их семейные дрязги, но теперь эти надежды умерли вместе с Фирандом. Заколотым в своей постели? Как такое может быть? Замок на Пике неприступен почти так же, как сам Тарем! Волшебница посмотрела на таремку: держится ровно, выглядит усталой, глаза опухли и темные круги то ли от слез, то ли от бессонной ночи не скрыть даже белилами.
- Кто убийца?
- Поймали его?
- Как проник в замок?
Вопросы сыпались на таремку, но она молчала, не отвечая ни на один. Когда, наконец, первый переполох поутих, Катарина снова попросила внимания. Миэ не могла не заметить, как уверенно она держится, не просит права говорить. По порядкам Тарема, право магнатов передавалось по наследству, вплоть до самого последнего в роду, либо прерывалось раньше, если Совет девяти решал лишить кого-то из лордов право называться 'магнатом' и быть членом совета. Катарина, как вторая по старшинству, после Фиранда, имела все права занять место брата в Совете. Вот только за всю сторию существования Тарема, никогда не случалось такого, чтобы магнатом становилась женщина, тем более - Первым магнатом Совета. Но Катарина, по всему видать, не паотакать обсуждениям, отчего она, женщина, заняла место брата.
- Фиранд был убит подло, во сне. Ему перерезали горло, будто свинье. Вся стража, что той ночью встала в дозор замка, уже допрашивается с особым пристрастием и после будет обезглавлена. Я знаю, что проникнуть в Замок на Пике мог только кто-то из этих ублюдков - хасисинов Послесвета. Но они лишь исполняют чью-то волю. Над телом брата я поклялась всеми богами Эзершата найти убийцу и подарить ему все мучения этого мира и царства мертвых!
Последние слова Катарины звучали высоко, будто таремка израсходовала на них весь запас злости и отчаяния. И все же Миэ не спешила верить ей. Кто мог хотеть убить Фиранда? Стоило волшебнице задуматься над этим, как тот же вопрос задал ее отец. Миэ мысленно похулила его бранью - уж кому, как ни самому Эйрату, была выгодна смерть Фиранда, чьей 'доброй волей' он стоял на грани разорения.
Все взгляды обратились к Эйрату.
- У брата было много недоброжелателей, - уклончиво ответила Катарина. - Всем известно, что он был слишком справедлив и честен, чтобы не нажить себе недругов, даже... - тут она недвусмысленно уставилась на лорда Эйрата. - ... даже среди тех, кто делил его тяжкую ношу.
- Если что-то знаешь, Катарина - говори, нечего тянуть, - пробасил Второй магнат, самый старый из собравшихся.
Миэ напряглась, чувствуя, что правда Катарины Ластрик выйдет им с отцом боком. И не ошиблась.
- Сегодня Совет девяти собрался, чтобы решить с несправедливостью, которую мой невинно убитый брат поставил ввину перед Четвертым магнатом. Фиранд хотел решить этот вопрос как можно скорее - на прошлом совете вы все были тому свидетелями. Каждый из вас, магнаты, знает, как велика была нетерпимость моего брата к тем, кто пострадал зазря. Но лорд-магнат Эйрат прислал письмо, где потребовал личной встречи со своим братом, а так же настаивал, что Совет девяти не имеет права вмешиваться в дела его семьи.
Волшебница даже привстала, удивившись наглости, с которой Катарина так запросто перекрутила содержание письма, которое ее отец отправил лорду Ластрику. Миэ знала его строка в строку, потому что извела не один пергамент и десяток перьев, прежде чем написала достаточно лояльное, но настойчивое прошение. Отцу оставалось лишь подписаться под ним. Волшебница могла голову положить, что ни одно слово в письме не несло того умысла, в который его облачила Катарина. Смирение и кротость, призывы к мудрости и бесконечные просьбы дать право отстоять себя лицом к лицу с обидчиком. Но леди Ластрик отчего-то, перевернула все с ног на голову. И Миэ с ужасом понимала, почему.
- Ты лжешь, Катарина! - взбеленился отец. Он порывисто вскочил с места, грохнул по столу, опрокинув кубок с вишневой настойкой, и алая жидкость растеклась по столешнице, будто кровь.
'Молчи, отец, ради богов Эзершата, ради собственной головы и семьи - молчи!' - мысленно взывала к нему Миэ. Но в гневе лорд Эйрат становился глух ко всему.
