Я вышла к пруду, надела пластиковые лыжи, оперлась на палки и – залюбовалась. Снег искрил, дети рассыпались, как разноцветные горошины. Небо синее, солнце желтое – все краски яркие и радостные, ничего серого и темного, кроме стайки бездомных собак. Собаки стояли и совещались: где реальнее достать еду, у своих или у иностранцев. Свои беднее, иностранцы жаднее.
Вокруг пруда летела на лыжах молодая женщина в розовом комбинезоне – стройная и стремительная, буквально фея Сирени. Ее светлые волосы летели за ней, опадали на спину и снова взлетали.
Она шла спортивным широким шагом, проезжая на одной ноге, потом на другой. Ноги – длинные, шея высокая, движение плавное – красота.
Кто это может быть? Жена богатого иностранца, модель журнала «Вог»… Живут же люди. Все у них красиво: лицо и одежда. А душу и мысли никто не видит. Моя жизнь не столь гламурная, однако лыжи у меня тоже хорошие и волосы неплохие, но они под шапкой. Их не видно. А то, что видно: лицо и фигура – вряд ли заинтересует журнал «Вог». Но к внешности своей я привыкла. Каждый человек сам себе красивый. Каждый сам себе звезда.
Я оттолкнулась палками и пошла спортивным шагом, подражая фее Сирени, но пере оценила свои спортивные возможности и грохнулась на мягкий снег.
Грохнуться у меня получилось, а вот подняться… Я стала перебирать ногами, как жук, упавший на спину. И вдруг увидела над собой собачьи морды. Шесть морд. Немало.
Бездомные голодные собаки – они немножко волки. Сейчас перекусят горло – и привет.
Я стала махать палками. Собаки отдалялись ненадолго и снова зависали надо мной. Это становилось по-настоящему опасно. Люди сновали мимо, не вмешиваясь. Я осталась одна против своры собак, при этом – лежачая. Удобный доступ к горлу.
Меня охватил настоящий страх, стало холодно под ложечкой. Я поняла: страх живет именно там, в солнечном сплетении. И вдруг я увидела над своим лицом прекрасный лик феи Сирени и услышала ее вопли на польском языке. Она разгоняла собак палками, ногами и угрожающим криком. Она ничего и никого не боялась.
Собаки почуяли в ней более сильного вожака и неохотно подчинились. Разбежались в разные стороны.
Фея протянула мне свою руку, помогла встать. Отряхнула от снега. Заботилась, как близкий человек, как старшая, хотя мы были примерно ровесницы. Скажем так, за тридцать.
Мы пошли рядом.
– Я Ханна, – сказала фея. – А ты кто?
– Виктория, – обозначилась я.
Ханна вырвалась вперед и помчалась своим роскошным спортивным шагом. Я волоклась, как умела. Расстояние между нами увеличивалось, но я все равно чувствовала, что я не одна, а в компании. И не с кем попало, а с бесстрашной красавицей.
Ханна пробежала несколько кругов и, видимо, устала. Снизила темп. Мы пошли рядом. Она спросила:
– Ты кто, вообще?
– В каком смысле?
– Где ты работаешь?
– Книги пишу.
– Про что?
– Про людей.
– А какая у тебя фамилия?
Я назвалась. Ханна остановилась резко, как будто ее толкнули в грудь.
– О! Я учу русский язык по твоей книге. Очень удобно. Короткие предложения. Все понятно, как для дураков. А у Льва Толстого одно предложение – семь строчек. Пока до конца дойдешь, забываешь, что было в начале. Очень тяжело.
«Как для дураков» – комплимент сомнительный. Но тот факт, что иностранцы учат по мне русский язык, – скорее приятно, чем наоборот.
– Хочешь, зайдем ко мне, – пригласила Ханна. – Кофе выпьем.
Она читала мои книги, а это значит – читала мою душу. И значит, мы знакомы. Если бы я вдруг встретила Чехова, я тоже позвала бы его пить кофе и смотрела бы на него с обожанием.
– А я не помешаю? – проверила я.
– Муж на работе, дети в школе, – успокоила Ханна. – Я одна.
Мы сняли лыжи и отправились в коттедж.
Это было двухэтажное жилище с круглой лестницей. На первом этаже большая кухня-столовая с круглым столом, окна от пола до потолка. За окном – круглый пруд, снег, небо, солнце.
Я сидела и буквально ощущала запах роскоши и богатства, которые человек получает взамен больших денег. В сравнении с моей квартирой… А впрочем, лучше не сравнивать. Мы все тогда жили хорошо, потому что не замечали, как тускло живем. И даже климат у нас – тусклый и серый.
На буфете стояли красивые рамки с фотографиями.
– Это мои дети, – с гордостью сказала Ханна и протянула мне фотографии двух мальчиков-подростков. Примерно восемь и двенадцать лет. Старший был похож на Ханну, но при этом некрасивый. Так бывает. А младший – законченный красавец. Принц.
Здесь же на буфете стоял портрет мужа Ханны с пивной кружкой в руке. Седовласый, немножко немолодой, за пятьдесят, очень приятный.
– Гюнтер, – обозначила Ханна.
– Ты давно замужем?
– Пятнадцать лет.
– А что ты закончила? Какое у тебя образование?
– Никакого. Я была фотомодель. У меня было очень много поклонников.
– А почему ты выбрала Гюнтера?
– Я решила: пусть будет… – неопределенно ответила Ханна.
Богатый, догадалась я. Скучный, богатый, возрастной. Зато никаких проблем, кроме одной: любовь. Но любовь проходит во всех случаях. А деньги остаются.
Гюнтер являлся не то владельцем, не то менеджером крупной немецкой фармацевтической компании. Ему принадлежал 51 % акций.
Мы с Ханной пили кофе и беседовали. Говорила в основном она. Монологировала. Видимо, ей не хватало общения. А может быть, она хотела исповедаться передо мной, поскольку я писатель. А писатель, как известно, учитель жизни.
Я – никакой не учитель. Я и сама не понимаю: что такое хорошо и что такое плохо. Иногда мне кажется, что в жизни все перемешано и отделять одно от другого не имеет смысла.
Ханна поделилась своим несчастьем: год назад ее старший мальчик заболел страшной болезнью крови. Она схватила ребенка и уехала с ним в Германию, в лучшую клинику.
Врач по фамилии Рашке назначил облучение в такой дозе, которая и сама способна искалечить. Буквально Хиросима. Мальчик принял эту оглушительную дозу. А потом выяснилось, что Рашке ошибся с диагнозом.
– Не рак? – с надеждой выкрикнула я.
– Рак, рак… Но другой. Другая форма, излечимая. Здесь, в Союзе, ее тоже хорошо лечат.
– Ужас… – сказала я.
– Да… Я до сих пор не понимаю, как Рашке мог ошибиться. Лучшая клиника…
– А этот Рашке хороший врач? – усомнилась я.
– Да. Хороший. Красивый. Он в меня влюбился. Он все для меня делал.
– Перестарался, – предположила я.
– Да. Я тоже так думаю. Если бы он не влюбился, был бы более осторожен.
– А ты влюбилась?
– Ужасно влюбилась. Он был для меня как бог. Все в его руках. И как мужчина… Очень большой мужчина.
