— Я хочу посмотреть.
— Туда никак нельзя. Скоро рвать будем.
— Ну ладно, посмотрю потом.
Полистав протоколы комсомольских собраний и заседаний бюро, Жаров уехал.
11
Через четыре дня в Игрушечном приземлились сразу три самолета Ан-12. Этими самолетами буровзрывная рота должна была быть переброшена на другую стройку. Щедров приказал Борисову лететь вместе с ротой и на новой стройке ждать прибытия только что назначенного командиром роты майора Круглова. Майор вылетел из Москвы, но застрял где-то на перепутье.
Первый самолет забрал бурильные станки и взрывчатку. Началась погрузка во второй самолет, когда к Борисову подошел Охрименко:
— Товарищ капитан-лейтенант, как быть с Карповым? Он же на гауптвахте.
— Надо взять его оттуда.
— Та не дают же! Кажуть, надо приказание самого полковника.
Олег позвонил Щедрову, но того в управлении не оказалось, на коммутаторе сказали, что он поехал в карьер, будет только к вечеру. С карьером связи не было, и Олегу ничего не оставалось делать, как ехать туда самому. Поручив Охрименко руководить погрузкой, он сел в газик и поехал в карьер.
Щедров разрешил освободить Карпова досрочно, но, когда Олег приехал на гауптвахту, солдата там уже не было. Начальник караула, молодой сержант, растерянно сказал:
— Сбежал он часа два назад. Выломал решетку и вылез в окно. Часовые у меня все молодые солдаты, прозевали. Не знаете, что мне теперь за это будет, товарищ капитан?
Борисов поехал в управление, обзвонил все роты, но Карпова никто не видел. Кто-то сказал, что он может быть у своей знакомой почтальонши. Часа полтора искали по всему поселку эту почтальоншу. Но она ничего не знала о Карпове, сказала, что не видела его целый месяц. Отправив вездеход на Муськину гору, Олег поехал на аэродром.
Погрузка уже закончилась, солдаты сидели в самолетах, у трапов стояли только члены экипажей да важно похаживал Козырев-старший в форменной шапке, надетой крабом набок. Он-то и набросился на Борисова:
— Ты что, язви тя, задержку устраиваешь? Али это твои собственные самолеты? Мы авиация, у нас должон быть порядок, и ты тут смуту не вноси.
— Придется еще немного подождать. Человек пропал.
Подошли летчики, тоже заворчали:
— Мы ждать не можем. Погода неустойчивая, а куковать тут нам никакого интереса нет.
— Еще минут пятнадцать — и полетим, — пообещал Олег.
Но вездеход с Муськиной торы вернулся только через двадцать минут, Карпова и там не нашли. Борисов позвонил Силантьеву, и тот сказал:
— Летите без него, мы уж тут его найдем. Переведем его в строительную роту на земляные работы, пусть покопает лопатой. Из списков роты исключите. Сами там не задерживайтесь, как только прибудет Круглов, возвращайтесь обратно.
Пока прогревали моторы, Олег пересчитал солдат. Кроме Карпова, все были налицо.
Самолет уже выруливал на взлетную полосу, когда к Борисову подошел рядовой Осипов.
— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите обратиться?
— Пожалуйста, только садитесь и пристегнитесь ремнями.
— Мы высоко полетим?
— Тысячах на шести-семи. А что?
— Да так. Интересно. А воздуху там будет хватать? Не задохнемся?
— Нет, салон герметичный.
— Ну, а если, скажем, в грузовом люке? Там тоже герметично?
— Не знаю. Может быть, и нет.
— Так ведь он задохнется! — всполошился солдат.
— Кто?
— Да Карпов же! Он в том самолете. Попросил нас. Говорит, не хочу отставать от роты, вот мы его и спрятали в матрацах.
Олег бросился в кабину летчиков. Уже оттуда он увидел, как второй самолет оторвался от земли и стал набирать высоту.
— У вас есть с ним связь? — спросил Олег у радиста.
— Есть.
— Передайте, что у него в грузовом люке человек.
— Вот лопухи! — сказал радист и, настроившись на нужную волну, стал звать:
— «Орел», «Орел!» Я — «Синица». Как меня слышите? Прием.
Борисов рассердился:
— Слушай, «Синица», ты не тяни, там же человек!
Но радист только отмахнулся от него.
— Люк герметичный. Даю настройку: раз, два, три…
Наконец сказал то, что нужно:
— У тебя на борту в грузовом люке человек. Иди на посадку, освобождаю тебе полосу.
Самолет и верно стал уходить с полосы. Но «Орел» не хотел садиться. С его борта сообщили, что штурман полез в грузовой люк за солдатом. Потом сказали, что солдата никак не могут найти, перегружают матрацы в салон. И лишь через десять минут сообщили, что нашли Карпова.
— Живой?
— Живой? — повторил радист.
И, выслушав ответ, сказал Олегу:
— Живой. Спал как сурок.
«Ну, я ему покажу!» — решил Олег, возвращаясь в салон. Солдаты тревожно смотрели на него. Олег погрозил им кулаком и сел на место. Осипов спросил:
— Как, товарищ капитан-лейтенант?
— Живой.
Осипов обернулся к солдатам, показал большой палец. Все сразу заулыбались.
— Ну подождите! — с угрозой сказал Олег.
Но его никто не услышал: взревели двигатели, и самолет пошел на взлет.
Стройка еще только разворачивалась, не было ни жилья, ни столовой, ни бани. На роту выделили десять кунг и три утепленные палатки. А термометр показывал сорок шесть градусов ниже нуля. И хотя печки топили круглосуточно, тепло в палатках не держалось, в бочках замерзала вода.
Рота уже работала: бурила скалу, подвозила взрывчатку, тянула провода. Сержант Охрименко наводил в палатках армейский порядок, комсорг Гуров выпустил стенгазету, сантехники оборудовали один кунг под баню. Борисов по ночам постигал премудрости взрывного дела. Он уже знал, почему нельзя рвать одновременно все скважины, как правильно рассчитать интервал между взрывами, какие меры безопасности принять.
Пожалуй, усерднее и бесполезнее других были его занятия по технике безопасности. Круговорот неотложных дел не позволял ему предаваться досужим размышлениям днем, зато ночью, слушая бульдозерно-скрепервый храп сержанта Охрименко, он волен был сколько угодно думать об инженере по технике безопасности Вере Ивановне Силантьевой. Он старался думать о ней больше в ироническом плане, чем в лирическом, заставляя себя вспоминать о том, как она грозилась его оштрафовать, как безропотно поехала с Щедровым в карьер, но непроизвольно думал о той ночи в пургу, о ее теплом, пахнувшем парным
