Она удивленно посмотрела на меня и нахмурилась.
— За зверское обращение?
— Вот именно!
Какое-то мгновение она ждала, не скажу ли я еще что-нибудь, а так как я промолчал, сказала:
— Простите за беспокойство, мистер Чэтэм.
После этого она вышла, закрыв за собой дверь.
Я снова вернулся к изучению потолка. Он ничем не отличался от множества других потолков, которые мне приходилось разглядывать.
Около шести часов я вызвал такси и поехал в город. Пообедав в одиночестве, купил несколько журналов и в голубых пыльных сумерках вернулся пешком в мотель. Машины стояли только у трех номеров.
Через полчаса я лежал в кровати и листал журналы, как вдруг услышал шум машины, остановившейся на гравийной дорожке, а через несколько минут — звуки пререкающихся голосов. Возмущение слышалось только в одном голосе — мужском, а второй, кажется, принадлежал миссис Лэнгстон. Разговор продолжался, мужчина все больше горячился. Я встал и выглянул за дверь.
Уже совсем стемнело; на территории мотеля горел свет. Слева, через два номера от меня, стояли трое: миссис Лэнгстон, крутоплечий малый лет двадцати и девушка, по крайней мере, лет на пять моложе; она очень бы смотрелась на мотоцикле и в шлеме. Против входа в номер стояла машина.
Я подошел к ним и прислонился к стене. Дело попахивало скандалом.
Миссис Лэнгстон стояла с протянутой рукой, держа в ней деньги.
— Вам придется уехать, — сказала она. — Иначе я вызову полицию.
— Вызову полицию! — передразнил ее юнец. — Боже мой, как я испугался!
Это был крупный наглый тип с карими глазами и волосами цвета мокрого бетона, подстриженными сзади как хвост селезня.
На нем были сапоги, джинсы и испанский пуловер, обтягивающий, как ему и хотелось, крепкие плечи.
— Что кому не нравится? — спросил я.
Миссис Лэнгстон оглянулась.
— Он зарегистрировался в мотеле один, а когда я случайно минуту спустя выглянула из дома, я увидела, как с заднего сиденья машины выскочила вот эта девчонка. Тогда я сказала, что им придется покинуть мой мотель, хотела вернуть деньги, но он их не берет.
— Хотите, я их ему верну?
Юнец смерил меня презрительным взглядом:
— Не петушись, папаша! Тут и не такие дела делаются!
— Вот как? — протянул я, даже не взглянув на него.
Все это выглядело подозрительно — ведь номер стоил шесть долларов.
Миссис Лэнгстон по-прежнему была взволнована:
— Может быть, вызвать полицию?
— Успеем, — ответил я, взяв деньги, посмотрел на юнца. — Кто тебе заплатил?
— Заплатил мне? Вы что, рехнулись, папаша? У меня с женой медовый месяц... Мы подъезжаем к этому убогому мотелю...
— И законная жена прячется среди пакетов с рисом и старой обувью, а гордый муж идет регистрироваться...
— Она у меня робкая, папаша...
— Разумеется! — сказал я. От этой девчонки веяло невинностью, как от шлюхи из Сан-Франциско. — Где ваш багаж?
— Потеряли.
— Тоже неплохой ответ, — бросил я и, сложив обе купюры, сунул ему в карман. — Сматывайтесь отсюда!
Он был ловкий малый, но я успел прочесть намерение в его глазах. Удар левой я успел блокировать, но все-таки он успел ударить меня коленом в бедро.
— Дай ему, Джейр! — взвизгнула девушка, но мне пришлось обмануть ее ожидания: я сам ударил. Он отлетел к машине, соскользнул и упал на гравий, лицом вниз. Я нагнулся и повернул его. Казалось, я вижу замедленно снятую ленту из фильма о каком-то футбольном матче, который вы видели уже столько раз, что можете заранее предсказать каждое движение. В следующее мгновение в руке у него оказался складной нож, но я сразу ударил по руке, и нож отлетел в гравий. Он схватился за свою правую руку, скорчился, но не проронил ни звука. А я нагнулся, поднял нож, сложил и, размахнувшись, перебросил через крышу домика в темноту.
Он поднялся, все еще держась левой рукой за правую.
— Она не сломана, — сказал я. — Но в следующий раз гарантирую, что чикаться не буду!
Они сели в машину, глядя на меня, как два диких зверька. Девушка села за руль. Машина тронулась, вырулила на шоссе и исчезла.
Я обернулся. Миссис Лэнгстон стояла у крыльца и наблюдала за мной. Она не была ни испугана, ни шокирована. В глазах отражалась лишь усталость, бездонная усталость...
«Усталость от всякой жестокости, от всяческого насилия», — подумал я.
Потом она словно очнулась и провела рукой по волосам.
— Благодарю вас! — сказала она.
— Не за что.
— Что вы имели в виду, спросив, кто ему заплатил?
— Так просто... Предположение... Они могли навлечь на вас большие неприятности...
Она кивнула:
— Знаю... Но мне не пришло в голову, что им эту мысль могли подсказать.
— Не слишком оригинальная мысль... Но чего ради им понадобился шестидолларовый номер?
Она пожала плечами.
— Они не из окрестных жителей?
— Не думаю, — ответила она.
Вернувшись в номер, я подержал в воде распухшую руку, а потом улегся и читал почти до полуночи.
Наконец я выключил свет и стал засыпать, но тут внезапно зазвонил телефон, стоящий на ночном столике.
Кто в этом городе мог мне звонить? Я снял трубку и пробормотал сонно:
— Алло?
— Чэтэм? — Голос был мужской, беззвучный, безликий, почти шепот.
— Да.
— Вы нам здесь не нужны. Уматывайте из города.
Теперь я уже совсем проснулся:
— А кто это говорит?
— Неважно! Проваливайте отсюда!
— В таких случаях пишут анонимное письмо, — ответил я. — Это красиво и романтично. А вы вместо этого будите меня среди ночи.
— У нас есть средства подействовать на вас! Завтра мы вам покажем! И можете считать это предупреждением — все!
Он дал отбой.
Я повесил трубку и закурил сигарету. Все это попахивало дешевой мелодрамой и не имело никакого смысла. Уж не мой ли приятель Руп так разошелся! Голоса я не узнал, но это не пьяный шутник.
И как он узнал мое имя? Я пожал плечами и погасил свет. Анонимные угрозы по телефону! До какой дурости можно дойти!
Когда я проснулся, было уже девять. Быстро приняв душ, я оделся и вышел, собираясь позавтракать напротив, у Олли. Утро было теплое и солнечное, и от блеска солнца, отражавшегося на белом гравии, было