Магнаты дружно загалдели: несколько поддержали Эйрата, остальные же взяли сторону Катарины и ратовали за то, чтобы дать таремке закончить, а уж после пусть Эйрат держит ответ. Миэ понимала, что если Катарина выльет на отца всю - очевидно, заранее приготовленную - ложь, то у лорда Эйрата не останется и тех нескольких союзников, которые взяли его сторону мгновение назад. Но чем больше отец станет противиться ей, тем сильнее увязнет в болоте Катариновой лжи.
- Покажи то письмо, Катарина, прежде чем огульно обвинять меня! - потребовал Эйрат.
- Письмо порвал Фиранд, - спокойная, как гора, ответила таремка. - Он был в гневе от такой дерзости - ничто не злило его сильнее, чем людская наглость. У меня остались только клочки, вот, - Катарина швырнула их на стол, как хозяин бросает кости голодной собаке.
Магнаты тут же пустили их по кругу. Когда несколько клочков оказались в руках Эйрата, он недоуменно повертел их в руках и оглянулся на Миэ. 'Прошу, скажи, что это подделка', - про себя прошептала волшебница, но лицо отца утверждало обратное.
- Это письмо под мою диктовку писала дочь, - подтвердил таремский лорд. - Но как можно понять смысл по нескольким клочкам? Это все равно, что пытаться рассмотреть океан через горный хребет.
- Неужели вам, магнаты Совета, недостаточно моего слова? - тут же встряла Катарина. Ее речами можно было искры высекать, такими горячими и твердыми они стали. Таремка перешла в наступление. - Разве род Ластриков хоть когда возводил напраслину? Разве не мой покойный Фиранд всегда судил вас по справедливости и велению ума, но не сердца?
- Ты обвиняешь меня, Катарина? - так же резко спросил лорд Эйрат.
Миэ прикрыла глаза, беспомощно ругая родителя за несдержанность. Ему бы умолкнуть, стать холодным камнем, которому дела нет до того, что твориться вокруг, сохранять ясность ума и трезвый расчет над каждым словом. Но, вместо этого, отец сорвался с цепи и голов кусать всех и каждого, кто станет ему поперек дороги. Еще немного - и он растеряет и тех нескольких союзников в Совете, которые не спешат винить его в смерти Фиранда.
- Я лишь говорю о выгодах, - ответила на слова Эйрата Катарина. - Тебе, Четвертый магнат, смерть моего брата сулила как нельзя больше выгоды. Если бы не твое прошение отложить принятие решения - Фиранд бы давно лишил тебя того, что ты много лет назад незаконно присвоил. Разве не странно, что накануне заседания Совета девяти, где должна была решиться твоя судьба, мой брат хладнокровно и подло убит?
- Катарина, умом ты что ли ослабела?! - Эйрат скомкал клочки письма и швырнул ими в таремку, но пергаменты, пролетев меньше трети пути, упали на стол. - Эдак можно каждого обвинить в любом злодеянии, было бы желание. Да, я просил Фиранда отложить собрание Совета, но только с целью раздобыть старые архивы моего рода и прочие документы, на которые мог бы опираться, доказывая уважаемым магнатам, что человек, который выдает себя за моего давно умершего брата - лжец! Теперь при мне есть необходимые бумаги и я готов отстаивать свою невиновность. Что за выгода мне чинить зло Фиранду, которого я всегда уважал, перед мудростью которого преклонялся, как и все мы.
- Я слыхал иное... - прочистив горло кашлем, сказал восьмой магнат совета - тот самый толстяк Пантак, который пытался породниться с Эйратами женитьбой детей. Он был короток, словно гриб, плешив и толст, с несуразно мелкой головой.
- Рот бы ты прикрыл, хряк-недомерок, - чуть не плюнул в него отец, но коротышка смотрел только на Катарину, всем видом показывая - слушать он станет только ее.
- Гляди, как бы я тебе рот не прикрыла, да так, что язык проглотишь, - с угрожающим спокойствием ответила Катарина. - Не забывай, что ты говоришь с Первой леди-магнат Тарема!
Вот оно. Миэ ни мгновения не сомневалась - Катарина нарочно выжидала момент, чтобы заявить о своем новом статусе. Сейчас, когда слова пришлись к месту, таремские магнаты не посмеют ей перечить. Нет такого закона, который запретил Катарине сидеть на месте умершего брата, и она заняла его безоговорочно, ни колеблясь. Тот, кто скажет слово против - накличет на себя гнев главы Совета девяти. Единственное, что могло бы противостоять ей - безоговорочный и единогласный союз оставшихся восьми магнатов. Скажи они, что не хотят видеть на месте Первого женщину, Катарине пришлось бы подчиниться или, нарушая законы, попытаться отстоять свое право; за такое, вероятно, Ластрики были бы низложены с
