Таким Пола никогда его не видела — поэтически настроенным, склонным к размышлениям. Она прислонилась щекой к его плечу.
Неподалеку, смеясь и подталкивая друг друга локтями, переходила через улицу стайка студентов, одетых, как и американские их ровесники, в синие джинсы и яркие майки.
— Жаль, что не мог приехать сюда, когда был совсем юным. — Том и Пола пошли дальше по набережной. — Здесь чувствуется какая-то легкость духа… Все это прошло мимо меня, когда я учился в колледже.
— Почему? — спросила Пола. Начальную школу, в которую она ходила, не сравнишь с Парижем, но и там ей с друзьями было совсем неплохо.
— Когда я не учился, то работал. — В глазах Тома появилось печальное выражение, мыслями он был где-то далеко от нее. — Хочешь верь, хочешь нет, но по вечерам я подрабатывал поваром в лавочке полуфабрикатов, а по выходным — на мойке для автомашин.
— На двух работах? — Пола в знак сочувствия крепче сжала его локоть. — Разве ты не получал стипендию?
— Получал. — Они подошли к собору Парижской Богоматери настолько близко, что можно было различить наверху фигуры химер, застывших в угрожающих позах. Ни дать ни взять — чудовища из фильма ужасов. — Большая часть денег уходила семье. Мы… нам нужно было оплачивать много счетов за лечение.
Пола вспомнила снимок в квартире.
— Это была твоя сестра? — спросила она. — Девочка в инвалидном кресле?
Том с изумлением уставился на нее.
— Откуда ты… о, я и забыл, что уборщицы все видят.
Воцарилось молчание, но Пола ждала, делая вид, что поглощена рассматриванием французских комиксов в киоске, в надежде, что услышит что-то еще.
— Да, это была моя сестра, — наконец произнес Том дрогнувшим голосом. — Она умерла, когда мне было пятнадцать. Однако почему мы заговорили на такую мрачную тему? Ведь это наш день и мы собирались развлекаться.
Он начал рассказывать об истории создания собора Парижской Богоматери. На молодую женщину произвели впечатление красота витражей и величие самого сооружения.
Но всему, как известно, приходит конец. Как ни жаль было прощаться с Парижем, а пора возвращаться в поместье д'Арманов. Их ждали к обеду, перед котором стоило немного отдохнуть. Ноги ныли от непрерывной ходьбы, голова кружилась от переизбытка впечатлений. Поле казалось, что ее неутоленное любопытство не даст ей возможности уснуть. Даже прилечь сначала отказывалась. А потом заснула, что называется, без задних ног. Усталость, даже если она приятная, берет свое. К обеду «чета» Клинтон, как это ни прискорбно, опоздала.
Когда Пола наконец проснулась, дворецкий сообщил, что хозяин с хозяйкой уехали на весь вечер. Известие порадовало. По всей вероятности, это их с Томом последний вечер в этом доме, и хорошо, что они проведут его одни.
Может быть, Клинтон тоже почувствовал, что вечер последний. Иначе свой роскошный подарок «жене» не сопроводил бы такой многозначительной миной. А подарок был воистину царский:
— Раз хозяев нет, едем ужинать в Париж!
Отдохнувшая, одетая в свое любимое аквамариновое вечернее платье, она вышла из машины в прохладу парижского вечера. Улица Гюстава Флобера имела элегантный вид; Пола, заметив, как выжидающе на нее посматривает Том, поняла, что выбранный им ресторан один из известных.
Он ждал ее реакции и был сполна вознагражден — счастьем светилось лицо молодой женщины. Они вошли, неслышно ступая по коврам рыжевато-коричневого оттенка. Тут царила атмосфера сдержанной роскоши. Старинная мебель, кружевные занавеси сводчатых окон, свежие цветы на каждом столике…
Метрдотель проворно провел их к отдельному столику в алькове и, прежде чем удалиться, подал Клинтону карту вин.
