Тусовался ли с парнями его возраста? Был ли влюблен? Было ли его сердце разбито какой-то ветряной девчонкой?
Были ли у него на запястьях эти шрамы или это случилось позже?
— Ты сказала, что была с ним три года. — Он произнес это еле слышно, смотря в альбом, пока его карандаш летал туда-сюда по странице. В тоне его голоса не было вопроса. Он считал, что я думала о Кеннеди.
— Я не думала о нем.
Он снова сжал губы в линию. Ревность? Я почувствовала себя виноватой от того, что мне
— Какой для тебя была школа? — спросила я, и мне сразу же захотелось забрать вопрос обратно. Его глаза впились в мои, и рука замерла.
— Я думаю, совсем не такой, какой она была для тебя. — Его глаза все еще изучали мое лицо, но он больше не рисовал, а выражение его лица было напряженным.
— Ох? Как так? — я улыбнулась, надеясь изменить эту нашу позицию балансирования на краю, либо перекинуть нас через край.
Он пристально на меня смотрел.
— Ну, во-первых, у меня никогда не было девушки.
Я подумала о розе на его сердце, и поэме на его левой стороне. Мне не хотелось, чтобы эта любовь была недавней.
— Правда? Ни одной?
Он покачал головой.
— Я был… неуправляем, так сказать. Спал с девчонками. Но безо всяких отношений. Постоянно пропускал занятия. Тусовался с местными и приезжими туристами. Часть ввязывался в драки, в школе и вне нее. Был отстранен или исключен столько раз, что иногда, проснувшись утром, я не был уверен, нужно мне было идти на занятия или нет.
— Что случилось?
Его лицо побелело.
— Что?
— Я имею в виду, как ты поступил в колледж и стал этим… — я указала на него и пожала плечами — …серьезным студентом.
Он уставился на карандаш в его руках, царапая по стержню ногтем большого пальца, затачивая его.
— Мне было семнадцать, я был готов покончить со всем этим и работать с отцом на лодке до конца своих дней. Один раз, я был на вечеринке со своими друзьями. Мы развели костер на берегу, что всегда привлекало детей туристов — и все они хотели повеселиться. Один из моих друзей был диллером. Ничего такого — просто таблетки для вечеринки. Он продавал подороже, чтобы мы могли взять немного себе и не платить ничего его дистрибьютору. Той ночью его сестра увязалась за нами. Она запала на меня, но ей было всего четырнадцать. Сама наивность. Не мой типаж. Она не смерилась с моим отказом и стала флиртовать со спонсорами нашего веселья, так сказать. Ее тупоголовый братец был под кайфом и не следил за ней. Я был не лучше, но когда парень, с которым она танцевала начал тянуть ее дальше на пляж, она выглядела так, как будто пыталась вырваться из его хватки. Я помню, как налетел на него, но остальное в тумане. Мне сказали, что я сломал парню челюсть. Был арестован и, скорее всего, оказался бы в тюрьме, если бы Хеллеры не приехали в гости на той неделе. Чарльз сделал что-то и весь этот кошмар закончился. Он и мой отец поговорили и следующее, что я помню, меня записали в класс боевых искусств. Я был достаточно туп, чтобы видеть, что это было неправильно, я просто был рад возможности научиться лучше выбивать дух из людей, поэтому не протестовал. Чего я не ожидал, так это того, что это поставит меня на правильный путь, впервые за долгое время. Перед тем, как он уехал, Чарльз прочитал мне длиннющую лекцию. Мне не нравилось его разочаровывать. — Он пристально на меня посмотрел. — До сих пор не нравится.
Мы глотнули кофе, и я ждала, придерживая язык, зная, что должно быть что-то еще.
— Он сказал мне, что я выбрасываю на ветер свое будущее, что я был лучше, чем наркотики и драки. Он сказал, что моя мать смотрит на это, и спросил, чего я хочу, чтобы она гордилась мной или стыдилась меня. Затем, он пообещал, что поможет мне поступить в университет, привлечет все свои связи, если я только попытаюсь. Он знал, что я искал выход из этого, и он дал мне второй шанс.
От его слов по моей коже пробежал холодок.
— Он умеет это делать.
Он едва заметно улыбнулся.
— Да. Это точно. И я им воспользовался. Мой выпускной класс был еще более-менее, но до этого я просто убил свой средний балл. Я не знаю, как ему удалось сделать так, чтобы меня приняли, даже условно. Естественно, отец не может платить за это, поэтому все эти странные места работы. Я плачу аренду за квартиру, но я не смог бы снять и койку в чьем-нибудь гараже за то, что он с меня берет.
— Он как твой ангел-хранитель.
Поднимая свои светлые глаза на меня, он сказал:
— Ты даже не представляешь.
Глава 20
В замешательстве, я моргнула на Эрин.
— Что ты имеешь в виду, она, наверное, не будет давать показания?
Моя соседка кинула свой телефон на стол. Хлопнула дверью холодильника, достав из него бутылку воды. Скинула свои ботинки, и, схватив один в руку, швырнула его через комнату, гле он отскочил от стены у ее кровати и приземлился в центре.
— Они добрались до нее. Кеннеди, Диджей и Дин. Уговорили ее — или почти уговорили ее, что они
— Что?
— Они заставляют ее чувствовать себя виноватой за то, что ее изнасиловали! — Я никогда раньше не видела Эрин такой взвинченной. — Это полная фигня! Я звоню Кейти.
Я встала и пересекла комнату, взяв ее за руку, чтобы не дать ей набрать номер.
— Эрин, ты не можешь никому рассказать, если Минди этого не хочет.
Она пристально на меня посмотрела.
— Ж, ты знаешь, как все работает с 'греками', все уже знают.
— Ох, правда.
Она набрала номер, и я слушала, как она говорила президенту своего сестринства все, что думает по поводу попытки замять это дело.
— Окей, я буду там, через час с Минди. — Она отключилась, выражение ее лица было более спокойным, расчетливым даже. Сидя на моей кровати, она взяла меня за руку. — Ты должна пойти с нами, Ж. Ты должна рассказать им, что он сделал с тобой.
Мысль о раскрытии правды обществу девчонок была как-то более страшна, чем подача заявления на Бака в полицию или дача показаний прокурору.
— П-Почему? — заикнулась я. — Я не одна из вас, Эрин. Им будет все равно.
— Это покажет прецедент.
Сколько раз я слышала Кеннеди, использующего этот юридический жаргон — один из его любимых.
— Ты уверена, что попытку засчитают? Это было всего дважды…
Ее глаза загорелись.
— Жаклин…
