– Ты уверен в том, что ты делаешь?
– У меня нет выбора. У Гиттенса мой отец.
– Ладно. Помни, в случае чего я тебя прикрою.
Меня эта мысль не слишком-то грела. Брекстон понял мое состояние и пожал плечами.
– Уж так сложилось, собаченыш.
Из машины мы вышли оба. Брекстон остался сзади, а я направился к Гиттенсу.
– Я же велел тебе одному прийти! – сказал Гиттенс.
– Еще вы велели мне думать.
Гиттенс усмехнулся:
– Ну ты прямо копия меня!
Отец выглядел – краше в гроб кладут. Его шатало. Под глазами темные круги. Волосы мокрые, в завитушках. Руки неловко сложены на животе.
Я повернулся к Гиттенсу.
– Сними с него наручники.
Гиттенс тут же подчинился. Отец стал молча массировать занемевшие руки.
– Отец, ты пьян?
Отец виновато потупил глаза.
Я сказал в бешенстве:
– Зачем вы его так?
– Нет, Бен. Я тут почти что ни при чем. Я его таким уже застал.
– Папа, что ты ему рассказал?
Отец молчал, не поднимая глаз от песка.
– Клод! – Я повысил голос. – Ты ему что-либо рассказывал?
Гиттенс вмешался.
– Конечно, он мне все выложил, – сказал он добродушным тоном.
– Я не вас спрашиваю! – рявкнул я. Схватив отца за грудки, я стал его трясти.
– Отец! Очнись, так твою растак! Что ты Гиттенсу наплел?
Гиттенс снова вмешался:
– Оставь ты его, бедолагу. И остынь. Я уже все знаю.
– Что вы имеете в виду, говоря «я уже все знаю»?
– Бен, брось комедию. Думай! У меня было огромное преимущество. Я с самого начала знал, что не я убил Данцигера. Поэтому ничто не мешало мне соображать.
У меня голова пошла кругом. Мне было трудно сосредоточиться.
На кроссовках Гиттенса и на отворотах его штанов налип мокрый песок. На куртке поблескивали капли воды – и падали, когда он двигался.
Гиттенс торопливо произнес:
– Э-э! Без паники, Бен. Не дергайся. Все в порядке, все путем.
Быстрым движением он распахнул куртку и выхватил из кобуры револьвер.
– Все в порядке, все путем, – повторил он, наставив на меня дуло. – Бен, два шага назад, пожалуйста.
– Эй! – раздалось за моей спиной.
Я повернулся.
Брекстон целился из пистолета в Гиттенса.
Гиттенс секунду-другую колебался, потом медленно снял палец с пускового крючка, повернул револьвер дулом к себе и протянул его мне.
– Я же сказал – все путем, не надо волноваться. Нам с тобой пушки не нужны. Мы и так поговорим.
Я взял знакомый мне с детства револьвер. Тридцать восьмой калибр. Отец, будучи шерифом, с ним никогда не расставался.
– Орудие убийства, – сказал Гиттенс. Без театральности в голосе. Просто констатировал.
– Бред собачий!
– Ну, тут я не согласен. И баллистическая экспертиза подтвердит, что я прав.
Мне пришло в голову, что я могу сейчас швырнуть револьвер в озеро. Я даже представил, как он летит на фоне ночного неба, как бултыхается в воду... Однако это не выход.
