Глава VII
Спустя три дня пришла телеграмма. К свадьбе еще ничего не было готово. Макс сказал:
— У меня есть время до 12 часов ночи, — и обратился к Сенте: — Наденьте пальто и поедем куда- нибудь.
Когда они вышли из комнаты, он сказал Фернанде:
— Никто ничего не знает. Фалькен сказал мне в Киле, что, может быть, все это рассеется. Что бы ни случилось, позаботься о Сенте. Если можно будет венчаться, я протелеграфирую, и тогда Сента должна будет сейчас же приехать ко мне. Если нельзя будет, то придется подождать.
Сента вернулась.
— Мы возьмем открытое авто и поедем к морю. Может быть, в Зондербург?
Горячее солнце светило сквозь дымку. Было очень жарко. Макс долго молчал. Потом сказал Сенте:
— Обнимите меня.
Сента прижалась к его плечу, вложила свою руку в рукав пальто и почувствовала теплоту сильной руки.
— Где бы я ни был, я буду помнить эту минуту, — сказал он.
Они поехали дальше в Зондербург. Когда они вошли во двор старого замка, уже спустилась ночь. Взяв из авто подушку и положив ее на низкую каменную ограду, Макс сказал Сенте:
— Сядьте здесь, — и сам сел рядом с ней.
Потом заговорил:
— В течение последних дней мы, собственно говоря, мало разговаривали. Вы сами правильно тогда написали, что слова не имеют значения. Но теперь, когда мне придется вас покинуть, мы должны поговорить друг с другом. Сента, если я казался беспричинно счастливым, это не значило, что в глубине моей души не было глубокого чувства. С самого начала я боялся любить вас. Мне хотелось любить вас только легко и поверхностно. Но потом я убедился, что не в силах. Что-то в вас страстно призывало меня к себе. Впервые в жизни я почувствовал, что мне необходим друг, что мне необходим кто-то. Вы были этим другом. Вы мне всегда нужны. Я не могу без вас жить.
Она решительно ответила:
— О, Макс, я не представляю себе жизни без вас. Даже в течение тех четырех дней, когда вас, не было, только часть моего «я» смеялась, дышала и двигалась, а та часть, которая принадлежит вам, — только она имеет значение — была с вами, в вашем сердце, в вашей душе. Я вечно буду вас так любить.
Макс упал на колени и закрыл руками свое лицо.
— Если мы не сможем сейчас повенчаться, вы подождете, пока я освобожусь, и приедете ко мне куда бы то ни было. Фернанда вам поможет. Я просил ее об этом. Она обещала.
— Мне никто не нужен. Я приеду. Клянусь.
Она прижалась лицом к его щеке и нежно ласкала его трепещущими пальцами, быстро проводя ими по его густым волосам, которые она так любила.
Наступило глубокое молчание. Они сидели, прижавшись друг к другу.
Макс тихо сказал:
— Становится поздно.
Они оба поднялись.
Почти неслышным шепотом он проговорил:
— Здесь, где мы впервые полюбили друг друга…
Под его поцелуем Сента почти потеряла сознание.
Глава VIII
Во дворце жизнь менялась ежечасно, почти ежесекундно: люди, разговоры, атмосфера. Уехал Гизль, веселый, сдержанный и совершенно другой. Кончался июль. Макс был где-то в Венгрии, откуда ежедневно телеграфировал Сенте. Его сестра и мать уехали в свое имение Дорнен и оттуда написали Сенте любезное письмо. 24-го Макс приехал на автомобиле. Пробыв в пути трое суток беспрерывно, он выглядел серым от усталости. Он вошел в дом без доклада и быстро поздоровался с Фернандой. Она сейчас же вышла, оставив его с Сентой. Прошло несколько долгих минут. Они молчали. Макс погладил ее волосы, затем сказал:
— Война, и мы не можем повенчаться. Я, кажется, перевернул все силы неба и ада, пробовал все устроить, но есть осложнения. Меня не пускают. — Его усталое лицо подергивалось. — Сядем, как мы когда-то сидели, на старый диван.
Он сел в свой любимый уголок, и Сента лежала в его объятиях. Вернулась Фернанда, неся для Макса сендвичи, бренди и содовую воду.
Она спросила Макса:
— На сколько тебя отпустили?
— До двух часов ночи. — Было уже восемь.
— Пока мы будем обедать, — сказала Фернанда, — ты сможешь принять ванну и переодеться, а потом Сента и ты отдельно пообедаете.
Машинально улыбнувшись, Макс сказал:
— Ты ангел доброты.
Короткими отрывистыми фразами он говорил с Сентой, прижавшись щекой к ее щеке, крепко обняв ее.
— Дарлинг, вы должны поехать домой. Я приехал, чтобы все это устроить. Я, конечно, буду вам писать, где бы я ни был. Я считаю, что война продлится недолго. Как только все кончится, я приеду к вам, и мы повенчаемся в Лондоне. Я хотел бы, чтобы вы, вернувшись в Англию, повидались с одним моим другом. Он живет в Люисхеме. Его зовут отец Дальзель. Скажите ему, что он нас должен повенчать. Дарлинг, есть ли у вас достаточно денег? Я привез с собой столько, сколько мог, немецкими деньгами на случай, если…
— На случай чего? — шепнула Сента.
— Есть слухи, что Германия тоже примет участие в войне. Так ли это — никто не может предугадать. Но вы, дорогая, не должны здесь оставаться. Отчасти из-за этого я приехал. Фернанда знает…
Сента закрыла ему рот рукой. Он сильно волновался. Она прижалась своими холодными губами к нему и сказала:
— Макс, ничто не имеет значения, кроме опасности, угрожающей вам. О, мой дорогой, моя любовь. — Слезы брызнули из ее глаз и залили его лицо. — Макс, если вас убьют, я буду желать себе смерти.
С глазами, полными горя, он ответил:
— Если бы меня убили, это было бы не самое ужасное, что могло бы случиться с нами.
Сента не вполне поняла его:
— Разве мне не все равно, вернетесь ли вы слепым или хромым, лишь бы это были вы.
Делая странное ударение на словах, Макс сказал:
— Ничто не может нас разлучить, ничто. Помните об этом, Сента, и твердо верьте.
Когда он спустился после обеда, вид у него был все еще усталый, но более свежий. Больше уже ему и Сенте не пришлось быть одним. Графиня Генриетта, Фриц, Альберт Гунтер и остальные не отпускали их от себя. Но все-таки Сенте удалось улучить минуту и поговорить с Максом. Макс пробовал говорить на разные темы, рассказывая Сенте различные случаи из военной жизни и о своих солдатах.
