огне. Дасириец ненадолго задержался у места казни. Люди попятились от него в стороны, словно от прокаженного, а кто-то из воинов, учинивших расправу, негромко спросил разрешения пустить в горящего стрелу, чтобы закончить его муки.
- Нет, - отрезал дасириец. - Пусть чувствует, как его кожа тлеет и кровь закипает, пока не сдохнет. Никакой пощады тем, кто с детьми воюет.
Лагерь и личный шатер Арэна разбили недалеко от отвоеванной деревни. Дасириец не слишком верил, что крестьяне, что поддержали его, не взбунтуются снова, тем более после того, как нескольких их них, кто поднял руку на воинов Арэна, повесили в назидание остальным. Но и далеко от деревни никак не уйти - здесь можно было пополнить запасы еды и воды, и выпустить лошадей на выпас. Уже к вечеру все первотравье в округе было съедено, а деревья порубили на костры. Несмотря на середину весны, вечера и ночи оставались холодными; сегодняшнее небо, заволоченное раздобревшими тучами, обещало разродиться затяжным ливнем. Пока крестьяне стаскивали покойников в кучу, воины собирали припасы и соленья. Арэн догадывался, что такая мера придется селянам не по душе, но впереди лежали враждебные земли и замок Бараака, и если не запастись едой сейчас, после воины могут голодать. Дасириец рассчитывал взять замок штурмом, потому что долгая осада вернее всего, только обессилит войско. Поветрие, будь оно неладно, уже хозяйничало и в этой части дасирийской империи. За неделю военного похода, оно взяло столько же воинов, сколько Арэн потерял в боях. Оставалось чуть больше тысячи, пятая часть которых состояла из прибившихся к знамени Арэна крестьян. А у Бараака, если верить разговорам, было больше двух тысяч с отборными наемниками в купе, и десяток волшебников волшебников. Арэн вспомнил те времена, когда вместе с отцом стоял во главе императорского войска, чтобы отвоевать у Рхеля земли, которые раньше принадлежали дасирийцам. Иногда противовес сил был убийственно велик, и приходилось беречь даже отъявленных мерзавцев. Пусть они заслуживали погибели - нужно сохранять их никчемные жизни, лишь бы получить победу. Сейчас время будто вернулось вспять, и дасирийцу снова приходилось принимать под свое знамя всякое отребье, но дезертиров и предателей он предавал смерти. Драконоезд пришелся кстати.
В шатре Арэны стоял запах гари. Закопченная и черная жаровня полная свежей древесины, чадила внутренности шатра густым сизым дымом. Дасириец откинул полог, чтобы хоть как-то выветрить смрад. Тут-то Арэна и застал посыльный: мокрый от пота всадник, лохматый и грязный, словно ему приходилось переходить топи вплавь, тяжело дышал. Он кое-как скорчился в поклоне и протянул Арэну туб, запечатанный охранными глифами. Письмо было от Лаарга. Арэн вскрыл глифы печаткой с фамильным гербом. Капитан сообщал, что к стенам Замка всех ветров явились две таремки с оравой детей, и одна из женщин утверждает, что ее зовут Миэ, но отказывается назвать свое имя полностью. Так же таремка называет себя старинной подругой его, Арэна, и просит предоставить ей и ее спутникам убежище. До возвращения хозяина, госпожа Тэлия и госпожа Халит решили впустить таремцев в одну из хозяйственных пристроек, Лаарк же в свою очередь позаботился о том, чтобы их круглосуточно стерегли. Арэн попытался представить себе лицо Миэ, когда та поняла, что под арестом. Воображение услужливо подсунуло выразительную картинку, и дасириец не смог сдержать смех.
Странно, что волшебницы не захотела называть себя, подумал Арэн, садясь писать ответ. Времени разбираться с таремкой и причинами, что заставили ее покинуть тихий Тарем и прибежать в Дасирию, которую лихорадило поветрием, не было. Он быстро отписал, чтобы и ее, и всех, кто прибыл с ней, приняли, как желанных гостей. Один волшебник - хорошо, а уж если Миэ возьмется помогать Халит... Арэн свернул письмо, сунул его в туб, и позвал служителя, чтобы тот надежно запечатал послание. Миэ прибыла как нельзя вовремя, и дасириец собирался воспользоваться ее способностями.
- Господин, - в щель раскрытого полога сунулась голова одного из капитанов.
Арэн поманил его рукой, выискивая, чем можно промочить сухую глотку. Два бурдюка с вином валялись в углу, плоские, точно высохшие жабы, в третьем осталось немного светлого пива. Теплое, оно было отвратным на вкус. Дасириецзаставил себя сделать глоток. Капитан сглотнул и Арэн протянул ему бурдюк. Вояка мигом вдул все.
