Дом был великолепен. При виде его Дженна временно лишилась дара речи. Располагался он в двадцати пяти милях к западу от Парижа и привел Дженну в полное изумление: это был, собственно говоря, не дом, а настоящий дворец, окруженный большим парком. Дженна не задумывалась о том, как должно выглядеть строение, оставленное ей отцом, но такого впечатляющего зрелища не ожидала.
Здание было белым, трехэтажным, с окнами и парадной дверью в виде продолговатых закругленных арок. Два пролета невысоких ступеней вели к двери, по бокам которой в каменных вазах пестрели весенние цветы.
— Какая красота!
Как только машина свернула к дому, эти слова почти невольно вырвались у Дженны, и Ален ответил ей быстрым взглядом.
— Действительно, этот дом и приятен с виду, и удобен. Здесь девять спален, во многих есть смежные ванные комнаты. Конечно, внутри здание пришлось перестроить и оснастить современным оборудованием, но снаружи строение осталось таким, каким было прежде — оно принадлежало Луи Филиппу и сохранило старинную гармоничность пропорций.
Дженна не знала характерных признаков резиденций Луи Филиппа, но была совершенно очарована. Ей припомнились собственные слова о том, что она намерена выкупить весь дом и жить в нем. Теперь эта идея выглядела смехотворной: такие покупки ей явно не по карману. Она даже представить себе не могла, что обиталище ее отца столь роскошно.
Должно быть, отец действительно преуспевал, если сумел и купить этот дом, и перестроить его. Особняк так близко от Парижа должен стоить очень дорого, стало быть, и Ален, запросто отдавший матери свою долю, тоже очень богат.
У Дженны вновь вызвала раздражение мысль о том, что и от нее Ален ждет того же. Даже треть стоимости такого дома представляла собой целое состояние для большинства людей. Было бы любопытно узнать, какую цену Ален готов предложить за ее долю. И потом, как насчет мебели и картин? Дженна мрачно взглянула на Алена. Он не упомянул о вещах. Возможно, он действительно мошенник, пользующийся доверием своих жертв. Эта мысль вызвала у Дженны смутное разочарование и более острое, чем когда-либо, чувство одиночества.
— Приехали.
Автомобиль свернул к парадной двери и остановился. Как только затих двигатель, Дженна услышала пение птиц и застыла, зачарованная самой атмосферой этого места. Здесь было так чудесно, что ей не хотелось даже выходить из машины: на эту красоту можно просто любоваться часами. Она еще сидела, когда Ален открыл дверцу с ее стороны и наклонился.
— Вы либо устали, либо очарованы, — заметил он. — Если второе предположение справедливо, позвольте показать вам здешний парк. Но прежде, конечно, мы выпьем кофе.
Не успела Дженна выбраться из машины, как из дома вышел мужчина, вид которого поразил Дженну. Мужчина был одет в темные брюки и белую рубашку с полосатым жилетом поверх нее — Дженна видела подобные костюмы на лакеях из кинофильмов. Особое впечатление на нее произвел жилет с полосками черного и тускло-желтого цвета.
— Вам звонили, месье, — доложил слуга, принимая багаж и бросая в сторону Дженны единственный заинтересованный взгляд — впрочем, его темные глаза заметно расширились при виде ее пепельных волос, почти серебристых под ярким солнцем. — Мадам уже в пути. Вскоре она будет здесь — вероятно, не позже чем через час.
— Tres bien[13], Жюль. Как раз вовремя, n'est-ce pas? Кстати, это мадемуазель Брайант. Сейчас мы выпьем кофе, а затем я намерен показать ей дом. Надеюсь, в нем не слишком много пыли.
— Ручаюсь, ее почти нет, месье. — Жюль сдержанно улыбнулся. По-видимому, он уже привык к ехидным шуткам Алена. — Ваш отец был чрезвычайно талантлив, мадемуазель, — учтиво добавил он. — Его смерть — тяжкая утрата для всех.
Дженна молча кивнула. Даже ради спасения жизни она не смогла бы сейчас выдавить из себя хоть слово: ей показался чудовищно странным тот факт, что этот мужчина знал ее отца, а она сама его даже не помнила. До боли сжав губы, Дженна отвернулась, стараясь не встречаться взглядом с Аленом.
Она уже не раз пожалела о своем приезде сюда. Ей не следовало видеть дом, где жил отец. Очевидно, Ален был настолько уверен в ее приезде, что даже предупредил слуг. Жюль знал, кго она такая, и сразу же заговорил по-английски. Теперь Дженна готова была признать правоту Глина: дело следовало поручить поверенному. Во всяком случае, ей не стоило в одиночку приезжать во Францию. Здесь на нее начнут давить со всех сторон, и ей трудно будет устоять под таким натиском.
Словно угадав ее мысли, Ален не сделал ни единой попытки помочь Дженне по пути к дому. Жюль уже скрылся в дверях, а Ален просто шагал рядом с Дженной. Может, он давал ей время осмотреться, но Дженна в этом не нуждалась. Давняя горечь вернулась к ней вместе с жаждой мщения, и девушка упорно отворачивалась от спутника.
Внезапно Ален что-то раздраженно пробормотал и взял ее за руку, шагнув в сторону по ступеньке.
— Ciel![14] Какой же вы упрямой ребенок!
Это замечание перебило мысли Дженны, и она запоздало огрызнулась:
— Вовсе я не ребенок!
— По возрасту вы взрослая девица, посему не мешало бы вам избавиться от ребяческой строптивости. Вы явно устали, но, по-моему, ничто не заставит вас признаться в этом. Что же случилось с вами в той аварии?
— Я потеряла много крови. Стекло повредило артерию.
Ален ввел Дженну в холл с сияющим паркетом, не отпуская ее руку.
— Вам не следовало приезжать одной. Если бы я знал, что с вами случилось, я бы этого не допустил. — Его собственнический тон вызвал у Дженны раздражение.
— Это вы настояли на поездке! — Дженна высвободила руку и гневно взглянула на спутника, слегка покраснев.
На лице Алена появилось выражение иронического любопытства.
— Упрямство, вспыльчивость и неблагодарность, — сухо перечислил он. — Должно быть, это черты, унаследованные вами от матери. Расселл всегда был терпелив и мягок.
— Вы не были знакомы с моей матерью! — Дженна повысила голос, ее синие глаза сердито блеснули. Ален слегка приподнял бровь, наблюдая за ней.
— К счастью, не был, — цинично подтвердил он. — Идемте. Кофе подадут в большую гостиную, и если вы решили продолжать борьбу, позвольте вам напомнить, что лучше всего для схваток подходят уединенные места. В этом доме есть слуги, а они не привыкли к столь воинственным гостям.
Ален повернулся к высокой белой двери, открыл ее и, с преувеличенной учтивостью дождавшись, пока приблизится Дженна, окинул ее таким сардоническим взглядом, что заставил покраснеть до корней волос.
— Напрасно я сюда явилась, — пробормотала Дженна, поравнявшись с ним. — Глин был совершенно прав. Надо было отправить его вместо себя.
— А, вашего любвеобильного поверенного? Нет, он нам не родня!
— Я вам тоже не родня! — фыркнула Дженна. — И потом, Глин совсем не любвеобильный. Он очень скромный, — с горячностью добавила она, — и я… я скоро выйду за него замуж.
— Значит, не любвеобильный? Странно. Впрочем, говорят, все англичане хладнокровны, правда? Этого и следовало ожидать.
— Вы не имеете права так говорить со мной! — Дженна остановилась на пороге, сердито сверкая глазами. Ален просто взял ее за руку и втащил в комнату, плотно закрыв следом дверь.
— Обычно, ma chere[15], я веду себя иначе. Но я помню про ваш опасный нрав. Око за око, зуб за зуб — стоит задеть меня, и я начну кусаться.
— Откровенно говоря, я предпочла бы вовсе вас не знать, месье Лемаршан, и уж тем более не собираюсь задевать вас.
