вырвавшись наружу, они уже не позволят ей запереть их на замок.
— Почему ты настаивала на кровати? — Голос Гордона казался сонным, но его рука замерла у нее на плече. — Я не догадался раньше у тебя спросить. У тебя ведь была причина, так?
Джемма уткнулась лицом ему в грудь, надеясь, что он решит, будто она слишком устала и задремала. Ей не хотелось, чтобы счастливый момент был испорчен неприятными событиями этого дня.
— Скажи мне, Джемма. Я не допущу, чтобы ты скрывала от меня то, что для тебя важно.
— А я не собираюсь становиться такой женой, которая готова плакаться тебе из-за любого пустяка.
Он судорожно втянул в себя воздух; теперь, когда желание больше не туманило ему голову, он легко понял, в чем заключалась причина ее настойчивости.
— Кто усомнился в твоей добродетели?
Его голос стал жестким. Он сел на кровати, усадив ее рядом с собой. Взяв ее за подбородок, он заставил ее поднять голову и смотреть ему в глаза. Его гордость была задета — и это ясно читалось по его глазам.
— Дело в этом, так ведь? Кто позволил себе говорить о тебе плохо?
Она решительно оттолкнула его руку:
— Не обращайся со мной как с маленькой, Гордон.
— Тогда ответь мне как женщина, которая не пытается скрыть правду!
Она пожала плечами:
— Какая разница, кто говорил? Важно, сколько человек слушали!
Он нахмурился:
— Это Эньон! Больше никто не посмел бы, да и не стал бы так беспокоиться о том, какое место ты здесь займешь.
Джемма презрительно фыркнула и хотела было слезть с постели, но замерла, когда ее взгляд упал на простыню. На ее поверхности появилось яркое пятно крови. Она невольно содрогнулась, несмотря на свое желание увидеть именно это.
— Я ее прогоню.
— Ни в коем случае, Гордон Дуайр!
Джемма не желала помнить о том, что жене таким тоном разговаривать с мужем не положено. Церковь за это наложила бы на нее епитимью, брат ее осудил бы — однако все это не имело никакого значения. С Гордоном она постоянно оказывалась на грани скандала — и, если говорить откровенно, ей это нравилось.
— За стенами нашей комнаты существуют правила, и ты прекрасно знаешь, что им надо следовать, Джемма. Она была моей любовницей — если несколько совокуплений заслуживают такого названия. Она заслужила изгнание.
Он встал и прошагал через комнату, подхватив что-то с пола.
— Именно из-за этих правил я и говорю тебе, что ты не должен ее изгонять.
Джемма двинулась за ним, не собираясь сдаваться.
— В твоих словах нет никакого смысла, женщина!
— Вот именно! — Ее торжествующий ответ заставил его скептически хмыкнуть. — Ты не понимаешь, потому что управление домом — это женская обязанность. Я бы тоже не поняла многих распоряжений, которые ты даешь своим людям, потому что я не мужчина и меня с детства не обучали пониманию тех обязанностей, которые лежат на тебе. И я еще раз говорю тебе, Гордон: оставь Эньон в покое. Я ее одернула и сделаю это снова, если понадобится.
Он шумно вздохнул, но его лицо осталось непреклонным.
— Эньон устроила шум не из-за своих обязанностей по дому. Она позволила себе усомниться в том, что я не нарушу тех обетов, которые мы с тобой принесли.
Он встряхнул ее халат с такой силой, которая лучше всех слов показывала, насколько он разъярен. Он развернул для нее халат, и она растерянно продела руки в рукава.
Он овладел ею и теперь намерен отправить ее обратно в ее спальню?
Джемма вынуждена была прийти именно к такому выводу. Очень многие супружеские пары, брак между которыми был заключен по тем же соображениям, что действовали и в их случае, спали порознь.
Ну что ж, она скулить не собирается. Она ведь теперь уже женщина! А не какая-то девочка, которую взяли в жены чересчур рано ради ее приданого, а ее мужу в постели от девочки нужна только покорность. Такая девчушка слишком юна, чтобы знать, чего она хочет. Джемма намерена высказывать свои мысли, даже если ее мужу это не понравится. Сердце у нее заныло: та нежность, которую он так недавно ей дарил, исчезла.
— Я — твоя жена, Гордон, и буду делать все необходимое, чтобы управлять этим домом. Твои сомнения для меня оскорбительны. Тебе нужна жена или балованная принцесса, которая не годится ни на что, кроме как принимать в себя твое семя?
Он выругался. Затягивая пояс халата, Джемма заставила себя не опускать головы.
— Такое мне понятно, милая, желание знать, что твое слово уважают.
Он взял свой килт и, несколько раз обернув его вокруг талии, перебросил остаток материи через плечо. На нем не были заложены складки и потому ходить в нем было неудобно, но, похоже, Гордона это нисколько не смущало. Он широко распахнул дверь спальни и решительно ухватился за шнур, висевший у входа. Несколько раз с силой дернув за него, он со стуком захлопнул дверь.
— Я уступлю тебе, малышка, в твоем желании не показаться слишком слабой перед теми, кому ты должна давать свои распоряжения.
— Спасибо.
Гордон засмеялся, но его смех был недобрым. Он подошел к ней обратно — и она снова смогла рассмотреть выражение его лица. У нее по спине пробежал холодок: это было лицо человека, которому нельзя перечить, по крайней мере, пока он остается в таком настроении. В его глазах появился опасный блеск.
— Но учти, что я проясню этот вопрос — по крайней мере, в отношении моих людей.
Те, кто поднимались по лестнице, не стали трудиться и стучать в дверь. Они ввалились прямо в комнату, и Джемма невольно отошла подальше в тени, сгустившиеся по краям спальни: в такой одежде она не готова была показываться никому, кроме самого Гордона. Два капитана его отряда прикоснулись к краю своих шапок и вопросительно смотрели на него, ожидая, чтобы он объяснил, зачем их вызывал.
Гордон указал на постель:
— Оказывается, в мое отсутствие велись какие-то разговоры относительно невинности моей невесты. Вы засвидетельствуете то, что она пришла ко мне девственной и что сегодня утром на простыне не было крови потому, что прошлой ночью я не накинулся на нее, словно безбородый юнец, который не знает, как разжечь страсть у своей невесты. Вчера ночью нам помешали прежде, чем я успел лишить ее невинности, и мне очень не нравится то, что кто-то высказывал другое мнение.
Несколько женщин вошли следом, успев услышать эти слова своего лэрда. Среди них оказалась кухарка, которая сурово сжала губы. Эта женщина спала на кухне, ее длинные волосы были заплетены в толстую косу, спускавшуюся по спине.
Она подошла к капитанам, стоявшим у кровати, и высоко подняла фонарь со свечой, чтобы осветить простыню. Джемма отошла еще дальше в тени, чувствуя, что ее глаза начали гореть от слез. Нелепо было плакать из-за столь ожидаемой вещи! То, что она англичанка, означало только одно: ей нельзя упускать ни одной детали. Невестам по всему миру приходится терпеть такой показ, и было крайне неразумно так из-за этого расстраиваться.
— А теперь идите и дайте всем хорошо понять, что я не потерплю сомнений по этому поводу.
— Да, лэрд. Конечно.
Капитаны снова почтительно прикоснулись к своим шапкам и удалились. Кухарка прищелкнула пальцами, подзывая служанок, пришедших вместе с нею. Она собственноручно сняла с кровати испачканную простыню, а те постелили свежую.
— Выставь простыню на столе, на улице дождь.
