большую ладонь ей на живот, начал осторожно его тереть, стараясь расслабить напряженные мышцы. Его пальцы распускали узлы, позволяя Джемме дышать. Лоб у нее покрылся холодным потом, и она качнула головой.
— Больше не буду. Мне противно.
Клэр стояла рядом, спокойная и тихая, но непреклонная. Сделав один шаг к кровати, она подождала, чтобы Гордон перевел взгляд на нее.
— Ей надо есть, чтобы очистить плоть от яда, иначе в желудке начнется необратимая реакция.
Пальцы Гордона, бережно разминавшие ее напряженный живот, на секунду замерли, лицо посуровело. Джемма видела его таким решительным только один раз — когда он столкнулся с теми английскими рыцарями-разбойниками, которые хотели ее убить. Теперь объектом его мрачной решимости стала она сама. Он снова взял ложку, но вид у него был такой, словно это меч и щит.
— Ты будешь есть, Джемма, я ведь знаю, что ты такая же упрямая, как я, и не допустишь, чтобы это мерзкое злодеяние отняло у тебя жизнь.
Край ложки уже прижимался к ее губам, но не это действие, а его слова заставили ее открыть рот и сделать следующий глоток.
— Солнце скоро встанет, и я хочу, чтобы ты увидела, как прекрасен день, милая.
Он не собирался сдаваться, скармливая ей суп ложку за ложкой. И оказалось, что ее нутро почти без протеста стало принимать пищу, она почувствовала еще только пару неприятных спазмов. Теперь действие отвара скорее можно было назвать успокаивающим, вот только во всем ее теле по-прежнему ощущалась тупая боль. Услышав, как ложка проскребла по дну миски, Джемма облегченно вздохнула. Ее веки сами собой устало закрылись.
— Да, милая, пока хватит.
Он снова отставил посуду, не заставляя Джемму доедать последние капли. Она снова облегченно вздохнула, чувствуя, что ее желудок находится на грани тошноты. Закрыв глаза, она постаралась думать о чем-нибудь другом, чтобы отвлечься от неприятной попытки ее тела отвергнуть пищу.
— Я кое-что тебе принес, милая моя женушка. Открой глаза и посмотри, что мне пришлось ради тебя собирать. Мои люди решили, что у меня мозги размягчились, это точно.
Джемма открыла глаза и увидела, что он берет со столика пучок вереска. На этот раз веточки были перевязаны лентой.
— Это должно немного усилить твое желание встать с этой постели. Мир за стенами этой комнаты ждет, чтобы ты снова начала там буйствовать. По-моему, даже прачки по тебе скучают.
— А вот и нет!
Она потянулась за вереском, жадно любуясь крошечными цветочками, которые оказались такими красочными. Почему она никогда раньше не замечала, какие они яркие? Каждый лепесточек был особенным, но, соединяясь в цветке, они превращались в потрясающе прекрасное творение Господа. При виде этой красоты дух захватывало…
— Как мило…
Ее голос замер, рука, потянувшаяся к цветам, бессильно упала. Желудок ее наполнился, зато силы полностью исчезли. Веки ее затрепетали и опустились, но она слабо улыбнулась, унося в забытье вид букетика и нежное чувство к человеку, который собрал его для нее.
Никогда в жизни ему не было так страшно.
Гордон смотрел на свою спящую жену и скрежетал зубами от бессилия. Его воинские умения и сила были здесь бесполезны. Желание бить Эньон кнутом, пока та не признается в содеянном, грозило выйти из-под контроля, туманя разум. Хотя эта девица, скорее всего, и была виновной, доказательств у них не было. А он никогда не принадлежал к числу тех лэрдов, которые наказывают, не имея убедительных свидетельств вины. Замок Бэррас никогда не имел славы такого места, где нет милосердия. В темнице здесь не было дыбы или каких-то иных мерзких приспособлений для пыток. Сейчас у него было такое чувство, что только этот факт и не дает ему отдать такой приказ, которого потом придется стыдиться.
Он хотел бы ее повесить.
Или себя самого за то, что с ней спал. Это было легкомысленной ошибкой из числа тех, которые многие мужчины совершают, когда выпьют пару хороших кружек эля, а ночь оказалась такой холодной, что хочется прижаться к чему-то теплому.
Да, это была ошибка, и, возможно, теперь она отозвалась настолько сильно, что он сомневается в собственной способности ее пережить, Джемма бледна, как призрак, а вокруг ее глаз залегли черные тени. Леди Джастина не стала заверять его в том, что его жена выживет, она дала ему только одну надежду, что Джемме не дадут новую порцию яда. Подняв руку, он осторожно погладил жену по щеке. Ее кожа казалась еще более нежной, чем прежде, и вся она была пугающе уязвимой. Однако ее дыхание щекотало ему пальцы, служа надежным доказательством того, что она все та же упрямая кошка, которой он ее назвал. Она не собиралась сдаваться.
Но будет ли этого достаточно?
Этот вопрос терзал Гордону душу.
Он встал и вышел из спальни, направившись к святилищу, в храм. Ни одной женщине прежде не удавалось поставить его на колени — но теперь он охотно преклонил колена, надеясь, что Бог его услышит.
Его горести были огромны, а благодеяние, о котором он молил, было невыразимо велико. Ради Джеммы он опустится на колени.
Охотно и даже смиренно.
Глава 11
— Мне так надоела эта постель!
Джемма поджала ноги и тяжело вздохнула. Клэр, занимавшаяся чем-то в дальней части спальни, укоризненно посмотрела на нее:
— Вам следовало бы, дорогая, чаще радоваться тому, что вы еще живы.
— А я и радуюсь.
Однако Джемма поняла, что ее слова прозвучали очень похоже на нытье. А ведь она очень хорошо понимала, насколько ей повезло, что она осталась жива! Казалось, солнце светило ярче, а воздух пах слаще, чем раньше. Разгладив край простыни, она спустила ноги вниз и встала, но ей тут же пришлось ухватиться за столбик балдахина, чтобы удержаться на ногах. Она по-прежнему оставалась крайне слабой.
Клэр прекрасно знала свои обязанности: она моментально оказалась рядом и подставила Джемме плечо, чтобы та смогла на нее опереться.
— Хотите пройти к окну, миледи?
— Да, спасибо.
Путь к окну оказался мучительно долгим, так что Джемма уже готова была расплакаться. Теперь, когда боль ее оставила, ей не терпелось вернуться к нормальной жизни, но ее тело, похоже, не разделяло ее стремлений. Она и шагу не могла сделать без Клэр. Колени у нее подгибались, при каждом движении сердце начинало отчаянно колотиться, но и этого усилия оказывалось недостаточно даже для такого простого дела, как ходьба. Кровь ее текла вяло, отказываясь дарить силу и тепло телу. Мышцы ног протестовали при каждом шаге, но солнце манило ее к окну.
— Ну вот. Вам приятно будет подставить лицо солнцу.
— Да, очень.
И возможность видеть внутренний двор замка несказанно ее порадовала. От окна видна была церковь, где монахини протирали окна. В стороне юноши снова тренировались со своими деревянными мечами. Мужчины ходили дозором по стенам. Слышно было, как кузнец работает за своей наковальней:
