должно было заставить меня пожалеть о содеянном. — Потом с обезоруживающей смелостью Эмилия четко произнесла: — Но я не сожалела.
Тетя Софи была совершенно права.
Как только она узнала всю историю целиком — по крайней мере настолько, насколько знала ее сама Эмилия, потому что поведала обо всем, начиная с того, как обнаружила Алекса у себя на балконе, и заканчивая любовными письмами, — тетя тут же согласилась, что Алекс непременно захочет обыскать их загородный дом в Кембриджшире.
Она мудро предложила переехать именно в этом направлении.
И он пришел. Теперь он был здесь, одетый в простую белую рубашку и брюки, в темном сюртуке. В кабинете ее отца, где ему решительно не следовало бы находиться, и вид у него был непривычно смущенный.
— А следовало бы пожалеть, — сказал он с легкой ноткой горечи в голосе. — Потому что теперь ваше имя связано с бесчестным, непостоянным, развратным Александром Сент-Джеймсом. Слухи дошли даже до моей бабушки, а ведь она, как правило, выше подобных разговоров.
Эмилия беспокойно шевельнулась в кресле, задетая его словами, словно он задел ее в физическом смысле. В потухающем камине одно из поленьев громко треснуло, излив смолу.
— А вы такой?
— Непостоянный или развратный? Собственно, и то и другое, но не настолько, как принято думать. — В комнате было довольно темно, но она угадывала — его лицо сейчас хранит обычное непроницаемое выражение. Она видела этот мягкий, доброжелательный взгляд раньше, но, постепенно узнавая Алекса лучше, начала подозревать — он напускает на себя этот вид, словно надевает маску, желая скрыть свои истинные чувства. Сознательно выработал в себе подобный навык. Интересно, бывает ли, чтобы кто-то, помимо маркиза Лонгхейвена или виконта Олти, догадывался, что он на самом деле думает?
Но сейчас, однако, они были одни, и на ней не было ничего, кроме ночной сорочки и пеньюара. В доме было тихо. О чем он думал в эту минуту?
— Я не считаю, что вы способны порвать отношения, которыми дорожите, в которые вкладываете чувства.
— Как только женщина заговаривает о чувствах, признаюсь — мне это начинает внушать тревогу. Особенно если я непрошеным проник в ее дом во второй раз. Эмилия, я…
— Да? — Она встала, когда он вдруг замолчал. Грубый ворс ковра под ее босыми ногами, легкий запах дыма, медленное тиканье часов на каминной полке — все это померкло по сравнению с тем, как он взглянул на нее. В его взгляде Эмилия видела какую-то робость, когда она вскочила с кресла, он заметно напрягся.
Подумать только! Эта девушка смогла внушить робость многоопытному светскому льву, Алексу Сент- Джеймсу! Или, если слово «робость» тут не годится, Эмилия, скажем так, лишила его обычной самонадеянности. А может, просто выбила почву из-под ног?
— Я получила уже пять писем, — прошептала она, запрокидывая голову, чтобы видеть его лицо. — А вы получили еще что-нибудь? — Не дожидаясь ответа, Эмилия продолжала: — Они… просто очаровательны. Я начинаю узнавать Анну, понимать, что чувствуешь, когда становишься женщиной. Даже тетя Софи никогда не рассказывала, что такое на самом деле физическая близость мужчины и женщины. С помощью Анны я становлюсь сведущей.
— Вам не следует их читать, — укорил он, но его руки бессильно опустились и легли по швам.
Игра с огнем…
— Мне было очень любопытно. — Протянув руку, она дотронулась до него, чтобы между отворотами сюртука под тканью сорочки всей ладонью ощутить тепло его кожи. Его грудь была твердой и мускулистой. Эмилия уже знала это — помнила, как прижималась к его груди, целуясь с Алексом в беседке. Пальцы ощущали сильное и ровное биение его сердца. — Не знаю, хорошо ли это — знать, что происходит между мужчиной и женщиной, или становится только хуже?
— Что становится хуже? — спросил он внезапно охрипшим голосом, однако ее руки не отвел.
— Когда я думаю о вас. О нас.
Наконец он к ней прикоснулся. Его пальцы ласково прошлись по ее щеке.
— Эмилия, какие неосторожные слова! Все равно что сморозить исключительную глупость.
Огонь в камине погас, и теперь она почти не видела его лица.
— Нас влечет друг к другу. Кажется, вы сами так мне сказали.
— Половина всех мужчин в Лондоне испытывает влечение к вам. Другая половина — это или дети, или глубокие старики.
— Вы ревнуете?
— Нет! — Его ответ был как удар хлыста. Потом он сказал, не в силах кривить душой: — По крайней мере мне не следует ревновать. А вы?
Ответом было сказанное шепотом слово, и вдруг он приник губами к ее губам безумным, сокрушительным поцелуем. Это было совсем не похоже на те два нежных, бережных поцелуя. Но Эмилия была покорена его нетерпением, его безудержной страстью и не сделала ничего, чтобы его оттолкнуть. Напротив, обвила его шею руками и прильнула к нему, точно последняя бесстыдница.
Она многое почерпнула в письмах Анны.
Она ему нужна? Или он просто ее хочет? Наверное, и то и другое, судя по тому, как руки Алекса гладили ее тело, прижимали ближе, теснее… По низкому хриплому рычанию, которое вырвалось из его горла, эхом отдаваясь на ее губах. До того первого поцелуя она никогда особенно не задумывалась над физической составляющей любви. Ей представлялось, что мужчинам гораздо больше, чем женщинам, нравится то, что происходит в спальне. Сейчас, однако, она начинала подозревать, что удовольствие может быть взаимным. Письма лишь распалили давно разбуженное воображение.
Его теплые губы, дразня, ласкали ее щеку.
— Я пришел сюда не за этим. Если хотите знать, я избегал любых светских собраний, где могли бы присутствовать вы. Не искал с вами встреч во время утренних прогулок — и все для того, чтобы защитить и вашу репутацию, и себя. Вот почему я думал, что вы еще в Лондоне.
— Не думала, что вашей репутации можно навредить еще больше. — Эмилия сладко поежилась, когда его губы нашли ямку за ее ухом.
Он тихо рассмеялся, гладя ее волосы:
— Не репутацию. Себя самого. От вас. От этого. Я не могу больше доверять себе, и по очень важной причине.
Когда он поцеловал ее снова, он дал волю рукам. Эмилия смутно почувствовала, как подается узел пояска пеньюара. В следующий миг ее пеньюар соскользнул на пол. Тыльной стороной пальцев он погладил ее грудь, прикрытую лишь тонкой ночной сорочкой, и она едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Судорожно сжала пряди его волос.
— Остановите меня, — едва слышно прошептал он. Ее отяжелевшая грудь легла в его ладонь.
Эмилия была шокирована, когда большой палец начал дразнить сосок. Но это вовсе не было ей неприятно. Внизу живота возникло странное ощущение.
— Моя спальня наверху, — прошептала она, отрывая губы от его губ. — А тетя Софи в гостевом крыле.
Глава 15
