потянулась к простыне. Она будто только сейчас запоздало заметила, что обнажена.
— Не надо, — сказал он, слегка сжав ее запястье. — Мне нравится смотреть на вас.
— Мне тоже. — Ее взгляд обежал его грудь, спустился ниже. На щеках выступил румянец. — Я привыкну, но сейчас… Я чувствую…
Эмилия умолкла, и Алекс подсказал:
— Вы смущены? Удивлены? Узнали правду?
Она тихо, невесело рассмеялась:
— Думаю, подходят все ваши определения, но и их недостаточно.
— Не могу сказать от имени всего человечества, но, насколько я понимаю, так чувствует себя любой после первого сексуального опыта.
— Неужели каждый получает предложение руки и сердца в посередине, так сказать, дела? Поскольку я получила, это дает мне право удивляться больше обычного.
Было трудно понять, почему его совсем не беспокоит отказ от холостяцкой жизни, а ведь это был своего рода обет. Он собирался от души насладиться жизнью после тяжелых лет в Испании. Хотя, может быть, все ясно? Ведь рядом с ним Эмилия, такая нежная, любящая! Он еще не был готов признаться самому себе, что влюблен, но сознавал, что его неодолимо тянет к этой девушке. Раньше он считал женитьбу долгом, однако иметь такую жену — это счастье и радость. И в постели, и вообще.
Пролитое семя поблескивало на ее бедрах, приправленное кровью, как напоминание о потерянной невинности. О невинности говорила и обстановка спальни — теперь, утолив любовный пыл, Алекс мог также рассмотреть и ее. Занавеси девической постели бледного, розоватого цвета; детское кресло-качалка в углу. Ночной ветерок раздувал кружевные оборки на занавесках окна.
— Вероятно. — Он заглянул ей в глаза и, наклонившись, нежно поцеловал. — Однако признайтесь, я сделал предложение очень своевременно. Не так ли? Леди как раз задыхалась от страсти в моих руках.
— Не думаю, что я задыхалась, — чопорно заметила она, а затем, рассмеявшись, придумала остроумный ответ: — То есть я не знаю, задыхалась или нет. Но если бы вы попросили по-другому, я бы все равно сказала «да». Не важно, как вы это сделали.
Его рука, лежащая на ее груди, замерла.
— Наверное, я мог бы быть более романтичен. Встать на колени, преподнести розы и все такое. Я как-то не думал. Я просто хотел, чтобы вы знали — я не просто воспользовался удобным случаем.
Закоренелый повеса с потрясенным лицом приносит извинения зато, что лишил девушку невинности, — это было бесценное зрелище. Рядом с ней был Алекс, который страстно ее хотел, в восхитительной мужской наготе, занимая собой почти всю постель! Волосы цвета воронова крыла взъерошены…
— Вы были очень романтичны, — успокоила его Эмилия под впечатлением его нежных, умелых ласк. Ее жизнь наполнилась счастьем! — То, что произошло, я не согласилась бы променять ни на какой иной сюжет, уж поверьте мне.
Теперь, когда она потянулась, чтобы убрать заплутавшую темную прядь с его шеи, их никто не видел. Они были вдвоем, надежно укрытые от посторонних глаз, в знакомой обстановке ее спальни, которую она считала лучшим местом на земле. Улыбка Алекса могла вскружить голову любой женщине. Эмилия почувствовала, как в глазах закипают предательские слезы, а в горле подозрительно перехватило…
Перехватив ее руку, Алекс приложился к ней губами.
— Я рад, что вы не жалеете. Как только страсть утолена…
Он едва заметно пожал плечами, и она замерла. У Алекса была возможность узнать, что наслаждение проходит, интерес угасает. Она закончила за него:
— Возникают сомнения?
— Только не в нашем случае.
— Но это было с вами раньше.
— Ничего подобного со мной не бывало.
И она ему поверила. Разумеется, не в то, что он не знал женщин. Он заслужил свою репутацию — а она у него была, признает он это или нет. Но в его голосе было нечто, что убеждало даже такую, как она, — девушку, которая всю жизнь провела в глуши Кембриджшира.
