что мне проку обманывать тебя теперь, когда ты чуть что станешь себе глотку резать, а? - увещала Шараяна. - Мне от тебя мертвой проку мало. Умираешь ты - и мне конец'.
Говорила она убедительно. Девушка оглянулась на живого 'мертвого' румийца, вспоминая слово, которым он ее называл, вспоминая... все.
