знает.
Но это не блеф. Он не в силах запретить ей аннулировать брак, однако может сделать процедуру растянутой и тяжелой…
Наблюдая, как сменяются эмоции на ее лице, Куинн ровно произнес:
— Решай сама.
— А кто сейчас там живет?
— Только экономка. Когда отец умер, я отпустил остальных. Прежде чем вернуться в Штаты, хочу освободить дом от всего личного.
Это ее ошеломило.
— Уж не собираешься ли ты выставить его на продажу?
— А почему нет? Кроме экономки, которая прожила там тридцать лет, никто туда не стремится. А она получила от отца хорошее наследство, так что может уйти на покой и жить с комфортом. Когда Пери женился…
— Пери женился?
— Три месяца назад, на Джемме Бьюкен, младшей дочери лорда Бьюкена.
Теперь, между прочим, понятно, как Пери попал на благотворительное мероприятие, подумала Элизабет. Леди Бомонт давно дружит с леди Бьюкен.
— Итак, — продолжал Куинн, — когда Пери женился, я выразил готовность отдать ему Солтмарш-хаус. Но ему постоянно приходится бывать в городе, и ездить туда-сюда нет смысла. Он прав, конечно, но таким образом дом, в сущности, пустует.
— Но зачем продавать? Вряд ли ты нуждаешься в этих деньгах.
— А какой смысл оставлять его?
— Генри ни за что не расстался бы с ним. Он любил этот уголок старины… Я знаю, ты решил провести большую часть жизни в Соединенных Штатах, но наверняка же ты…
— А тебе известно, почему я решил жить в Соединенных Штатах?
Она покачала головой.
— В таком случае мне, пожалуй, пора рассказать тебе о моем детстве. Когда отец с матерью познакомились, ей было восемнадцать, а ему тридцать три. По всем признакам он был закоренелым холостяком, но спустя несколько недель они поженились.
Она умерла, когда мне было четыре с половиной года, и мы с отцом остались одни. А осенью он встретил и полюбил миниатюрную брюнетку по имени Бет. Она отказалась выйти за него замуж, но согласилась переехать и жить с нами. Она была красивой и доброй. Я обожал ее и был уверен, что она меня тоже любит. Но едва я начал снова чувствовать себя «под крылышком», она поцеловала меня на прощанье и ушла.
Спустя год отец женился на рыжей Хелен. Теперь все было совсем иначе: я испытывал неприязнь к новой мачехе, а она — ко мне.
Когда родился Пери, стало еще хуже. Казалось, все внимание направлено исключительно на него. Я остро почувствовал, что меня никто не любит и я никому не нужен, и стал совершенно невыносим.
Однажды, когда я вел себя особенно несносно, Хелен сказала отцу, что больше терпеть этого не сможет и один из нас должен исчезнуть.
Куинн говорил бесстрастно, потрясенное лицо Элизабет вызвало у него лишь тусклую улыбку.
— О, да, я был молод, и у меня хватало глупости надеяться, что он оставит меня у себя. Только с годами я понял, в каком невыносимом положении он оказался.
Он решил отправить меня в школу-интернат. Но тут дядя Вильям, перебравшийся к бостонской ветви нашего рода и женившийся на американке, предложил мне пожить у него. Отец поставил меня перед выбором, и я решил ехать в Бостон. Выбор оказался удачным. У тети с дядей не было детей, и они окружили меня любовью и заботой, необходимыми каждому ребенку. Они стали моими настоящими родителями.
Когда Хелен бросила отца с Пери, они спросили, не хочется ли мне вернуться домой. Я ответил «нет», мой дом был в Бостоне, и я не возвращался в Англию, пока не стал взрослым. Тебе все еще кажется, что я должен дорожить этим домом?
— Нет, не кажется.
— Только не воображай, будто я ненавидел Пери или отца… Хотя спустя столько лет мы оказались почти незнакомы и у каждого был свой комплекс — я сердился, отец испытывал чувство вины, Пери стал ревновать, — мы вскоре отлично наладили отношения. К тому времени, когда появилась ты, мы хоть и не слишком часто виделись, но были близки, как члены любой нормальной семьи.
Значит, она, не желая того, нарушила эту близость.
— И это же ненормально, чтобы отец и сын, оба, влюбились в одну и ту же женщину.
— Но это неправда.
— Ты не можешь отрицать, что отец был влюблен в тебя… И даже я был совершенно очарован.
Нет, он вообще ничего не понял. Генри любил ее, но это совсем не та влюбленность. А сам Куинн, что бы там ни говорил, никогда ничего к ней не испытывал.
— Это неправда, — повторила она.
— Ты так считаешь?
Элизабет чувствовала, что терпит решительное поражение. Что толку спорить, попусту тратить слова?
— Как бы то ни было, все это ушло безвозвратно, — устало проговорила она. — Генри уже нет, а наш брак скоро будет аннулирован.
— Это зависит от того, поедешь ты со мной в Солтмарш или нет.
Все ее существо восставало против этой идеи. Но ради Ричарда… А вдруг все произойдет достаточно быстро и они смогут сыграть свадьбу весной?
Если, конечно, Ричард еще захочет на ней жениться, когда все узнает.
Но захочет он или нет, ей необходимо покончить с этим нелепым браком и изгнать Куинна из своей жизни.
В конце концов, в Солтмарш-хаусе еще живет миссис Уикстед, приятная, домашняя женщина, так что они не останутся наедине… И, глубоко вздохнув, она согласилась:
— Хорошо, поеду.
На лице Куинна не дрогнул ни один мускул.
— Ты, наверное, помнишь, что перебраться по косе можно только во время отлива. Так что не будем терять время.
— Хорошо, если не возражаешь, подожди меня внизу, я постараюсь собраться как можно быстрее.
Кисло улыбнувшись в ответ на ее вежливый тон, он взял поднос, и через мгновенье за его спиной щелкнула дверь.
Элизабет рванула в ванную, почистила зубы и приняла душ. Быстро уложила пучок и оделась как па прием. Ощущение надвигающейся опасности между тем не проходило, и она не в состоянии была избавиться от убеждения, что ведет себя как дура.
Куинн стоял рядом с машиной. В оливковой куртке поверх свитера, с отсыревшими в тумане и легшими волнами темными волосами он выглядел значительно моложе своих тридцати двух. Его образ тревожил и манил.
Чувствуя, как ускоряется биение сердца, она заставила себя выдержать его взгляд, скользнувший по ее серому деловому костюму, шелковой блузке и элегантным лодочкам.
— Подходящий у тебя вид, чтобы отдохнуть денек на берегу моря.
Она проигнорировала его сарказм и ровным голосом спросила:
— Мой ключ еще у тебя? — и с облегчением вздохнула, когда он безропотно протянул его.
Элизабет захлопнула за собой дверь и села на переднее сиденье «мерседеса».
Они успели отъехать, когда она вспомнила, что забыла надеть часы, но возвращаться было поздно.
Движение на улицах оказалось интенсивным, и они выехали из Лондона позже, чем предполагали.
