обещать.
Экипаж подкатил к круглому фонтану и остановился. Знакомый, успокаивающий звук — журчание воды, стекающей по трем просторным ярусам. Алекс вышел из экипажа и подхватил Эмилию на руки, помогая спуститься на землю. Хорошо, что его визит под ручку с женой не шокирует по крайней мере Джона. Обнимая жену за талию, он повел ее вверх по нескончаемым ступеням к парадному входу. На внушительных размеров двери был вырезан родовой герб: поднятый вверх меч в окружении дикого кабана и стоящего на задних лапах льва.
— «Берегись встать поперек», — прочитала Эмилия.
Алекс удивленно взглянул на жену:
— Ты знаешь латынь?
— И еще греческий, достаточно, чтобы прочесть некоторых классиков в библиотеке отца. Тех, кого не переводили.
Ущипнув ее за подбородок, Алекс улыбнулся:
— Я уже говорил, что без ума от начитанных юных леди с поразительными голубыми глазами?
— А я уже говорила, что без ума от беспутных разбойников?
— Как удачно складывается для нас обоих. — Он склонился к губам Эмилии.
Ее губы были теплыми, мягкими и нежными, а поцелуй — самый приятный, но Алекс вдруг понял, что они не одни. Кто-то открыл дверь. Подняв голову, Алекс увидел, что рядом стоит Оутс, дворецкий. Неопределенного возраста, со всей важностью, которую предполагало его положение распорядителя над прислугой в доме августейшего герцога. На худом лице — легкая болезненная гримаса, но Алекс не мог с уверенностью сказать, что ее вызвало. То ли необходимость прервать момент нежности, то ли страстные объятия на самом пороге дома. Пожилой дворецкий прочистил горло.
— Добрый день, лорд Александр.
— Добрый день, Оутс.
— Я и не ожидал, что предполагался ваш визит. — Неодобрительные нотки в его голосе напомнили Алексу детство.
Нет нужды говорить, что в Беркли-Хаусе ничто не могло произойти такого, чего бы Оутс не ожидал.
— Это незапланированный визит, — весело сказал Алекс, выпрямляясь. Щеки Эмилии заливал густой розовый румянец. То ли от поцелуя, то ли потому, что их застали в столь пикантный момент. — Я хочу представить вам свою жену, леди Эмилию.
Даже легендарная бесстрастность Оутса сейчас была поколеблена. Он открыл рот, можно сказать, чуть не теряя челюсть — вот был бы удар по его достоинству! Однако дворецкий быстро обрел равновесие и поклонился:
— Какое удовольствие, миледи! Добро пожаловать в Беркли.
— Благодарю.
— Ее светлости понадобится горничная. — Алекс взял за руку жену и повел ее в фойе — мраморные полы, парящие высоко над головой потолки, мозаика из позолоченных листьев на капителях колонн, изготовленная одним флорентийским мастером два столетия назад. Прихотливый узор частично воспроизводил тот, что можно было видеть в Ватикане. — И я полагаю, нам захочется переодеться и освежиться перед тем, как предстать перед остальными домашними.
— Разумеется, это будет устроено, милорд.
Оутс шагал вперед с впечатляющей скоростью, и Алекс усмехнулся:
— В детстве я был изрядным шалопаем. Вот не думал, что смогу еще раз его поразить, но, кажется, мне это удалось.
— По общепринятому мнению, ты вообще распутник, — заметила Эмилия сухо, во все глаза глядя на бесценную, алую с белым, вазу, наполненную оранжерейными цветами, которая стояла на черном лакированном комоде, также вывезенном с Востока. Потом ее заинтересовала великолепной работы люстра, свисавшая с потолка прямо над их головами. Она, казалось, покорилась судьбе, но, к облегчению Алекса, не оробела, как можно было бы ожидать от неопытной, излишне опекаемой девицы.
Ему нравилось, как она вела себя в его доме. Ей очень шел этот живой синий цвет, перекликающийся с цветом ее удивительных глаз.
Хотя еще больше ей шло быть вовсе раздетой.
Мог ли он представить себе такое? Что приедет в Беркли с женой?
Вспомнив, что скоро вечер, Алекс многозначительно прошептал:
— И я скоро покажу вам, какой я распутник. Вот только останемся одни.
По крайней мере она успела выйти из ванной, когда в дверь постучали. Эмилия не знала, открывать ли, поскольку на ней не было ничего, кроме халата. Однако когда тихий стук повторился, она кивнула горничной, скромной молодой девушке с приятным валлийским акцентом. Горничная пересекла комнату, открыла дверь и поспешно присела в реверансе.
Стоящей на пороге женщине, вероятно, было под тридцать. Это была хорошенькая брюнетка, одетая в элегантное, но скромное серое платье, отделанное по вырезу бельгийскими кружевами.
— Я Диана.
Это простое заявление несколько озадачило Эмилию.
— Маркиза Бушэм, — пояснила дама, — в настоящее время замужем за некогда печально известным Джоном, старшим братом вашего супруга. Простите за вторжение, однако могу ли я войти?
Ее теплая улыбка исключала всякую возможность отказа. Кроме того, она приходилась ей невесткой. Эмилия, запинаясь, произнесла:
— Ра… зумеется. Прошу вас.
— Я подумала — вдруг вы захотите дружески поболтать до обеда. — Диана вплыла в комнату, необычайно грациозная в ворохе серебристых юбок. У нее было лицо в форме сердечка и мягкие карие глаза, глядевшие с откровенным любопытством. — То есть позвольте мне быть откровенной. Я сгораю от нетерпения. Не могла дождаться, когда увижу вас — самым почтительным образом, уверяю вас. Я обожаю Алекса.
Тихая горничная вышла из комнаты и осторожно притворила за собой дверь.
Трудно было придумать лучший способ разбить, так сказать, лед. Машинально Эмилия потуже затянула поясок халата, но отвечала она взвешенно и со всей серьезностью:
— Я тоже его обожаю.
Чтобы забраться на постель в стиле ампир, требовался специальный стульчик, поэтому ее невестка уселась на затянутый шелком стул-шартрез. Комната была выдержана в стиле элегантной роскоши: обитые бледно-зеленым шелком стены, бесценные обюссонские ковры под ногами, тяжелая, резная мебель розового дерева. Муж вскользь заметил, что она может декорировать их комнаты по собственному вкусу, если захочет. Однако, хотя отец Эмилии был человеком богатым, ей пришлось заново оценить размер состояния Алекса.
Диана Сент-Джеймс разглядывала ее, удобно устроившись на стуле.
— Надеюсь, если вышли за него замуж, то не без любви. Уверяю вас, мы превращаем мужчин в жалкое подобие самих себя, если связаны с ними на всю жизнь. Ну а теперь расскажите, как вы познакомились! Когда я спрашивала Джона, он отвечал что-то крайне невнятное. Типичная мужская бестолковость!
Услышав столь непочтительное мнение о будущем герцоге Беркли, Эмилия на минуту потеряла дар речи. Как и каждое замечание гостьи относительно наследника герцогского титула.
Маркиза выжидательно смотрела на Эмилию, однако в ее глазах светилось сочувствие.
Может быть, это хорошо — обзавестись женщиной-союзником во вражеском стане, грустно подумала Эмилия. Вопрос Дианы, однако, поставил ее в чертовски затруднительное положение. Муж был тверд как кремень в том, чтобы соблюдать свое таинственное обещание. Она не знала, распространяется ли оно на тот дерзкий налет на дом ее отца.
Она решила сказать правду, но утаить подробности.
— Это было очень романтично, право же! Мне иногда бывает трудно дышать, это детская болезнь,