— Неужели?
— Да. Вы перевернули мой мир.
Ей вдруг захотелось рассмеяться. Посмотрите-ка, вот она, обнаженная, рядом с мужчиной, и не просто мужчиной, а Алексом Сент-Джеймсом, и на ее бедрах липкое доказательство их взаимной страсти. Радость и счастье переполняли ее сердце.
— Мне нравится, как вы сердитесь. — Эмилия лукаво улыбнулась.
Но он нашел ответ получше.
— А мне нравитесь вы. — Он склонился к ней, черные волосы упали на лоб. — Бывают женщины красивые, но внешность — еще не все, если мы говорим о личности. Бывают женщины очаровательные, бывают — остроумные, бывают — умные. Но так редко можно встретить ту, которая соединяет в себе все эти качества.
— Какой чудесный комплимент, — тихо сказала она.
— Не благодарите меня. Наша жизнь была бы куда проще, если бы я смог перестать о вас думать.
Эмилия надеялась, что все не так уж страшно, однако мысль об отце ее тоже тревожила.
— Я не хочу войны. Позвольте мне самой убедить отца. Тетя Софи придумает, как это сделать.
— Я не собираюсь прятаться за спиной вашей тети. — Прекрасное лицо Алекса чуть нахмурилось. — Или за вашей спиной. Это не нравоучение, не обычная самоуверенность мужчины. Я хочу поговорить с ним — честно и открыто. Во-первых, лично я с ним не ссорился. То, что поссорило наши семьи, осталось в прошлом. Впрочем, подозреваю, не столь далеком прошлом, чтобы можно было обо всем забыть. Но наших судеб это уже не касается.
— Неужели все так просто? — Эмилия обняла его за шею, привлекая к себе, чтобы поцеловать. — Если вы говорите, что так и есть, я вам верю.
Ее восхищала собственная власть над этим сильным, огромным мужчиной. Рядом с ним она была совсем крошкой, однако он легко уступил, принимая поцелуй. Алекс прошептал:
— Нет. Не так уж просто.
И поцеловал ее в ответ. Более того, Эмилия почувствовала, как его плоть снова восстает. Страстный поцелуй вырвал у нее вздох, а потом и вскрик — когда он вдруг снова накрыл ее своим телом.
— Алекс!
— Наши семьи ненавидят друг друга, — напомнил он, лаская губами ее шею.
— Я знаю. — Конечно, Эмилия знала. Она видела лицо отца после того, как танцевала с Алексом на том вечере. Потом последовал суровый приговор — держаться подальше от сына герцога Беркли. Она ничего не забыла, но ведь ослушалась самым непочтительным образом! Потому что лежать в постели, сплетясь в любовном объятии с Алексом, вовсе не означало послушание отцовской воле.
— Нас ждет сопротивление по всем фронтам. — Он куснул ее за мочку уха.
— Да. — Она запрокинула голову, подставляя его губам ямку между ключиц. Было то скреплением договора или знаком согласия? Трудно сказать.
— Похоже, вас это мало заботит. — Он послушно лизнул то место, где билась жилка.
— Сейчас — нет. Может быть, утром я стану более практичной. — Она восхищенно гладила могучие мускулы его плеча.
— Значит, у нас еще несколько благословенных часов, чтобы не вспоминать о неприятностях.
Действительно благословенных, решила Эмилия, когда он начал целовать ее грудь, и слово «часы» приобрело новый, чудесный смысл. Действительно, слуги вставали рано, однако Алекс проник в кабинет отца задолго до полуночи. Когда он раздвинул ей ноги, она закрыла глаза, уступая его настойчивости. Теперь, зная, чего он хочет, Эмилия сосредоточилась на ощущениях каждого медленного удара. Томительная игра — внутрь до отказа и отступление; твердость и мягкая податливость, слияние мужского и женского. Эмилия дрожала от предвкушения. Иногда ей случалось видеть, как женщины перешептываются, закрыв ладонью рот, и обмениваются многозначительными взглядами, когда мимо проходит кто-то из