— Изумительно, — сказала Пола, с интересом оглядываясь вокруг. — Какая интимная атмосфера.
— Рад, что ты это заметила. — Том с теплой улыбкой поднял глаза от карты.
Еда была великолепной — бриоши с утиной печенкой, изумительное блюдо с замысловатым названием из морских моллюсков и огромный выбор десертов, которые привели бы в состояние шока приверженцев рациона для похудания.
— Ты часто сюда приходишь? — спросила Пола.
— Каждый раз, когда бываю в Париже. — Клинтон откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на голубоглазую собеседницу.
— Думаю, я не очень-то много о тебе знаю, — заметила та. — Во всяком случае, твои миллионы дают возможность не отказывать себе в удовольствиях. Ты, судя по всему, и не отказываешь…
— Что правда, то правда. Даже, может быть, слишком. — Том положил руки на скатерть. — Когда у меня впервые появились собственные деньги, то я как с цепи сорвался — путешествовал, покупал машины, делал то, о чем всегда мечтал. И не жалел о тратах. Мне почему-то казалось, на что-то стоящее деньги всегда найдутся.
— Например, на что? — поинтересовалась Пола.
— Ну, у меня хватает заманчивых проектов, — уклончиво ответил тот. Затем наклонился вперед и мягко произнес: — Если говорить о заманчивых проектах, то ты, определенно, один из них.
Когда он взглянул на собеседницу, в глазах его читалась нежность. Да, глаза выдавали, что он тоже ощущает возникшую сейчас между ними особую связь. Они перестали быть боссом и подчиненной, миллионером и уборщицей. Только мужчина и женщина!
Том дотронулся до лежащей на столе руки Полы, и между ними пробежала искра. Внезапно ушло ощущение соблазнительной интимности. Нет, в помещении слишком много людей.
— Пойдем? — спросил мужчина. Женщина согласно кивнула.
И вот они снова едут в поместье д'Арманов. На этот раз молча, но понимая друг друга с полувзгляда. Голова ее чуть-чуть кружилась. Но это из-за того, что Том так близко, а вовсе не от выпитого вина.
Когда они приехали, не было видно ни Жака, ни Симоны. Пола направилась к лифту, но Том удержал ее за руку.
— Не торопись подниматься. Мне так сейчас хочется пройтись с тобой по саду.
Она послушно двинулась за ним к двери, ведущей в сад.
Здесь все дышало свежестью, ночной воздух благоухал ароматом роз. Меж цветущими кустами вилась белая гравиевая дорожка. С неба на красивую пару благосклонно взирала луна.
— Почти полнолуние, — заметил Том. — Наверняка это любезно устроил наш хозяин.
Пола рассмеялась.
— Разве все во Франции подчиняется ему?
— Возможно… Но только не я!
— И не я! — Она круто повернулась и взяла Тома за руки. — Вот бы сейчас заиграл оркестр и мы пошли бы танцевать. Только мы и никого больше.
— Мадам, ваше желание для меня закон. Хор Клинтона к вашим услугам. — И, отвесив ей низкий поклон, начал напевать вальс «Голубой Дунай».
Том положил ей руку на талию, и они, вместе напевая, стали кружиться на плотно утрамбованном белом гравии. Кружась по саду, Пола почувствовала себя в каком-то другом мире. Мире, где были только они двое, теперь и навсегда.
И вот уже Томас притянул партнершу к себе и прошептал:
— Знаешь, мне почему-то стало сейчас очень грустно. Ты действительно должна завтра ехать домой, Пола? Мне бы хотелось, чтобы ты осталась.
Она уткнулась лицом в шелковый отворот пиджака.
— Господи, как бы хотелось остаться здесь навсегда! — призналась она. — Но я не могу. Тебе трудно это понять…
— Трудно понять? — Он приподнял ее подбородок. — Ты порывистая, но, когда нужно пойти на обдуманный риск, легко пугаешься, правда?
