замерло, толпа возроптала. Звук был тихим, еле различимым, однако от него кровь стыла в жилах. Никто по-прежнему не осмеливался приблизиться к косилке, но давление на верховых стало плотнее, не давая двигаться сенелям. Мирейн поднял руку. Посланец инстинктивно отпрянул, натягивая вожжи. Колесница чуть подалась назад и резко затормозила. Плотная людская стена преграждала ей путь к бегству. Кобылы посланца задрожали и покрылись потом, закатывая глаза. Мирейн тихо произнес: - Передай это послание моему дяде. - Он уничтожит тебя. - Скажи ему. - Мирейн немного повысил голос, обращаясь теперь к своему народу: - По моей воле эти люди проникли сюда невредимыми, иначе Башни Рассвета не пропустили бы их. Теперь отпустите их, как они и пришли, невредимыми. Ропот перешел в рокот. В воздухе ощутимо, витал гнев, сбиваясь в грозовые тучи. Один из сенелей заржал и встал на дыбы. Сотня рук потянула его вниз, прежде чем седок смог вытащить меч из ножен. - Отпустите их. Мирейн не вставал и не кричал, однако его все услышали. Рокот захлебнулся. Бесконечный миг судьба посланцев висела на ниточке. Мирейн опустил руки и откинулся на спинку трона. Медленно, с нежеланием, столь же ощутимым, как и нанесенное оскорбление, толпа освободила своих пленников. Вторгшиеся так же медленно попятились. Посланец повернул свою колесницу, успокаивая перепуганных кобыл. С внезапным криком он хлестнул их и послал вперед. Его сопровождающие ринулись следом за ним. Даже за воротами было слышно, как все глотки взревели хвалу сидящему на троне королю.
17
Мирейн с радостью пировал бы до рассвета. Его лорды и народ так и намеревались сделать, но с закатом Имин подала сигнал, о котором Вадин был предупрежден заранее. Хотя Мирейн выпил значительно больше, чем съел, он был не пьян, а весел и радостен и не скупился одаривать своей радостью других. Бросив плащ на спинку высокого кресла, он облокотился на стол и наблюдал за кольцом танцовщиц, находчиво отвечая на опасно-остроумные замечания какого-то лорда, сидевшего около помоста. Когда Вадин попытался дотронуться до его плеча, Мирейн резко отмахнулся и осушил бокал. Затем он со смехом обернулся к Вадину, и этой простой близости оказалось достаточно, чтобы Вадин почувствовал, как ослабели его колени. - Мой господин, - произнес Вадин, заикаясь от волнения, хотя он не заикался с того времени, как стал говорить. - Ваше величество, вы должны... Блеск в глазах Мирейна не померк, но взгляд стал сосредоточенным, в нем промелькнуло беспокойство. - Что- нибудь случилось, Вадин? Тот рассмеялся, слегка дрожа: - О боже, нет! Но уже пора, мой господин. - Пора? - Мирейн нахмурился. - Разве я ребенок, которого укладывают спать с заходом солнца? Наконец к Вадину вернулось самообладание, и он ухмыльнулся. - Конечно, нет, мой повелитель. Ты - король, и надо завершить еще одно дело, чтобы скрепить его печатью, и лучше всего покончить с этим побыстрее, пока никто ничего не понял. Ну же, оставь здесь свой плащ, пусть все думают, что ты просто вышел по нужде. Вадину показалось, что Мирейн будет сопротивляться. Но, конечно, король знал, что ему следовало делать. Он был Сыном Солнца и знал все, только поступал так, будто знание это ему неведомо. Возможно, это так и есть?.. Мирейн ушел, но не сразу. Может быть, он применил магию: никто не проявил интереса к тому, что он уходит. Вадин повел его к потайной двери, за которой находились покои, теперь принадлежавшие Мирейну. Здесь уже появились кое-какие его вещи, но в этих комнатах еще все напоминало о предшественнике Мирейна, короле Рабане. Однако Вадин привел сюда Мирейна не для того, чтобы скорбеть об умершем. Он направился к спальне, открыл дверь и отступил: - Мой господин... Даже если Мирейн и начал понимать, в чем дело, он был достаточно пьян, чтобы действовать без колебаний. Он вошел в огромную комнату, аскетизм которой был смягчен светом ламп и благоуханием цветов. Здесь его ждали. Всего их было девять, как сосчитал Вадин, глядя от дверей. Десять вместе с Имин. Десять женщин сидели или стояли, ожидая, в блеске драгоценностей. Нескольких из них Вадин уже видел в королевской купальне, только теперь на них были украшения, соответствующие их положению. Вадин узнал еще нескольких - он видел их в замке. Среди них была и одна девушка в ошейнике рабыни, но глаза у нее были красивые и смелые, и сама она была одна из самых красивых, дочь бархатной ночи. Мирейн остановился как вкопанный под их взглядами - почти так же он стоял в воротах перед ритуалом посвящения в короли. Вадин слышал его тяжелое дыхание и видел, как напряглась его спина. Имин улыбнулась Мирейну. - Да, мой повелитель. Остается еще одно, последнее испытание при посвящении в короли. Как священной певице мне дана власть освободить тебя от твоего обета. Как королевской певице мне поручено принять свидетельство совершенного от той дамы, которую ты выберешь. Или от дам, - добавила она с легкой язвительностью. Голос Мирейна прозвучал глухо: - Я не желаю принимать участия в этом ритуале. - Ты должен, мой господин. Таково предписание. Янон знает, что ты мужчина и не имеешь изъянов, которые могли бы ослабить страну. Сейчас ты должен доказать свою силу. Было время, когда ты мог совершать это в полях под звездами и любой желающий мог быть свидетелем происходящего. И ты сохранил бы часть своего семени для самой земли. - А теперь? - Теперь ты лишь должен удовлетворить свою избранницу, которая убедит меня, что ты достоин, а я засвидетельствую это перед твоим народом. - А если я... не смогу? - Сможешь, - уверенно сказала она, затем вышла вперед и, низко поклонившись, протянула к Мирейну руки. - С твоего позволения, твое ожерелье, мой повелитель. Его рука потянулась к шее. - Я не... Он остановился, снял все украшения и швырнул к ее ногам. Но одежда и ожерелье по-прежнему были на нем. Наконец он с видимой неохотой расстегнул ожерелье и поднял его на раскрытых ладонях. При этом он произносил слова на неведомом Вадину языке. Они звучали тихо и быстро, почти сердито. Имин подняла руки и ответила столь же высокопарно. С должным почтением она взяла ожерелье, поцеловала его, поклонилась ему и снова вернула ожерелье хозяину. 'Так просто?' - удивился Вадин. Но это лишь казалось простым. Мирейн глубоко вздохнул, его поза выражала некоторое сожаление и великий страх, но также и огромное облегчение; впрочем, он бы, наверное, скорее умер, чем признался в своих ощущениях. Когда он заговорил снова, голос его звучал как обычно. - Почему мне предоставлен такой большой выбор? Девять необыкновенных красавиц - как я смогу выбрать? - Король всегда должен выбирать, - проговорила Имин, и в ее мелодичном голосе зазвучал металл. Мирейн медлил, это было очевидно. Нервный, как дева, он, возможно, и чувствовал себя так же. Теперь, после столь долгого воздержания, он должен был доказать, что он мужчина, но последствия его неопытности могли быть горьки. Вадин отчаянно желал сделать хоть что-нибудь. Что угодно. Но ему даже не полагалось находиться в этих покоях. Он закусил губу, сжал кулаки и заставил себя не вмешиваться. В конце концов, Мирейн это Мирейн. А Янон нуждался в сильном короле. Внезапно Мирейн взял себя в руки и засмеялся. - Тогда я начну выбирать, и пусть бог направляет мою руку. Он совершил медленный обход, останавливаясь перед каждой женщиной, беря ее руку и говоря слово-другое. Дольше всего он задержался около златовласой принцессы, которую уже видел в ванной комнате, у нее он даже поцеловал руку, и она смотрела на него с любовью. Но слово, которое бы скрепило его выбор, произнесено не было. Мирейн отошел назад, и все ждали, тяжело дыша. Он повернулся к Имин и протянул руку. - Подойди, - произнес он. Наступила оглушительная тишина. Даже она не ожидала этого. Определенно он насмехался над ней, мстя за тяжкое испытание, которое она навязала ему. Она сказала вслух то, о чем все подумали: - Я вдвое старше тебя. - И на голову выше, - охотно согласился Мирейн. - И не юная дева, и моя избранница. Разрешено, чтобы я выбрал кого пожелаю. - Он опять протянул руку. - Подойди, певица! Если ей и хотелось протестовать, то она не подала вида. Холодно и спокойно она отпустила женщин, которые были отобраны с такой заботой, и поручила Вадину позаботиться о них. Последнее, что он увидел, закрывая дверь спальни, было то, как они смотрели друг на друга, король и певица, и это больше походило на войну, чем на любовь. - Почему? - спросила Имин, когда все ушли. Она все еще сохраняла спокойствие, но маска дрогнула. Мирейн казался решительнее в сравнении с ней. Он пожал плечами и улыбнулся. - Я хочу тебя. - Не принцессу Ширани? - Она очень хорошенькая. И она боится меня, хотя и называет это любовью. Сегодня вечером я не намерен быть предметом святого, благоговейного страха девушки. - Его лицо омрачилось. - Я что, внушаю тебе ненависть? Я знаю, что не отличаюсь красотой и слишком молод, чтобы быть хорошим любовником, и слишком мал, чтобы хорошо смотреться рядом с тобой. - Нет! - Ее руки сами начали искать его рук. - Никогда не говори так. Никогда даже не думай так. - Меня учили говорить правду. - Правда всегда хороша. Но это ложь. Мирейн, мой дорогой господин, разве ты не знаешь, что ты прекрасен? В тебе есть нечто такое, что даже хорошенькая Ширани кажется рядом с тобой обычной. Блеск, великолепие, магия. И очень красивые глаза на поразительном лице, и тело, в котором я не нахожу недостатков. - Что, совсем никаких? - Возможно, - задумчиво сказала Имин, - если бы я могла видеть его целиком... - Разве ты еще не видела? - О, но ведь это было посвящение в короли, и меня ослепил божественный блеск в твоих глазах. Я бы хотела увидеть
