ведь сейчас его использовали немногие — слишком напоминало о давно мёртвом тиране. Когда я полюбопытствовал, из кого будет состоять артель, мужчина заговорил о ремесленниках, поэтах, драматургах и историках, мужчинах и женщинах, которые будут путешествовать с флотилиями крестового похода Императора и станут свидетелями величайшего предприятия в истории нашего вида.
Мы покажем, что такая организация необходима, добавим вес к растущему хору голосов, ратующих за более формальное и законное прославление воссоединения человечества. Мы покажем, чего сможет достигнуть такая организация. Наша задача будет не менее важной, чем у воинов экспедиционных флотилий!
Он заметил моё веселье и улыбнулся, когда я отклонил предложение. Я был счастлив на Терре и не горел желанием путешествовать в неведомые уголки космоса. Откинув капюшон, он позволил длинным белым волосам раскинуться по плечам и сказал, что высочайшая власть просит моего сотрудничества. Мне хотелось засмеяться ему в лицо, но я не осмелился, увидев в глазах мужчины глубины понимания и воспоминания, которых хватило бы на целый мир. Этот человек, этот обычный человек с весом целого мира в глазах, просто положил белоснежный конверт на верстак и сказал как следует подумать, прежде чем отказываться.
Он ушёл без лишних слов, оставив меня наедине с конвертом. Лишь много часов спустя я осмелился его поднять и долго вертел в длинных пальцах, словно пытаясь понять, что внутри. Открытие означало молчаливое согласие с предложением, и мне не хотелось покидать уют мастерской. Конверт скрепляла капля алого воска, и моё сердце замерло, когда я узнал перекрещенные молнии и двуглавого орла.
Но, как и любой творческий человек, я проклят ненасытным любопытством. В конце концов, я открыл конверт, как и рассчитывал мой посетитель, и прочитал его содержимое. Написано было как просьба, но слова были такими красноречивыми, такими страстными и полными надежды и власти, что я сразу понял, кто писал. Гость, чью личность я теперь знал, не солгал, когда говорил о важности человека, которому потребовалось моё присутствие.
В тот же день я собрал свои скромные пожитки и направился к горам Гималазии, чтобы присоединиться к своим спешно собранным спутникам. Я не буду пытаться описать бесконечное величие Дворца, ведь одних слов будет недостаточно. Это хребет, превращённый в исполинское здание, чудо света, которое никогда и никому не превзойти. Гильдии ремесленников стремились превзойти друг друга в прославлении деяний Императора, творя монумент, достойный единственного, кто мог нести такой почётный титул без настоящего имени.
Сейчас ранние дни проносятся для меня как миг, хотя возможно мозг просто умирает от недостатка кислорода. Достаточно сказать, что вскоре я уже отправился во тьму космоса, где бессчётные стаи звездолётов теснились в небесах и алчно высасывали топливо и запасы из огромных континентальных хранилищ на геостационарной орбите.
Наконец, я увидел корабль, который станет моим домом почти на двести лет, левиафан, сверкающий отражённым блеском луны. Он блестел белым, когда грациозно разворачивался, чтобы принять на борт флотилию катеров и шаттлов с планеты. То был «Мстительный Дух», флагман Гора Луперкаля и его Лунных Волков.
Я быстро освоился на борту, и, пусть пожитки и были скромными, у меня было внушительное состояние и лишь немногим меньшее тщеславие. Всё это позволило мне продлить срок жизни и сохранить внешность благодаря превосходной омолаживающей терапии. Лёжа сейчас на полу мастерской ремесленной палубы «Мстительного Духа», я думаю, что можно было бы и не беспокоиться. Какой толк от чуть меньшего числа морщин вокруг глаз и более гладкой кожи, когда каждый вздох может стать последним, а блаженный покой наполняет разум от умирающих частей мозга?
Я преуспел на флагмане 63-ей экспедиции, создал много прекрасных работ и часто получал заказы на украшенные ножны, почтенные знаки, особые обеты и всё такое. Многие из других летописцев, как мы стали известны после Улланора, стали моими друзьями: одни добрыми, другие плохо выбранными, но все были достаточно интересными, чтобы время на борту было для меня крайне приятным. Один из них, Игнаций Каркази, пишет такие весёлые непочтительные стишки про астартес, что боюсь он однажды потеряет их расположение.
Труд экспедиционной флотилии продолжался, и хотя многие миры привели к покорности воины и итераторы, немногие были запечатлены в трудах и картинах моих товарищей. Я создал из ляпис-лазури копию карты мира, найденной в глубинах необитаемой планеты, и украсил шлемы многих портретами павших братьев после войны на Кейлеке.
Но величайший заказ я получил после кампании на Улланоре.
