- Он сказал, если я не приду - ты меня отхлестаешь, - пискнул Лаумер и бросился к Миэ, прячась в складках ее юбки.
Миэ спровадила Зарина на кухню, присмотреть за тем, как идут сборы. Маленький горбун тут же перестал прятаться, и с любопытством посмотрел на нее. Таремка могла спорить, что мальчик понимает, о чем пойдет разговор.
- Послушай, Лаумер, - ей пришлось присесть, чтобы быть с ним вровень. Боль снова дала о себе знать. - Нам придется уехать уиз Тарема, далеко.
- Зачем?
- Так велел твой отец и так будет лучше для всех нас. Отец сказал, что ты знаешь, где тайник, в котором спрятан рунный ключ. Он мне нужен.
- Знаю. - Мальчик вздернул подбородок, довольный, что ему уже второй раз выходит доказать свою полезность. - Отец велел никому не говорить.
- Мне можно. - Миэ придала своему голосу уверенности. - Скоро сюда придут очень плохие люди, и если мы не уйдем, они заберут тебя, и меня, и остальных в очень плохое место.
- В темницу? - Лаумер стащил шутовской колпак и принялся перебирать пальцами бубенцы.
- В темницу, - признала Миэ. - Ты же не хочешь, чтобы так случилось?
- Пойдем, - горбун поманил ее рукой.
Тайник оказался в его комнате. Никто из детей не хотел делить комнату с уродцем, а значит, некому было и обнаружить тайник. Он был спрятан в углу, за сундуком, в котором Лаумер хранил игрушки. Горбун деловито нажал на нужные руны, и заслон растворился, показывая небольшое углубление в камне. Миэ быстро забрала ключ и помогла Лаумеру собрать вещи. Впопыхах мальчик несколько раз упал, но тут же вставал, отряхивал коленки и совал в вещевой мешок какие-то свои мелочи. Среди его 'сокровищ' Миэ заметила несколько круглых спилов с можжевеловых веток. Таремка не знала, зачем бы они ему понадобились - такие, только втрое больше размером, обычно приспосабливали под горячие кастрюли. Но мальчик всем видом дал понять, что их-то он непременно возьмет с собой, и, чтобы доказать серьезность намерений, выбросил несколько сорочек. Миэ, хоть и была против, не решилась спорить.
На заднем дворе детвора гоняла голубей и кур. Няньки причитали, заливались слезами, и даже толстые щеки Зарина впали, делая его похожим на скисшую грушу. Миэ послала Томма к Родгеру, а сама тем временем помогла взобраться Лаумеру в седло. Его ноги были слишком коротки, и только очутившись на лошади, горбун отважился сказать, что прежде ездил верхом всего раз или два. Немудрено - мало того, что он были слишком мал для такой науки, так еще и горб мешал сохранить равновесие. Таремке ничего не оставалось кроме как сесть в седло позади него. Из-за его выпуклой спины поездка обещала превратиться в муку, но Миэ понимала - никто не займет ее место. Томм вернулся со склянками, держа их бережно, будто великое сокровище. Миэ завернула кислоту в овечью шкуру: скачка предстояла нешуточная, и если склянки разобьются, кислота мигом проест и кожу, и кости, и все, до чего дотянуться ее жидкие щупальца. Лара взяла себе на лошадь свою рыжую дочку, Томм - двух остальных малышей. Те возились, словно разыгравшиеся котята, и Томму пришлось оттаскать их за уши, чтобы присмирить.
Миэ не хотела долгих прощаний. Каким-то внутренним чутьем знала, что видит стены родного дома в последний раз. Даже если Родгер не успеет - мысли о пылающем доме обдали холодом, - хозяином станет Шале. Таремка чувствовала, что отец предпочел бы видеть свой дом сгоревшим до камня, чем в руках ненавистного брата.
- А куда мы едем? - спросил Лаумер спустя несколько часов скачки.
Дорога петляла землями Эйратов, вилась между полями, пряталась в дубравы и снова выныривала на обочине свежевспаханных земель. Миэ то и дело чудился топот копыт погони, но в спину их догонял только пыльный ветер. Таремка не разрешала себе верить, что Катарина сжалилась. После подслушанного разговора, волшебница знала, что леди Ластрик с самого начала обставила все так, чтобы никто из Эйратов не выжил. Из-за чего? Уставшая голова отказывалась находить связь между бедами Эратов и потерянной Сиранной. Но очевидно было одно - не измена отца побудила Катарину учинить жестокую расправу.
- Куда? - повторил вопрос маленький горбун и беспокойно в седле.
