— Дядюшка Ной тоже компоновщик. На ответственных рубежах.
— Ах вот как…
— Контактеры могут исполнять роль компоновщиков, кстати говоря.
— Между контактерами поделены сферы их интересов?
— Очень условно.
— Но все же?
— В общем, да. Мне, к примеру, больше интересны гуманитарии. Точнее сказать — умы, чьи идеи в свое время были самодостаточно выражены на бумаге и строго не требовали иных приложений, как-то: кинопоказа, музыкального воспроизведения, в том или ином смысле физической демонстрации. В этом я и барахтаюсь. Музыкант занимается, соответственно, представителями музыкального поприща…
— Как по мне: музыка — это семь нот. Не понимаю, как других людей она вдохновляет на что-то большее, чем на танцы… — перебил Поэта Занудин и только теперь мог признаться себе, что пьян, раз понес не пойми какую околесицу, да так некстати.
— Глядите глубже, Занудин, — покачал головой Поэт. — При чем тут музыка? При чем тут поэзия и все остальное? Для нас это всего лишь удобные ярлыки. Творческие люди очень часто наталкивались на идеи ошеломляющие и не всегда так уж тесно связанные с предметом их профессии. Видение мира глазами этих людей нам и интересно. Понимаете? Но раз вы такой буквоед — ладно. Возьмем ту же музыку саму по себе. Разве не уйма мотивов для поиска? Почему с музыкой и на подвиг и на смерть идти легче, а любое торжество без нее также не обходится? В чем скрыта ее способность возбуждать жажду жизни, а в иных обстоятельствах — лишать рассудка, растаптывать и уничтожать? В чем подвох музыкальных корней мантр, чудодейственных заклинаний? Что есть звук? Голая физика? Волны? А может, один из шифров эфира пространства, а? Как видите — бездна материала. И все надо учесть. Постичь. Все подчинить человеку.
— А Жертва? Чем он «заведует»? — Занудин сел поудобнее.
— Жертва… Прежде чем разбираться, что делает человека счастливым, нужно уразуметь, от чего он страдает. Не так ли? Типы человеческого страдания и противоядия к ним. Поиск причин. Поиск научного и практического опровержения той унизительной догмы, что человек приходит на Землю для страданий, а боль — неизбежный спутник его чувственного существования.
— Женщина.
— Среди гениев попадались и такие, что носили юбки. Хоть сей факт и способен ввести в тоску, — Поэт осклабился. — Кроме того — любовь. Человек не может жить без любви. Кому же доверить подобную область для познания как не женщине?
— Виртуал.
— Он компоновщик.
— Ах да…
— Он может работать и в качестве контактера. Но это его не увлекает.
— Ну а Панки? — Занудин скорчил полупрезрительную гримасу. — Панк-движение, родившееся в молодежных кругах давно минувших лет — тема ведь карликовая и малозанятная. В конце концов, ее мог взять на себя и Музыкант. Зато множество других важных областей, по-видимому, остались беспризорными…
— Какие, например? — Поэт заморгал, и на его помятом лице отобразилось полусонное любопытство.
— Войны, — выпалил Занудин.
— Жертва, — отреагировал Поэт молниеносно, точно сыграл с Занудиным в «пинг-понг».
— Ах вот как, — Занудин задумался. — Ну, а скажем — власть, деньги…
— Я, Женщина, Жертва.
— Долголетие, медицина.
— Жертва, Женщина.
— Религия.
— Я, Жертва.
— Мгм…
— Все условно, повторяю вам. Не изощряйтесь. Если нужно — у нас полная взаимозаменяемость. Все мы, тык-скать, ваяем сообща.
— И Панки тоже… ваяют? — не унимался Занудин.
