возможности я выходил сюда, чтобы полюбоваться тобой. От тебя, твоих белокурых волос и длинных ног под короткой юбкой исходило сияние, освещавшее всю «яму».
Джилл почувствовала, как краска смущения заливает ее лицо и шею.
— Ты что же, всякий раз изучал мои ноги?
— Да. И не только ноги. Другие части тела — тоже.
Невольно польщенная, Джилл откинулась на перила антресолей и наградила Эйдена игривой улыбкой.
— А я-то, дурочка, думала, что ты наблюдаешь за мной как за новенькой — на предмет моей профессиональной пригодности.
— Разумеется, и это тоже. — Эйден придвинулся поближе. — Я прямо не верил глазам своим: такая красавица — и при этом отличный работник. Ты была энергичной, сметливой и умела разговаривать с клиентами естественным живым тоном.
— Вот как! А мне было невдомек. Когда ты впервые пригласил меня к себе, я решила — все, увольняют!
— Куда там! Я предложил тебе повышение — место моего помощника. — Он положил левую руку на перила, как бы преградив ей путь к отступлению. Джилл не возражала.
— Да, я сделала неслыханную карьеру, за три недели из торгового агента превратившись в помощника одного из начальников. Все дружно возненавидели меня.
— Что можно сказать по этому поводу? — спокойно улыбнулся в ответ Эйден. — Если мне чего-нибудь захочется, я костьми лягу, а добьюсь.
— А я… — голос ее дрогнул при виде его доброй улыбки, — я ни о чем не догадывалась. У тебя была безупречная репутация мужчины, который не путает любовь с работой и не заводит серьезных романов.
— Так оно и было, пока я не увидел тебя.
Он не отрывал глаз от Джилл, а ее сердце, казалось, уже не умещается в груди. Вдруг она почувствовала, что трех лет как не бывало, что все начинается снова — она впервые влюблена.
Но, даже погружаясь в это волшебное чувство, она заметила, что прошлое ускользает от Эйдена. Он слегка отодвинулся от нее и почесал в затылке.
— А как же мы перешли от служебных отношений к любовным? Никак не припомню.
— Я с неделю работала твоей помощницей и пошла с тобой на директорское совещание, показывать слайды.
— Мои слайды, — моргнул Эйден. — Из Японии. С электронного завода в Токио.
— Да.
Эта неделя оказалась самой трудной в ее жизни. Влюбившись в него по уши, она просто потеряла голову.
Сейчас она глядела на мужа, и ее предательское сердце переворачивалось от любви к нему. Он был все тем же неотразимо красивым мужчиной, а она — все той же влекомой к нему до потери рассудка женщиной.
— И что же было потом? — мягко спросил он, всматриваясь в ее лицо, лаская взглядом каждую черту, особенно губы и глаза.
— Однажды мы задержались в офисе допоздна, и ты меня поцеловал.
— Только-то? — Эйден стоял так близко, а его голос звучал так ласково! По ее телу пробежали горячие волны, которые, казалось, он не может не ощутить. Но отодвинуться она была не в силах.
— Да, но это был не случайный поцелуй. — Она почувствовала на щеке его дыхание. — Сдается мне, что мы думали о нем всю неделю. Я по крайней мере.
— Представляю, что это был за поцелуй, если мы готовились к нему целых семь дней.
Джилл вздрогнула. Он еще даже не дотронулся до нее, а она уже трепещет всем телом!
— Но это был всего-навсего поцелуй, — солгала она.
— Может быть, если ты освежишь мою память. — Он положил здоровую руку ей на спину и легким движением придвинул ее ближе к себе.
— Твой гипс, Эйден. — Она отпрянула назад.
— Я причинил тебе боль?
— Да… Нет… Я боюсь сделать больно тебе.
— Ты не сделаешь.
На его губах появилась очаровательная улыбка, а больная загипсованная рука также оказалась у нее за спиной. Господи, ведь он обнимает меня, вдруг дошло до сознания Джилл. Левая рука скользнула по ее спине и забралась под волосы, вызвав взрыв самых нежных чувств.
Эйден наклонил голову, намереваясь ее поцеловать, но к Джилл наконец вернулся рассудок. Она повернула голову, и он всего лишь потерся носом за ее ухом, где находится самое чувствительное место. У нее подогнулись колени.
— Ммм, — промычал Эйден. — Я полагаю, для моей памяти будет очень полезно, если ты поцелуешь меня. — Намотав пряди ее волос себе на пальцы, он заставил ее повернуть голову. И тут же прижался губами к ее рту.
Сначала Джилл сопротивлялась, но через несколько секунд сдалась — у Эйдена были такие теплые и нежные губы! Внутри ее произошло какое-то возгорание, она стала целовать его, страстно, безудержно. Так набрасывается на еду изголодавшийся человек.
Нам не следует этим заниматься, твердила она себе. Сейчас они переживают тот период своего прошлого, когда их только что народившаяся любовь не была ничем испорчена. Завтра, насколько ей известно, может полностью возродиться его память, а вместе с ней — нелюдимый карьерист, убивший их любовь.
Как ни странно, первым прервал поцелуй Эйден.
— Да, да, вот теперь я начинаю вспоминать, — пробормотал он с сияющими глазами. — Мы поцеловались, и я сказал, что хочу встречаться с тобой в неслужебной обстановке. Первое наше свидание состоялось в итальянском ресторане в северном районе Бостона. Мы там обедали. Помнишь?
— Да. — Упершись руками в грудь мужа, Джилл чуть отодвинулась от него. — Я еще пролила там вино.
— А я заметил, что это хорошее предзнаменование. Я был прав? Сбылось оно? Дальше я почему-то ничего не помню. — В его глазах появилась лукавинка. — Нуждаюсь, видно, в очередном напоминании.
— Пожалуйста, Эйден! — воскликнула она укоризненно, хотя знала, что сопротивление бесполезно. Он был во всеоружии своего очарования, а она — совершенно беспомощна перед ним.
Он снова поцеловал ее, на сей раз дольше, интимнее, и Джилл забыла обо всем на свете. Она витала в облаках и не желала спускаться на землю.
— Да, как же, как же, припоминаю, — сказал он, поднимая наконец голову. — Предзнаменование все-таки сбылось. Через две недели я сделал тебе предложение. И ты его приняла.
Две недели его ухаживания прошли бурно. Он каждый день присылал ей цветы. Взял напрокат лимузин — возить ее на работу и обратно, домой, чтобы ей не приходилось толкаться в метро. В какой-то уик-энд он даже нанял самолет, доставивший их в Мейн, в тихую романтическую гостиницу на побережье.
— Эйден, ты любил меня? — неожиданно для себя спросила Джилл.
— Что означает этот вопрос? — помрачнел он.
— Просто… просто… Иногда мне хотелось знать.
— Разве, ухаживая за тобой, я не говорил, что люблю тебя?
Значит, слава Богу, он отнес ее вопрос лишь к периоду ухаживания за ней!
— Говорил! Разумеется, говорил! — поспешно заверила она, упорно глядя на воротник его рубашки.
— Но?
— Но не часто и никогда в момент страсти. Ты вел себя очень осторожно. Спокойный, сдержанный, с неизменным самообладанием. У меня никогда не было уверенности, что ты меня действительно
