эвкалиптовой рощей.
Здание, построенное по специальному проекту, казалось сделанным только из дерева и стекла. Внутри дом был отделан в бежево-серых тонах с фрагментами темно-серого и коричнево-красного и украшен множеством растений. Свет пробивался сквозь стеклянные потолки, что добавляло дому уюта.
Когда они оказались в большом, обшитом деревом кабинете, Алекс показал девушке свою коллекцию видео- и аудиокассет, пронумерованных и аккуратно расставленных.
— Да у вас тут целый магазин! — воскликнула Патти, рассматривая видеоплейер, проигрыватель для лазерных дисков, стереоколонки, магнитофонную приставку и усилитель.
— Пожалуй, я действительно переборщил, — улыбнулся Алекс. — Вот что значит быть инженером. Обожаю это барахло!
— Я не понимаю другого, — сказала Патти. — Зачем вам такой огромный дом? Вы что, собираетесь обзавестись большой семьей? — Едва эти слова сорвались у нее с языка, как девушка вспыхнула. Ей не хотелось, чтобы в них увидели намек.
Алекс подвинул ей кресло и достал из бара два бокала.
— Когда-нибудь я действительно обзаведусь семьей, — сказал он. — В тридцать с хвостиком мужчины чаще всего бывают женаты, а кое-кто даже не один раз. Но мне всегда казалось, что надо дождаться подходящей женщины. И я не отказывал себе в удовольствии искать ее.
— А я была замужем, — призналась Патти. — Почти семь месяцев.
— Только семь? — Алекс передал ей бокал и опустился в любимое кресло.
— Мой брак оказался ошибкой с начала до конца. — К собственному удивлению, она обнаружила, что говорит с Алексом о Марке без всякого стеснения. Грин слушал ее так внимательно, что Патти решила он все поймет. — Марк был протеже отца. А мои папа — владелец «Голден стейт — Сан-Франциско энтерпрайсиз». Наверное, вы слышали это название.
Можно держать пари, что слышал. «Голден стейт-Сан-Франциско энтерпрайсиз» имела множество дочерних фирм от сети продуктовых магазинов до компании, совершавшей чартерные авиа-рейсы.
Алекс посмотрел на нее с удивлением.
— Конечно, — ответил он. — Но вы живете не так, как положено дочери миллионера.
— До развода все было совсем по-другому, — созналась Патти. — Я пыталась жить так, как положено. Думала, что люблю Марка, но на самом деле стремилась стать полноценным членом семьи, где меня всю жизнь считали паршивой овцой.
— Не представляю… — Его негромкая реплика только подлила масла в огонь.
— Вот почему я не могла не сравнивать себя с Розой, хотя ее происхождение противоположно моему… — Прежде чем продолжить, она отпила из бокала смесь «Севен-ап» и французского вина «Коломбар». — Только я не бунтовала, а пыталась придерживаться их стандартов, но не могла. Почему-то я всегда делала одни глупости.
— Какие же? — спросил он.
— Ну, например, случай с моей сестрой Ингрид. Сестра была очень скрытной, но в конце концов я заставила ее признаться, что она хочет получить на день рождения щенка. Я взяла щенка у своего одноклассника и принесла его домой… — Воспоминание заставило Патти поморщиться.
— И что же в этом плохого? — спросил Алекс.
— Ну, я не понимала, что день рождения Ингрид являлся для матери лишь поводом пригласить друзей и показать им свой новый дом. Она заказала прекрасный обед и наняла клоунов и жонглеров — в общем, устроила настоящий цирк. А я принесла щенка, и он по всему дому наделал лужиц. Можете себе представить, что началось.
На мгновение Патти зажмурилась, как от боли.
Странно, что это до сих пор ранило ее — хаос, ледяной от гнева голос матери, слезы Ингрид, когда щенка отдали обратно…
Но хуже всего был комментарий, который Патти подслушала позже. Она пыталась уснуть, когда из коридора донеслись голоса родителей. Она разобрала несколько случайных фраз, а потом услышала раздраженный голос отца: «А чего ты ждала? Ты что, не знаешь Патти?»
