К несчастью, именно в этот миг — нет чтобы на секунду позднее! — входная дверь распахнулась и на пороге выросла фигура Эйдена, который не мог не заметить рук Эрика, еще остававшихся на плечах Джилл.
Она с силой сбросила их с себя, опасаясь, как бы сердце не выскочило у нее из груди, и вскрикнула:
— Эйден!
Он остановился в дверях, попеременно глядя на нее и на Эрика. Затем издал звук, который напоминал бы смешок, улыбайся он хотя бы краешком рта, повесил на место пальто и понес портфель в гостевую.
— Тебе, Эрик, лучше уйти, — сказала Джилл.
— Я останусь, чтобы у тебя не было с ним неприятностей.
— Твое присутствие только все ухудшит. Пожалуйста, уходи. Ты и так достаточно натворил.
Уловив гнев в ее голосе, Эрик спросил:
— Ты не сердишься на меня?
— Честно говоря, сержусь.
Эрик вздохнул, почесал в затылке, но спорить не стал.
— Пошли, Брэди. Надевай куртку. Нам пора домой.
Джилл в полной растерянности опустилась на ступеньку, где только что сидел Эрик. Руки ее дрожали от волнения. Эйден пересек холл, не бросив в ее сторону даже мимолетного взгляда, и направился в гостиную, где Мэдди продолжала играть с кубиками.
— Одну минутку, Эйден.
Развязывая галстук, он повернулся и смерил ее уничтожающим взглядом.
— То, что ты видел… Я и Эрик… Это совсем не то, что ты предполагаешь.
— О, разумеется! — с убийственной иронией произнес он. — Если не то, так что же?
— Я попросила Эрика поговорить с тобой. Объяснить, что между нами ничего нет. Я думала, что уж ему-то ты поверишь.
— О да! И он, я вижу, с большим энтузиазмом взялся выполнять твою просьбу.
— Вот это-то я и хочу объяснить. — Она так волновалась, что с трудом выговаривала слова. — Я должна перед тобой извиниться, Эйден.
В ответ он лишь с усмешкой посмотрел на нее. Нет, он не собирается облегчать ей задачу!
— Я была уверена, что нас с Эриком связывает одна только дружба — и ничего больше. Но он, оказывается, смотрит на вещи иначе. Ты, по-видимому, был прав.
— Какая неожиданность! — сыронизировал Эйден.
— Попробуй войти в мое положение. Хоть на одну минуту. Я вся трясусь. Понять не могу, как это случилось и почему я ничего не замечала раньше.
— Честно говоря, я тоже не понимаю.
В холл вбежала Мэдди. Эйден подхватил ее на руки и уселся на стоявший у противоположной стены стул.
— О чем ты думала? — Он посмотрел на Джилл. — Ты — женщина, Эрик — мужчина. Насколько мне известно, вы проводили вместе очень много времени. Как же не понять, к чему это неизбежно должно привести!
Джилл опустила голову и уставилась на кончики своих туфель. Эйден прав. Так почему она это допустила?
А что, если интуитивно она сознавала, к чему приводят столь близкие отношения, и даже стремилась к подобному развитию событий? Не отдавая себе отчета, разумеется, на уровне подсознания?!
Джилл немедленно отвергла эту мысль. Нет, она не желала романтических отношений с Эриком, даже подсознательно. Она не сумела распознать истинный характер их отношений, но иного греха за ней нет.
И тут на нее снизошло озарение.
— Я чувствовала себя одинокой, Эйден. Мы с Эриком познакомились сразу же после рождения Мэдди. В самое тяжелое для меня время. Ты даже не представляешь себе, каково мне тогда было.
— Почему же ты не обратилась ко мне?
— Тебя почти никогда не было дома, а если ты и бывал, то старался избегать Мэдди, а следовательно, и меня.
— Опять двадцать пять.
— Да, от правды не уйдешь. — И она замолчала. Снова он не желает верить, что не хотел ребенка, снова подозревает ее во лжи. Она лжет, якобы чтобы выгородить себя. — Скорее всего, я, сама того не сознавая, искала кого-нибудь, кто бы в некоторых отношениях заменил мне тебя. Не в постели, разумеется, а в остальном. Кто бы стал вместе со мной радоваться Мэдди. Любоваться ею.
Эйден не спускал глаз с Мэдди. Малютка развлекалась его галстуком, стараясь обвязать его концы вокруг своей шейки. Но Джилл заметила, как сжались его руки.
— Между нами, уверяю тебя, ничего неподобающего не было. Мы, правда, дружили, но и этому я решительно положу конец.
Глазами она умоляла Эйдена понять и простить. Но муж продолжал сидеть с холодным, непроницаемым видом.
— Пусть будет так, — вымолвил он наконец.
— Это все, что ты можешь сказать? — с оттенком возмущения произнесла Джилл, убедившись, что он не намерен продолжать.
— Что еще я могу сказать?
Ты можешь сказать очень и очень много! Беда в том, что ты не желаешь, подумала Джилл.
— Ты по-прежнему мне не веришь?
Эйден провел рукой по лицу. Вид у него был усталый.
— Минуту назад ты обвиняла меня в том, что я не понимаю, какое трудное время ты пережила после рождения Мэдди. А сознаешь ли ты, как трудно жить, ничего не помня? Когда две недели назад я очнулся на больничной койке, прошлая жизнь виделась мне безбрежным волнующимся морем, окутанным туманом и все время меняющимся, в котором беспомощно барахтался я. Надежда исходила лишь от тебя, ты была как бы моим спасательным кругом. Но вчера, — его голос понизился, — выяснилось, что ты лишь частица морской стихии. Так что ты уж извини меня, если я не слишком разговорчив.
Он встал и прошел с Мэдди на руках на кухню, зажег свет и достал из буфета твердое печенье. Наблюдавшая за ним из дверей Джилл готова была разрыдаться.
— Ты заблуждаешься, Эйден. Я здесь для тебя. И всегда буду рядом. Но пытаться убедить тебя в этом — бессмысленно, ты все равно не прислушиваешься к моим словам. Лучше мне подождать. Завтра ты будешь у врача, и я уверена…
— Нет. — Он взглянул на нее с вызовом.
— Что «нет»?
— Забудь о визите к врачу.
— Не понимаю, о чем ты.
— Тебе незачем понимать. — И он направился к выходу.
— Эйден! — Она схватила его за рукав. — Ты не можешь вот так, озадачив меня одним словом, уйти!
— Все очень просто. Я не собираюсь ехать к врачу. Выкарабкаюсь своими силами.
— Что это значит? — Глаза Джилл сузились.
— А то, что сейчас мне меньше всего хочется оказаться в руках эскулапа, пичкающего меня черт знает чем. Я более не желаю подвергаться унижениям.
— Каким унижениям? Что за вздор ты несешь? По твоим же словам, тебе не нравится находиться в беспамятстве, но и пойти к тому самому врачу, который может тебе помочь, ты не желаешь.
— Значит, я несу вздор. Я не возражаю. — И Эйден повернулся, чтобы удалиться в гостиную. Но Джилл преградила ему путь.
— Ради Бога, Эйден, не поворачивайся ко мне спиной. Неужели ты не замечаешь, как я к тебе
