«Ну и бредятина», — подумал Занудин, погружаясь в кресло (Поэт так и не предложил ему присесть). Пальцы машинально принялись перелистывать поднятую с пола книгу. Содержание изобиловало множеством замусоленных, неразборчивых иллюстраций с расставленными на полях птичками. Поэт тотчас же услышал за спиной шелест страниц и, впервые обернувшись, зло сверкнул линзами очков.
— Вы меня не слушаете? — процедил он сквозь зубы.
— Ни в коем случае, обязательно слушаю, — откликнулся Занудин, уронив книгу переплетом вверх: «122 способа ирригации и отсоса жидкости из полостей организма» было написано на обложке.
Занудин напряженно почесал в области нижнего позвонка. Поэт, вздохнув, продолжал:
Занудину свело челюсти от судорожной зевоты, а в горле предательски заклокотало — но к моменту, когда Поэт обернулся, он все-таки успел слепить маску благодушного внимания. Поэт грозно откашлялся.
Поэт закончил чтение опуса и с чувством глубокого удовлетворения манерно развернулся к Занудину, отложил ножницы в сторону. Поймав на себе настойчивый взгляд Поэта, Занудин понял, что тот не иначе как ждет от него чего-то. Каких-то, стало быть, слов.
— Но в этих стихах совсем нет рифмы, — осторожно отозвался Занудин (словно боясь звучания собственного голоса) — и моментально пожалел о сказанном.
— Ага! Вот как! — вскрикнул Поэт и возбужденно выбежал в центр комнаты.
Занудин потупился и мысленно проклинал себя. В проклятиях фигурировали самые гнусные эпитеты.
— Нет риф-фмы, нет риф-фмы, — передразнивал тем временем Занудина Поэт. Затем, вплотную подойдя к Занудину, хитро заглянул ему в лицо. — А кто вам сказал, голубчик, что это главное?!
Поэт настолько приблизил свою физиономию к лицу гостя, что казалось, кончики их носов вот-вот соприкоснутся. Занудин поежился при этой мысли.
— Ну-у, так принято, мне кажется-а… я в поэ-э-эзии, конечно, не очень… — начал тянуть Занудин, пытаясь отодвинуться от Поэта на приемлемую дистанцию.
— Туф-фта! — воскликнул Поэт, обрызгав на каверзном «эф» Занудина слюнями. Этот губной звук при эмоциональном подъеме сопровождался в исполнении Поэта заметными осложнениями (Занудину приходилось сталкиваться в жизни с картавыми, шепелявыми, причудливо присвистывающими, но подобный дефект дикции ему до сих пор не встречался). — Все туФ-Ф-Фта!
Поэт снова вернулся в центр комнаты, где на него наиболее благоприятно падало освещение. Занудин поспешно вытер лицо рукавом.
— Глупо вставать на путь ограничений. Непростительно глупо. Рамок быть не должно! — Поэт свысока взглянул на Занудина. — Я беседовал со многими Великими. Шагзбиром, Достиувским, Моголем, Геде, Пучкиным… Как таковых, вышеуказанных уже не существует, а взгляды их продолжают меняться и порой крайне неожиданно… — Поэт рассеянно почмокал губами. — Что-то я мысль потерял…
«Вот и хорошо, что потерял», — подумал про себя Занудин, так как пришел уже к однозначному выводу, что этот субъект явно не в своем уме.
— Если хотите — формализм убивает в нас проницательность в деле поиска истины! Нельзя признавать никаких цепей! Никогда! Надо быть художником! — на Поэта вновь напало озарение. — Художником во всем. Когда держишь речь! Когда жаришь дурацкую яичницу! Когда, черт побери, совершаешь соитие…
— Кстати, — решился Занудин на попытку поворота вектора дискуссии, — как тут, в самом деле, с женским-то вопросом, в «Ковчеге»?
— В смысле? — запнулся Поэт.
— Я просто не заметил, чтобы в «Ковчеге» проживали другие женщины кроме Женщины, — не по своей вине скаламбурил Занудин. — А меж тем — ватага здоровых полноценных мужиков собралась под одной крышей…
— По моему велению здесь окажутся сотни женщин! — подпрыгнув на месте, возбужденно закричал Поэт, но уже в следующую секунду пыл его иссяк. — Другое дело, мне все равно никто не даст…
Он погрузился в грустную задумчивость. Неуклюже потер пах.
— Но при чем тут это? — опомнился и вновь впал в безумие Поэт. — Надо быть художником во всем, говорю я вам! О-о! Это мощь!.. Рифма? РиФ-Ф-Фма?! Ха! Мои стихи очень образные — об этом вы, разумеется, ни словом не обмолвились. Когда я пишу стихи — я живу! Мне хочется жить! Вот вы… вы… хотите сейчас жить?..
В руке Поэта — вероятно, для пущей наглядности — откуда ни возьмись сверкнуло лезвие внушительного мачете… Поэт твердым шагом направился к Занудину.
Занудин опешил…
Все произошло молниеносно. Занудин как ошпаренный вскочил с места и пулей вылетел в коридор. Поэт, проявив чудеса проворности, не отстал, и ему даже удалось уколоть Занудина клинком в копчик. Не
