последним, для подстраховки передвижения хора.
- Только принца нет! Где ж он подевался?!!! – надрывался Тоша, смущенный активными действиями рыженькой партнерши, от которой он оторвался не без помощи самого Имжанова.
- Я не поняла?! ЭХ!
Тельский, как искусный картежник, на ходу тасовал Васиных по комнатам. Вправо, влево, вправо, влево.
- Он бы подошел, - продолжала выводить, не попадая в мелодию, Эля, когда Герман притворил за ними обоими дверь, развернул ее лицом к себе, прижал и поцеловал, так как давно собирался – крепко и нежно.
Электра, сбитая с толку речами в свою честь, фейерверками, танцами и праздничной атмосферой, ответила на поцелуй, обвив его шею руками. Она просто забыла, что следовало испугаться.
- Нам Элькину квартиру обещают, слышь, Юль, - Юлик скинул покрывало на ковер.
- И мы возьмем? – засомневалась Юля. – Неудобно. Это же подарок ей был.
- Мы в аренду возьмем, в бесплатную! – не сдавался Юлик. – И будем на свою копить…Если Эльке она вдруг понадобиться – освободим. Хотя… При ее кавалерах… Один другого стоит – все крутые перцы.
- Ты и вправду думаешь, что ей это важно? Эта их крутизна?
- Ой, нет, нет! Не думаю я! У меня сегодня шутки юмора какие-то убогие получаются! Элька – она девчонка стоящая, и я ее люблю! Очень сильно! Как тебя, Юлька!
- Подхалим.
*****
- Растут детки… Скоро внуков нянчить будем, а, отец? – вздыхала Ирина Васина, сбрасывая туфли. – Заканчивать пора с экспедициями. Наездились уж… Хватит на наш век романтики, надо место уступать молодым… У меня, Сеня, сил все меньше. Дома хочется своего, и чтобы каждый день. Чтобы горячая вода в кране, а не в колонке – ледяная и ее греть еще. Чтобы обеды на плите, а не на костре в котелке, чтобы туфли на ногах, а не сапоги кирзовые. У меня руки уже ни на что не похожи… Ногтей нет, волосы, что пакля, парикмахеры в обморок падают…Даже платья у меня нет, только спортивные костюмы и майки с шортами!
- Тебе вроде нравилось, Ир.
- Нравилось! Когда-то. А сейчас мне почти шестьдесят!
- Пятьдесят два, милая.
- По мне все семьдесят можно дать. Я устала, Сенечка… Устала…
- Ну… Если ты не хочешь… На преподавательскую работу можно перейти. Тем более звали, - Семен Васин не готов был к подобному разговору. – Может, обсудим на свежую голову?…Но внуков хочется…А может еще и дети получатся, Иришка?
- С пьяных глаз?! В пенсионный период? В самый раз детей рожать! Прямо в кунсткамеру будем сдавать…в качестве экспонатов… Спать ложись!
- Ирка, ты чего раскисла-то?
- Да так…- Ирина попыталась улыбнуться. – Позавидовала, как люди живут…Фейерверки, дома, словно замки…Шампанское рекой…с икряными берегами…
- Да, у нас с шампанским напряг всегда был, но икряные берега и мы видали! Ирка, ты вспомни как мы…тогда…на приеме у посла…
- Я помню, что оделась в единственный имеющийся в наличии сарафан и весь вечер пряталась за колоннами.
- А тебя все приглашал танцевать этот шейх или кто он там был.
- И почему я с ним не уехала тогда? Была бы любимой женой в гареме.
- А так – ты моя любимая жена! Без гарема и конкуренции!
- Ладно, глаза слипаются…Ложись…шейх ты мой дорогой… – Ирина ушла в ванную, а Семен отрубился, даже не раздевшись.
*****
Тоша, сполоснув лицо, вышел в комнату, и с прискорбием убедился в отсутствии компьютера. Он присел на кровать, соображая как и где ему найти искомое в незнакомом доме, и по возможности не потревожить хозяев. Но веки сами собой подло сомкнулись, и он, уснул, привалившись к спинке шикарной кровати.
*****
Марк аккуратно внес телефон своей новой знакомой в пухлую записную книжку, уже испещренную сотней подобных имен, принял душ, облачился в пижаму, и, с чувством глубокого удовлетворения жизнью, завалился на чистые крахмальные простыни.
*****
- Молодей, Мишаня! Молодец, внучек! – говорил Мирон Михайлович. – Урок тебе на всю жизнь. Ты его помни и в сердце храни! Заповедей более не нарушай, соблазны гони! Поезжай в Горку, отстройся. Сад в порядок приведи. Помнишь какой там яблоневый и вишневый сады цвели весной? Во всей области такой красотищи не было, во всей губернии таких яблок не рождалось!
- А деньги на стройку можно ли взять? – озаботился Хрусталиков.
- Хоть деньги и от чистого сердца тебе даются, но если дело свое…наше…продолжать собрался, то не бери.
- А как же? На пепелище жить? В палатке?
- Подумай, внук…Если деньгами нельзя…
Миша Хрустов задумался в растерянности. Ответ крутился совсем рядом, дразня близостью.
- Попросить Имжанова со стройкой помочь? – ухватился наконец он за хвостик мысли.
Но Мирон Михайлович не ответил, он уже исчез, получив ответ, который ждал. Миша Хрустов перекрестился, помолился за упокой души своей семьи и спокойно уснул.
*****
Над головой белый потолок. Лампы дневного света, и дохлые мухи в защитных матовых коробах. Рядом над ухом попискивает комарик. Противненько так, однообразно и тоскливо.
«Почему я не умер?» - была первая мысль, очнувшегося в реанимационной палате, Алексея Бурова.
Мысль эта (как и любая другая – имеющая материальное воплощение), отразилась на разнообразных датчиках, прикрепленных к телу Алексея. Кривые закривились активней, огоньки замигали интенсивней.
К койке приблизилась медсестра.
- Пить не хотите? – спросила она, коснувшись приятными прохладными пальцами Лешиного лба, отбрасывая слипшуюся от горячечного пота челку молодого человека. Буров отрицательно прикрыл веки.
- А Вам можно, - настаивала медсестра. – У Вас губы даже потрескались… Я сейчас губкой смочу… Чуть-чуть…Вы сразу сами пить запросите…А у меня «Боржоми» есть, в стеклянной бутылке, не в пластиковой…
«Какой к черту «Боржоми», - думал Буров, пока медсестра отходила за губкой и стаканом. – Жизнь кончилась! Все кончилось! Почему я жив? За что я жив?»
И вернулся детский страх, почти ужас: что теперь? Кому он теперь нужен? Что скажут про него? Предатель? Герой? Дурак? Над ним будут смеяться? Тот же Семенов и будет… Он провалил задание… Подставился…А Иван Васильевич? Неужели это он? Нет, нет! Не может быть!
«Почему я не умер?» - в уголке глаз показалась слезинка, и страшно заломило виски.
В палату, сквозь тонкие занавеси проникли первые утренние лучи. Стены залились розовой краской. С улицы закричали воробьи.
Разгорался новый день. Для всех. И даже для Алексея Бурова, к которому уже спешила медсестра с влажной губкой и «Боржоми» в стеклянной, а не в пластиковой бутылке.