По словам тех, кто сражался на грязном мире в свете пламени пожаров, то была великая война, безоговорочная победа, одержанная лишь благодаря Гору Луперкалю. Улланор стал поворотной точкой крестового похода, и многие из приходивших ко мне в мастерскую полководцев желали увековечить своё присутствие на поле исторической битвы украшенным мечом или тростью.
Император возвращался на Терру, и великий Триумф был проведён среди развалин мира зеленокожих, чтобы навеки запечатлеть этот мир на податливом металле истории.
В отсутствие Императора Гор Луперкаль будет руководить окончанием крестового похода, и такая значимая обязанность требовала не менее значимого титула.
Магистра Войны.
Даже я, никогда не испытывавший особого вкуса к войне и историям о ней, смаковал звук этих слов. Они обещали великие, славные свершения, и голову кружило от мыслей о величественных шедеврах, которые я могу сделать, чтобы запечатлеть дарованную Императором Гору Луперкалю почесть.
Когда Магистр Войны был назначен, нам тоже оказали честь. Основание Ордена Летописцев стало одним из самых приятных воспоминаний, я плакал, когда услышал о его утверждении Советом Терры. Я вспомнил пришедшего в мою мастерскую беловолосого мужчину и поднял за него много бокалов в питейных заведениях корабля.
На следующий день после Триумфа ко мне пришёл воин, красавец, облачённый в доспех, сверкающий белым от шлифовального порошка и пахнущий благовониями. Его звали Хастур Сеянус, и его лицо заворожило меня, как ничто до этого. Воин показал мне шлем с грубым знаком прямо над правым глазом. Без лишних вопросов я узнал молодой месяц, символ новой луны. Сеянус поручил мне сделать четыре кольца, каждое из серебра с отполированным лунным камнем. На одном должен быть молодой месяц с его шлема, на другом половина, на третьем выпуклая и на четвёртом полная луна. За эту работу я получил бы внушительную плату, но я отказался от денег, потому что знал, кому предназначены кольца.
Морнивалю.
Абаддон будет носить полную луну, Аксиманд, называемый некоторыми маленьким Гором, половину, Торгаддон выпуклую. Сеянус получит последнее кольцо новой луны.
Достаточно и чести работы на воинов с такой родословной.
Я трудился неделями, вкладывая всё в каждое кольцо. Я знал, что такие воины презрят броскость и лишний орнамент, и поэтому старался обойтись без наиболее сложных замыслов, пока не обрёл уверенность, что создал достойные избранных помощников Магистра Войны кольца.
Завершив работу, я стал ждать возвращения Хастура Сеянуса, но война держала его вдали от моей мастерской, и другие заказы появились на столе. Один из заказов, достаточно простой по замыслу, стал причиной моей гибели. Его тоже сделал воин Лунных Волков.
Я так и не узнал его имени, ведь он не представился, а я не осмелился спросить. То был человек с грубым лицом, глубоким шрамом на лбу и агрессивным поведением. Он говорил слова с характерным резким акцентом Хтонии, так типичным для старших воинов Лунных Волков.
То, что хотел воин, было простым, таким простым, почти недостойным меня.
Из мешочка за пазухой Лунный Волк достал серебряный диск, похожий на плоскую монету, и положил ко мне на верстак. Он толкнул его ко мне и сказал, что хочет сделать медали с образом головы волка и полумесяца. Я редко получал такие конкретные требования. Я предпочитаю пользоваться в каждом проекте собственным пониманием, о чём и сказал воину. Тот был так настойчив, что я ощутил, что отказываться опасно. Голова волка и полумесяц. Не больше, не меньше. Я должен сделать форму для медали, которую он возьмёт на инженерную палубу, чтобы произвести их в большом количестве на гидравлическом прессе. Такая банальная задача меня не интересовала, но я кивнул и сказал, что форма будет готова через день. Я заметил сходство в мотивах с тем, что заказал Хастур Сеянус, но промолчал. Слова только разозлили бы воина, для которого, похоже, бесцельное шокирующее насилие было обычным делом. Бояться астартес естественно, в конце концов, их создали быть убийцами, но здесь было нечто иное, нечто более тревожное, чем признание цели существования.
Воин ушёл, и я сразу ощутил, как воздух в мастерской стал легче, словное его присутствие давило мне на череп. Животная часть меня знала, что я в ужасной опасности и призывала бежать, но высшая личность не могла понять причины страха. Если бы я только прислушался к инстинктам и бежал, но где бы на звездолёте я мог спрятаться от одного из избранных Магистра Войны?
Я обратил внимание на серебро, отбросив мысли о всём, кроме работы о металле. На такую простую задачу ушло бы лишь несколько часов, но я обнаружил, что продолжаю думать о воине и его угрожающем присутствии. В резьбе не хватало жизни и искр вдохновения, поэтому я обратился к тем же пыльным книгам, с которыми справлялся при работе над реликвиарием для лорда-генерала.
На