- Благодарю, господин.
- Что у тебя?
- Разведчики вернулись. Говорят, в нескольких милях от деревни нашли поселение тех оглашенных, которые за Первой пророчицей ходят. Наши видели свитые из веток клети и в них детворы немеряно. - Капитан подтер кровь из рассеченной губы. - Нужно их высвободить, господин. Она ведь их изувечит, стерва такая, или еще какое злодейство сделает.
Арэн тяжело вздохнул. Несколько дней назад они нашли овраг, полный мертвецов. Трупы были свежими, и вонь стояла нестерпимая. На покойниках пировали мухи и воронье. Неподалеку от того места солдаты нашли единственного живого - мужчину с раздробленными коленями. Он едва дышал. Служитель, что осмотрел бедолагу, лишь бессильно развел руками. Впрочем, человек не рвался жить. Он только стонал и плакал. Увидав людей, попросил напиться. Прежде чем отойти к Гартису, мужчина рассказал, что был с теми, кто следует за Пророчицей. По его словам выходило, что именно она заставила людей сперва удавить своих детей, а после - спуститься в ров и убить самих себя. Его 'пощадила', велев своим охранникам - по словам мужчины их было трое, все на одно лицо - разбить ему колени. 'Сказала, что когда на жертву придет поглядеть Первый бог, я буду тому свидетелем, и разнесу весть по всему миру, - рассказывал мужчина, едва дыша. - А чтобы я не убежал раньше времени, сделала такое. Первый бог тебя вылечит, сказала. Только никто не пришел. Будь она проклята! Черная отметина на ней, так и есть, иначе откуда столько злости может взяться в одном-то человеке?' Мужчина зашелся хрипом и умер, так и глядя куда-то в небеса, будто видел там лики богов.
Арэн и раньше слышал, как воины шепчутся между собой, вспоминают какую-то пророчицу, которая обещает благо всем, кто примет ее слово о Первом боге, пустит в сердце новую веру и отринет старых богов. На всякий случай Арэн приказал служителям несколько раз на дню ходить между воинов и напоминать им про богов. В смутное время даже те, кто крепок умом отчаивались, и доверялись шарлатанам. Но из того, что видел дасириец, пророчица была не просто обманщицей, но еще и садисткой. И, что донимало Арэна больше всего, имела над людьми какую-то непостижимую власть. Скорее всего, дело не обошлось без магии. А слова несчастного про то, что есть на ней темные отметины, засели в голове. Неужели еще одна румийка? Тогда понятно, откуда в ней такая сила людей на погибель десятками отправлять.
- Позови разведчиков, сам хочу с ними говорить.
Они явились вскоре. Рассказ их был короток. Пророчицу видели из-далека, и подтвердили, что вокруг нее всегда тройка здоровых лбов, в рост и вширь впору медведям. В лагере насчитали около трех десятков людей, и десяток детворы в клетках. Один из разведчиков скрипел зубами, вспоминая, как малышня просила есть, но рядом всегда оказывался кто-то из взрослых и стегал их плеткой, чтоб замолкли.
- Чем они там занимаются? Отчего стоят на одном месте?
- Камни отовсюду таскают, серебряные и золотые побрякушки, и железо всякое, какое найдут, - сказал один.
- И лес рубят, костры жгут под котлами, только запаха стряпни нет, - добавил второй. - И молот будто бы гремит.
Железо, дерево, костры. Молот.
- Плавят должно быть, - догадался дасириец. - Оружие или брони.
- Зачем мечи плавить и брони, господин? - Капитан покачал головой, прищелкнул языком.
- Затем, чтобы сделать из того железа что-то другое, - пояснил Арэн. - Оружие и доспехи им не нужны, не воюют они. Но железо на что-то надобно.
- Что делать-то, господин? - спросил капитан.
Арэн мысленно проклял свою злую судьбу. Сейчас каждый воин был на счету, нечего и думать, чтобы рисковать жизнями почем зря. А с другой стороны - кто знает, подарит ли Леди Удача еще один шанс расправиться с пророчицей-убийцей. Может, именно ему по судьбе убить ее сейчас, и избавить дасирийские земли от еще одного поветрия, имя которому - Первый бог. Да и что воинам сказать, когда слух пойдет, что их военачальник дал детей погубить.
- Капитан, ты за главного в лагере остаешься. Следи, чтобы воины хмель не раздобыли, а не то за каждого пьяного получишь кнута, - наказал дасириец. - Один со мной поедет, - сказал разведчикам, - дорогу