Ты что, не знаешь Патти? Безнадежный случай. Эта фраза преследовала ее долгие годы.
— Расскажите мне о Марке, — попросил Алекс, выводя ее из забытья.
— Ах да, Марк, — грустно улыбнулась Патти. — Ну, он являлся вторым человеком в команде отца. Ингрид тихонько вышла замуж за врача и ушла из дома, а я осталась. Почему-то все считали, что мы с Марком должны пожениться, а потом я и сама стала так считать… У нас была пышная свадьба, которую устроила мать. Сама бы я предпочла что-нибудь более непринужденное на природе, с нарциссами вместо роз.
Она рассказала Алексу о последовавших за свадьбой неделях — медовом месяце, быстро прервавшемся по деловым соображениям, долгих вечерах, когда она ждала возвращения Марка из офиса, а потом обнаруживала что им не о чем говорить.
Патти до сих пор с горечью вспоминала о своей тогдашней жизни. Она перестала высказывать свое мнение, потому что Марк только смеялся над ним. Он возражал против ее встреч с подругами по школе, и хотя Патти не порывала с ним связи, но все свои уик-энды вынуждена была проводить в компании коллег мужа.
А затем наступило утро, когда она не смогла встать с кровати.
— Я представила, что мне предстоит еще пятьдесят лет такой жизни, и не выдержала, — сказала Патти. — Одно время я думала, что все изменится, если я рожу ребенка, но, слава Богу, у меня хватило ума понять, что к материнству я еще не готова.
Алекс внимательно слушал. Его бокал был едва пригублен.
— Тогда я сказала Марку, что хочу поступить в университет — продолжала девушка. — Он наотрез отказал. Мои родители поддержали его. Они сказали, что я должна посвятить себя семье — по крайней мере, первые несколько лет. Отец заявил, что, выйдя за Марка, я впервые в жизни сделала что-то путное и не должна портить это, занимаясь тем, что он называл «беситься с жиру».
— Значит, вы развелись не только с мужем, но, если так можно выразиться, и с родителями? — спросил Алекс.
— Я никогда так не думала, но вы правы, — признала Патти. — Время от времени я вижусь с ними, но при этом мы всегда чувствуем себя… отчужденно. По крайней мере, я. Конечно, после развода я бунтовала. В университете — а я все-таки поступила туда — я бывала в компаниях хиппи, но это продолжалось недолго.
— Но родители хотя бы платили за ваше обучение? — поинтересовался Грин.
— Сначала я платила сама, подрабатывая официанткой. Потом они предложили взять плату на себя — видно, побоялись, что об этом прознают их друзья. — Губы Патти плотно сжались. — Я хотела отказаться, но поняла, что это было бы глупо, и приняла их помощь.
— Однако вы до сих пор увлекаетесь тем, что называют богемным образом жизни, — заметил Алекс. — Разве это не бунт?
— Конечно нет! — В голосе Патти прозвучала вызывающая нотка. — Просто мне нравится быть естественной. А вы никогда не устаете поступать правильно?
Алекс смущенно засмеялся.
— Неужели я всегда поступаю правильно? Вы мне льстите.
Она улыбнулась в ответ.
— Ну, я имела в виду не отношение к игорным домам… Разве вам не надоедает всегда носить галстук или иметь дом, который напоминает картинку из журнала «Лучшие дома и сады»?
— Честно говоря, нет, — ответил он.
— И вам никогда не хотелось бросить одежду просто на пол?
— Пока что я справляюсь с такими порывами. — В его глазах искрился смех. — Мне кажется, человек может быть творческой личностью и при этом не превращать свою жизнь в кавардак. Моя мать увлекалась живописью, — главным образом, акварелью — но в доме у нее все блестело.
Перед умственным взором Патти тут же предстала картина: аккуратная седовласая леди, облаченная в, рабочий халат, стоит у мольберта с палитрой, а, горничная подтирает капли воды, падающие на