— Вот уж не дают они вам покоя. Да, панк-движение — это глупость по сравнению с прочим. Но в то же время это символ. Когда-то основоположники панка взяли и прокрутили «кино про рок-н-ролл» назад, чтобы найти тот порог, о который споткнулась музыка и, на их взгляд, пошла «не туда». Это, если разобраться, очень созвучно нашему общему делу. Сколько раз мир людей споткнулся в перспективе своего триумфа — ровно столько же подножек обязаны разобрать мы по косточкам. Дабы знать, что лечить, а что ампутировать! Но тут еще и другой момент…
— Интересно, какой, — пробурчал Занудин, то ли удрученный тем фактом, что Панки, оказывается, не обыкновенные хулиганы, а компиляторы, то ли начиная попросту уставать от всей этой фантастики.
— Если вам так больше понравится, компиляторов можно поделить даже не на две, а на три категории: контактеры, компоновщики и… раздолбаи.
— Раздолбаи? — встрепенулся Занудин.
— Ну да. Вот Панки и есть раздолбаи, — Поэт вяло захихикал. — Но только раз уж взаимозаменяемость — пускай во всем, не так ли? Раздолбаем может побыть каждый, когда это ему станет нужно.
— Что вы имеете в виду?
— Ну-у, никто из нас не прочь и дурака повалять, Занудин. И вот уж чего нет в «Ковчеге», так это культа самой работы. Раздолбайский образ жизни — у кого-то ярче выраженный (пример: Панки), у кого-то нет — помогает установить пусть эфемерное, и все-таки равновесие. Вероятно, персонал инженерного отдела, десять лет кряду модернизирующий привод какой-нибудь там газонокосилки, и позволяет себе быть серьезными до безобразия. Мы же — ставящие перед собою цель переделать, ни много ни мало, мироустройство! — напротив, так не можем. Нонсенс? Только подобным образом и удается завуалировать от гипотетического стороннего взгляда наши мистерии, а вместе с тем — получить разрядку и самим защититься от помешательства.
— Как?! Вас тоже посещают страхи, что ваш рассудок под угрозой? — поразился Занудин.
— Я и все остальные тут — такие же люди, как вы, Занудин… По крайней мере, когда я заглядываю утром в зеркало, я вижу хоть и не распрекрасное, но все же человеческое лицо. И буду чрезмерно озадачен, если вдруг откроется, что вы принимаете меня за чудовище из потустороннего мира.
Занудин вымученно улыбнулся шутке пьяного Поэта.
— Так вот, что касается Панков, — продолжал Поэт. — Они тоже делают часть общей работы. Да, они не «передовики», но все-таки способны приносить некоторую пользу. Во всяком случае, компонуя картину будущего Совершенного Мира, мы не вправе пренебрегать ничем, никакими доступными нам источниками. Потому что ничтожное и великое всегда идет рука об руку — запомните это! Истинным тайнам больше всего подходят одеяния абсурда. И вся эксцентричность, все раздолбайство и весь гротеск, что бросаются вам в глаза в стенах «Ковчега» — только прием, порожденный необходимостью. Уловка!
— И как вы думаете, вы найдете рецепт этого… Совершенного Мира? — робко спросил Занудин.
— Будьте с нами — тогда мы найдем его вместе! — выпалил Поэт, и его красное от выпитого лицо еще сильнее зарделось от напыщенности.
— А кто же, после всего вами сказанного, я? — задал вопрос Занудин и замер. — Раздолбай?..
— Нет. Какой же вы раздолбай? Наверное, я не очень доходчиво объяснял, — Поэт вздохнул. — Раздолбаи — это компиляторы, которые так искусно маскируют свою работу, что зачастую переигрывают. Раздолбайство — защитное состояние, к которому можно прибегать от случая к случаю. Либо же находиться в нем практически безвылазно. Юные Панки, наиболее уязвимые из нас, так и поступают — то есть раздолбайствуют всегда, маленькие ублюдки. А что касается вас, Занудин… ваш статус в «Ковчеге» мне, право, определить пока затруднительно. Вы…
И в этот момент совершенно неожиданно произошла странная штука, очень смахивающая на
