любишь.
Отвернувшись, Эйден облокотился на балюстраду.
— Значит, вел себя очень осторожно, да?
— Да, — кивнула Джилл, — какая-то часть тебя неизменно оставалась закрытой, даже для меня.
— Мужчины, как известно, не любят особенно распространяться о своих чувствах.
— Знаю, — согласилась Джилл. — Знаю. — Но по голосу было ясно — говорит она одно, а думает другое.
— Расскажи мне все поподробнее, — попросил он. В глазах его была открытость, желание общаться, они были точно такие, какие виделись ей в снах.
— Мне всегда казалось, что по душевной холодности ты превосходишь большинство мужчин. Была в тебе какая-то преднамеренная скрытность, точно ты все время утаивал что-то от меня. Телом ты отдавался мне, но, что творится в твоей душе, неизменно оставалось для меня тайной.
Она, однако, умолчала, что так было на протяжении всей их семейной жизни. Чего-то самого важного все время недоставало. Скорее всего, доверия. Он, видно, никогда не доверял ей настолько, чтобы допустить в святая святых своего «я».
— Почему же ты рассказываешь мне это сейчас?
— Сама не знаю. Видно, сегодня ты располагаешь к такому признанию.
— И рассчитываешь получить искренний ответ?
— Конечно. Странно, правда?
— Правда. Очень странно. — Он наморщил лоб.
Довольно долго они стояли в раздумье, рассматривая у себя под ногами ковровое покрытие пола. Наконец Джилл прервала молчание:
— Хорошо ли ты помнишь тот период нашей жизни?
— Мне кажется, что да. — Он потер лоб рукой. — Но полной уверенности у меня нет.
— Не вспомнилось ли тебе, как точно ты расписал все наше будущее?
Эйден нахмурился, как бы пытаясь поймать ускользающие мысли.
— К сожалению, нет. Уж извини.
— Ты предусмотрел все. В каком доме мы будем жить, как развлекаться, где отдыхать и как долго путешествовать. Ты все включил в свое расписание. К тридцати пяти годам ты намеревался стать… Впрочем, это не важно. — Пусть вспомнит сам, подумала она. — И мне стало казаться, что и я была запланирована заранее. Настала пора жениться, а тут как раз подвернулась я. Годом раньше ты бы меня и не заметил.
— Ну, в этом я очень и очень сомневаюсь. — Эйден с трудом подавил улыбку.
— Ты уверен? Однажды ты признался мне, что на вечеринках стал испытывать неловкость. Все твои коллеги с женами, а ты все один да один. Мне даже пришло в голову, не предполагал ли ты, что женитьба может поспособствовать твоей карьере.
Эйден сдвинул прядь волос со лба Джилл за ухо и взглянул на нее так безмятежно, что ей стало ясно — он уже не воспринимает их разговор всерьез.
— Продолжай же, — сказал он. — Не останавливайся.
— Я знаю, что ты даже ознакомился с моей биографией. Моя внешность, очевидно, удовлетворила твоим требованиям, но у тебя были сомнения относительно моего происхождения.
— По-видимому, то, что я выяснил, пришлось мне по вкусу.
Он опустил глаза, и Джилл ощутила жар в совершенно неподобающих местах.
— А как могло быть иначе? — иронически спросила она. — Я училась в частных школах, семья моя вполне респектабельная, типичная семья среднего класса. Все родные — прилежные прихожане. Отец мой держится консервативных взглядов, имеет небольшое дело, член престижного клуба. Брат был скаутом, а мать часто занимается благотворительностью. Я была безупречна.
Помолчав, Эйден спросил:
— Ты кончила?
— Да. — Она глубоко вздохнула.
— Хорошо. Прежде всего, Джилл, я не уверен, что все расписал наперед. Но, может, и так. Как мне представляется, это было бы в моем духе. Но тебя я не вычислял. Это уж точно. О каком расчете может идти речь, когда ты буквально ошеломила меня! Я тебе только что об этом рассказал.
— Правда?
— Чистейшая. Да я был просто без ума от тебя.
На ее губах появилась слабая улыбка.
— Далее. Твоя биография для меня не безупречна, — продолжал он насмешливо. — Я не хотел связываться с девушкой не из моих мест.
— Ты, значит, помнишь, откуда я? — Сердце ее забилось быстрее.
— Помню. Ты родилась недалеко от Цинциннати, а в Бостон, как и я, приехала учиться в колледже. Когда мы познакомились, ты жила с подругой в Кембридже и мечтала сделать карьеру. Но у тебя на родине осталась большая семья, и я опасался, как бы в один прекрасный день тебя не потянуло домой.
— Опасался, что я тебя брошу ради родных?
— Ну да. Особенно ради отца с матерью. Их зовут Чарльз и Милдред. Узнать это было непросто. Может, я и был чрезмерно осторожен, — он погладил ее щеку, — методичен, строил какие-то планы… Все может быть. Но помимо этого я любил тебя, Джилл. И женился только по любви. — Он взглянул прямо ей в глаза, вернее, прямо ей в душу. — В том, что я тебя любил, не должно быть никаких сомнений.
На площадке остановился лифт. Из него вышел охранник.
— Ага, вы здесь, — произнес он при виде Эйдена и Джилл.
Они отодвинулись друг от друга.
— Вы еще побудете? Я сейчас сдаю смену, и просто…
— Нет, нет, мы уходим. — Эйден обнял Джилл за плечи. — Для одного вечера я вспомнил более чем достаточно, — слабо усмехнулся он.
Вечером Джилл свалилась в постель полумертвая от усталости, но в то же время взвинченная до предела. До такого состояния ее довел Эйден: перед сном он заявил, что вполне может подняться наверх, что пора ему перебираться в их общую спальню. Ей стоило немалого труда отговорить его от этой затеи, но надолго ли?
Кроме того, ей не давали заснуть воспоминания мужа. Из его слов явствовало, что встреча с ней произвела на него очень сильное впечатление и что он ее безумно любил, в чем у него нет никаких сомнений.
Но почему же тогда он не говорил ей об этом? Почему держал свои чувства под замком?
Под утро ее поразила еще одна мысль. Все эти годы она сомневалась в любви Эйдена, а между тем, как выясняется, он ее любил, и даже очень сильно, но скрывал. Может, он скрывает от нее и другие свои чувства? Любовь к их дочурке, например?
И почему ему так легко говорить о своей любви сейчас? Почему он вдруг открыл шлюзы, сдерживавшие поток любовных слов? Или крушение самолета, лишив его памяти, снесло в то же время все внутренние преграды, мешавшие быть откровенным?
Голова ее разламывалась от неразрешимых вопросов. Она слишком много думает. Вот ведь доктор Грогэн предсказал: отдых от работы поможет Эйдену расслабиться и раскрыться. А она пытается найти какое-то иное толкование его поведения.
Уткнувшись в подушку, Джилл попыталась отогнать от себя недоуменные вопросы. Но вместо них ей вспомнились их сегодняшние поцелуи. И тело, помимо ее воли, охватили жар и волнение.
Ах, зачем, зачем она допустила эти поцелуи? Что будет теперь? Какого джинна она выпустила из бутылки?
А ведь она должна была и
И тут ее снова посетила давешняя мысль. А что, если память так и не вернется к нему? И он навечно
