сказать, что сильно, но по меньшей мере ощутимо. И ощущение, как не трудно себе представить, оказалось не из приятных.
— И-и-и-аааа! — завизжал Занудин и, ухватившись пятерней за незаслуженно пострадавшее место, скрылся в пределах своей комнаты.
— В-о-о-т, — послышалось назидательное «вот» снаружи. — А вы говорите…
Точно выйдя победителем в каком-то негласном, но непримиримом споре, поправив на носу очки и выкатив грудь колесом, Поэт торжествующе удалился восвояси.
— 26 —
С одной стороны, Занудину чересчур часто становилось настолько не по себе в стенах «Ковчега», что в душу закрадывалось небывалое волнение, почти лишающее рассудка и загоняющее в угол от оторопи. С другой стороны, продолжало свербеть упрямое любопытство, которое требовало удовлетворения. Занудин и сам не постигал, каким образом одно с другим способно уживаться в нем одновременно… Возможно, все дело в том, что грань между реальностью и мистикой стирается (причем не в пользу реальности), а человек по-прежнему хочет оставаться собой?.. В этом и заключена его глубинная защита?.. Сознание, дабы сохранить так необходимое ему состояние равновесия, рождает двойника, вторую равноправную половинку. Одна половинка — для нового, неизвестного, безумного. Вторая — для поддержки привычного я. Для радости вкусному столу, остроумному слову или, скажем, любви к теплым носкам… «Иная» действительность, обрушивающаяся на хрупкое человеческое существо, как ни странно может прозвучать, способна спасовать только перед легкомысленной привязанностью к старым слабостям, маленьким житейским потребностям смешного индивидуума. И отсутствие трансцендентных даров — о чем так часто сожалеют мечтательные люди, лишенные ярких переживаний, — становится вдруг воистину спасительным. Рассудок находит лазейку, чтобы в минуты неожиданной опасности защитить себя от пресса непосильных вопросов, стремящихся разорвать уязвимый мозг на атомы. Желал того или нет, Занудин оказался вовлеченным в этот философский эксперимент…
В одну из «ковчеговских» ночей Занудину приснился чудовищный сон. Будто бы он попал в дом престарелых и пытался склонить к половой связи старушку. У бабульки был беззубый шамкающий рот, а также согнувший чуть ли не до земного поклона горб ― но все это не мешало ей играть в неприступность. Она заразительно хихикала и тыкала в лицо Занудину маленький сморщенный кукиш…
Занудин проснулся в холодном поту. В складках семейных трусов блестели следы совершившейся поллюции. «Нужна женщина», — единственное, что крутилось в потяжелевшей, словно с похмелья, голове. Долгое время, будучи странником, обходился Занудин без женской ласки — это было попросту ненасущно, — но сейчас, понял, надо. Природа просто-таки взгромоздилась на закорки и настойчиво выдвигала свои неукоснительные требования.
В дверь, между тем, постучали. Занудин поленился посмотреть, который час.
— Кто там?
— Даун, — послышался голос карлика.
— Что тебе?
— Вы проспали завтрак, и дядюшка Ной распорядился принести еду к вам в комнату.
— Лишние хлопоты, — уже добродушнее проворчал Занудин, сползая с постели.
Занудин открыл дверь, и в номер важно проследовал Даун с подносом в руках. Он ловко выставил завтрак на журнальный столик и принялся наливать в чашку дымящийся кофе.
— Даун, у тебя была когда-нибудь девушка? — ни с того ни с сего обронил Занудин, расчесывая заспанные глаза.
— Была, — радостно отрапортовал Даун. Лицо его зарделось.
— А не врешь? — улыбнулся Занудин и шумно рухнул обратно в постель.
— Не-е, не вру.
— Целовались хоть?
— Не знаю…
Занудин дружелюбно рассмеялся, а через мгновение вид его превратился в заговорщицкий.
— Слушай, Даун. А тебе Женщина наша нравится?
— Нравится, — еще сильнее раскраснелся Даун.
— А ухажер среди местной публики у нее имеется?
Карлик пожал плечами. Казалось, вопрос был лишен для него всякого смысла.
— Так может, ты тут за ней приударяешь? — добавил Занудин и теперь уже вовсе неприлично расхохотался, порицая в глубине души свое развязное поведение.
Даун обиженно поджал губы, забрал опустевший поднос и нервозными шажками покинул пределы комнаты.
«Смех смехом, — придвигаясь к завтраку, подумал Занудин, — а почему бы и в самом деле не попро…» Вкус восхитительно тающего во рту заливного неровно оборвал разудалую мысль.
Несколько дней подряд Занудин, в полном смысле этих слов, гонялся за Женщиной по всему «Ковчегу». Догоняя, заводил неоднозначные разговоры. Он желал предстать оригинальным, веселым, достойным, мимо проходящим… Получилось-нет, но день на третий была наконец назначена многообещающая встреча тет-а-тет. И не где-нибудь — в номере Женщины!
Занудин радовался как жеребец на ниве. Его обуревали фривольные фантазии. С лица не сходила загадочная полуулыбка, а в движениях определенно прибавилось молодецкой удали.
Именно через природу подобных переживаний Занудин рассчитывал вернуть в свою нынешнюю, еще не устаканившуюся жизнь нечто ушедшее, низменно-земное и спасительно-реальное. И пусть Женщина не проститутка (а это было бы спокойней) — все равно! Окунуться в стихию потребного, живого, по- человечески волнующего — вот чего ему по-настоящему не хватало. Конечно же, не обойдется без усилий. Краска на лице, нервная потливость и все в этом духе. Возможно даже фиаско… «Ладно уж, не смертельно», — подвел черту Занудин, мысленно ударяя себя в грудь.
Занудин готовился к предстоящей встрече тщательно. Принял горячую ванну с пеной. Гладко выбрился. Подушился. Волосы из ноздрей были безжалостно выщипаны. Зубы Занудин вычистил до такой неправдоподобной белизны, что даже в кромешной тьме смог бы пойти без фонаря, озаряя путь одним лишь оскалом… А чуть раньше, кстати сказать, успел договориться с Дауном о бутылке игристого вина и цветах — самых лучших…
Удивительно. Но это уже не к теме свидания, а к прочим наблюдениям Занудина. В «Ковчеге» ни в чем не выявлялось дефицита, любая нелепая потребность могла быть удовлетворена. А вот кто так ловко решал хозяйственные вопросы, кто и каким образом заботился о том, чтобы «Ковчег» имел все те излишества, какими он пользовался — оставалось большой загадкой.
Однако не момент был забивать голову. Цветы пахнут, вино в наличии, красота наведена! Порядок, — закончив приготовления, удостоверился Занудин и, прихватив все необходимое, отправился навстречу своему любовному приключению.
…Кошачьей поступью приблизился он к двери с табличкой «Женщина» и очень сексуальным тембром голоса (так, по крайней мере, ему самому показалось) произнес:
— Э-э, разрешите?
— Входи, пакостник, — послышалось изнутри.
Занудин вошел и, само собой, не без интереса огляделся, погружаясь при этом в атмосферу