Куда? Миэ знала только одно место, где бы нашелся приют для нее и всего выводка ее родни. Никто в Тареме не возьмет под крышу своего дома детей опального лорда-магната, каждого остановит страх прогневить Катарину. Но для одного дасирийца угрозы леди Ластрик вряд ли значили больше, чем сор под ногами. Вот только жив ли он, Миэ не знала. Ехать в дасирийские земли теперь, все равно, что совать голову в полымя и верить, что рожа останется цела. Миэ сглотнула, краем уха услыхав веселый щебет рыжей малышки, и ласковый шепот Лары ей на ухо. Сколькими придется пожертвовать ради крыши над головой? Всеми или никем? Боги не настолько милостивы, даже Амейлин отвернулась от нее.
- К одному славному воину, - сказала Миэ, всеми силами изображая радость. - Он силен как бык, и ловок, словно сокол. Если будешь мужественным, похлопочу, чтобы потренировал тебя с мечом.
- И меня! - отозвался Томм, и паренек тут же покраснел, устыдившись своей наглости.
- И за тебя похлопочу, - соврала Таремка.
'Только бы ты был жив, Арэн из Шаам'
Катарина
Комната Фиранда по-прежнему хранила запах своего хозяина. С того дня, как брата нашли мертвым в постели, Катарина не могла себя заставить зайти сюда, не позволила рабам сменить простыни и покрывало. Просто закрыла на замок, а ключ прицепила на цепочку, которую не снимала даже перед сном.
Но сегодня Катарина решилась, наконец, снова оказаться в покоях Фиранда. Многоликому не разрешила переступить порог Фирандовой комнаты. Мальчишка, впрочем, не расстроился, но замер по ту сторону порога, прислонившись к дверному косяку, всем видом показывая: Я не переступаю порог, как ты велела, но раз меня не гонят вовсе, то постою тут, неподалеку'. Таремке сделалось не по себе от одной мысли о том, что Многоликий войдет. Смутная тревога и суеверный страх заставляли ее быть решительнее, но вот только и мальчика переменился. Много раз леди Ластрик спрашивала себя, как получилось, что она позволила волку пробраться в хлев, и каждый раз ответом ей был образ раскромсанного горла брата.
- Уйди, - попросила Катарина, не поворачивая головы.
- Со мной тебе безопаснее, госпожа моя, - блеклым голосом возразил Многоликий.
'А кто меня защитит от тебя?' - мысленно ответила Катарина. Она прошла до окна, нарочно избегая смотреть на кровать. Время близилось к закату, сквозь зарешеченные окна в спальню едва проникал свет. В блеклом луче хороводили пылинки. Таремка прикрыла нос рукавом.
- Он умер сразу, как ты и просила, - сказал Многоликий. Говорил он громко, не страшась быть услышанным. В эту часть замка по приказу Катарины не смел ходить никто, под страхом быть обезглавленным. Слуги с урезанными языками, конечно, не смогли бы разболтать хозяйских секретов, но Катарина перестраховывалась. В последнее время она даже пищу принимала с опаской, а за завтраком так и вовсе отказалась от сочно зажаренного цыпленка только потому, что он слишком сильно пах пряными травами - вдруг, отравитель прячет за ароматом яд?
Несмотря на все предосторожности, Катарине не понравилась наглая бравада Многоликого. Неужели думает, что она настолько сильно боится быть разоблаченной в собственном доме? Катарина всегда была хозяйкой Замка на Пике, и даже ручной волк, вдруг начавший рычать на нее, не пугал леди Ластрик. Куда больше Катарина боялась обернуться, посмотреть на залитые кровью Фиранда простыни. Как будто от одного взгляда брат мог вернуться из мертвого царства.
- Надеюсь, ты не врешь. - Катарина повернулась на Многоликого. Отчего-то вся его поза напоминала изгиб кинжала, предупреждала - трогать не стоит, чтобы случайно не расстаться с жизнью.
- Братья Послесвета не смакуют убийства и не видят радости в страданиях. - Голос Многоликого сквозил отвращением. - Нас учат убивать так, чтоб жертва не мучилась перед тем, как спуститься к Гартису.
- Но ты любишь убивать. - Катарина с вызовом посмотрела на мальчишку. - И любишь смотреть на муки.
- Разве от того, что я нахожу наслаждение в том, что приносит тебе пользу, есть что-то дурное? Ты велишь мне снять шкуру со зверя, и я ее снимаю, аккуратно и ладно, чтобы не попортить мех. А как долго
