… робкий стук в дверь кабинета. Герр Флейшман не любит, когда его беспокоят во время работы, но, тем не менее, приглашает войти. Кроме Герты в этот час посетителей быть не может. Так и есть – в кабинет заходит покрасневшая от смущения Герта, держа за руку высокого парня. Флейшман хмурится при виде гостя.
- Я же четко выразил свое желание, - встает из-за стола доктор. – Ему запрещено появляться в этом доме.
- Папа, ты должен помочь, - не поднимая головы, говорит Герта. – Франц пострадал из-за твоего… Пострадал из-за меня.
Флейшман делает вид, что не заметил дочкиной оговорки. Ей еще предстоит серьезный разговор о послушании и уважении к мнению родителей.
- Пострадал, каким образом?
- Мы договорились встретиться субботним вечером. Помнишь, когда… Я была занята.
Флейшман помнит субботний вечер. Герта, действительно была занята. Она плакала, получив от него запрет на свидание. В любом случае, от слез еще никто не умирал. Ему, как доктору, это хорошо известно. А вот, после погромов, на улицах Дрездена нашли тела многих евреев. Флейшману не хотелось, чтобы в подобную ночь его Герта оказалась рядом с этим Францем.
- Папа, так вышло, что Франц прождал до утра. Он дурно себя чувствует уже третий день.
- Ясно. Выйди, я его осмотрю, - доктор говорит сухо, чтобы у дочки не закралось сомнений насчет его отношения к этому еврею.
Франц молчит, стараясь ничем не разозлить Флейшмана. Он понимает, что ему здорово повезло. Денег на хорошего врача у Франца нет, да и мало кто в эти дни взялся бы за такого неудобного пациента. Осмотр длится не более нескольких минут.
- Боюсь, молодой человек, что у вас пневмония, - резюмирует Флейшман.
Франц бледнеет, судорожно застегивая рубашку. Теперь его зачесанные на пробор волосы кажутся еще темнее. Флейшман даже с некоторой жалостью смотрит на непутевого ухажера своей дочери.
- Молодой человек, я думаю, не стоит объяснять, что в ближайшие дни вам нужен покой, - говорит доктор. – Я напишу, какие препараты вам понадобятся. Как и где вы достанете медикаменты, меня не интересует.
Франц тихо благодарит Флейшмана, дрожащей рукой опускает бумажку в карман пиджака и выходит из кабинета. Через несколько минут входит Герта.
- Спасибо, папа, - шепчет она.
Флейшман не отвечает, погруженный в изучение последнего номера медицинского вестника. Скоро ему предстоит выступление перед большой аудиторией…
***
… старик заходит в свою маленькую пыльную квартиру. В свое время доктор не допустил бы такого, но силы уже не те, а нанять горничную он не в состоянии. Да, и если бы у Флейшмана были средства, он никогда бы не решился на такие открытые контакты с окружающим миром. Он идет на кухню, чтобы положить продукты на стол. Одну грушу он моет в ведре и вытирает тряпкой. Последнее воспоминание, заставшее его врасплох на лестничной площадке, было лишь первой каплей, предвещающий долгий меланхоличный ливень.
Флейшман открывает окно и смотрит на улицу. Жиль со своей пассией уже куда-то ушли. Солнечный свет почти не пробивается во дворик. Длинная улица, тянущаяся от дверей парадной вдаль, напоминает вывалившийся язык покойника. Флейшман морщится, поймав себя на такой аналогии. Ему хочется выпить чего-нибудь покрепче. Доктор подходит к серванту, открывает его правую створку. На полке стоит графинчик с прозрачной жидкостью. Старик прищуривается, рассчитывая, насколько хватит запасов, затем взмахивает рукой и щедро наливает себе водки в стаканчик, стоящий рядом с графином.
- Доктор, - насмешливо говорит старик. – Излечи себя сам.
Слова эти кажутся ему такими же горькими, как и питье. Какой он доктор? Он крыса, прячущаяся в тени. Впрочем, какой у него был выбор? С его репутацией великолепного хирурга и человека, преданного партии. Флейшман садится в кресло, стоящее напротив серванта и, прикрыв глаза рукой, вспоминает…
***
… белые стены медицинской палаты. Красное и белое – все, что осталось ему в эти тревожные дни из цветовой гаммы. Солдатам, впрочем, достается и того хуже – красный и черный. Все же белые стены лучше черной земли. Флейшман пытается найти что-то позитивное даже в таких мелких деталях быта. Но его усилия тщетны и тогда доктор с головой погружается в работу. С головой… Флейшману становится смешно от такой мысли.
- Герр доктор, - в палату заходит какой-то солдат, имени которого Флейшман не помнит. – Новый экземпляр.
- Подготовьте, - коротко бросает доктор.
Пока он моет руки и надевает перчатки, за стеной раздаются вскрики. Доктор морщится, представляя, что там происходит. На происходящее можно было смотреть с двух сторон. Если они все подопытные крысы – не стоит переживать, как они пройдут свой путь до страниц в учебниках биологии. А относиться к ним не как к крысам Флейшман боится. С каждым днем, с каждым новым экземпляром – все меньше, но боится.
- Быстро, - приказывает солдат, вталкивая в палату сгорбившегося человека.
Флейшман оборачивается, и шприц выпадает из его рук. Это не крыса, это далеко не крыса…
***
… тяжело вздохнув, старик ставит стакан обратно на поднос. При этом он задевает графин, оглашая комнату хрустальным звоном.
- Опять используем спирт не в медицинских целях? – ехидный голос обращен к Флейшману.
- В медицинских, - бурчит Флейшман. – У меня по утрам мигрень. Только это и спасает.
Доктор ложится на диван и смотрит в потолок. Известка потрескалась, и поверхность похожа на пустынный пейзаж. В жарких безлюдных землях Магриба увидеть такое не редкость. Флейшман часто думает о северной Африке. Именно оттуда пришли те секретные депеши. Флейшман повидал многое в первые годы войны. Десятки и десятки лиц заключенных концлагерей. Но такого не ожидал даже после всего увиденного.
- А правда, что твои приятели вербовали ведьм в Алжире? – назойливый голос продолжает задавать вопросы.
- Они мне не друзья, - ворчит Флейшман. – Это было временем тотального помешательства. Я все время думаю о том, как мне не повезло с профессией. Был бы археологом – отправили бы искать Шамбалу или строить очередной Рейх где-нибудь в Египте. Вполне в их духе…
- Бросьте, доктор, - голос становится более язвительным. – Это же так скучно. Не то, что у вас – такой контакт с людьми. Тесный.
- Алжир, - громко продолжает Флейшман, положив руку холодной тыльной стороной на горячий лоб. – Там, действительно верят, что ведьма может задушить ребенка и высушить его тельце. А еще говорят, что если она высушит его голову, то получит ценный талисман. Я не знаю, что там видели пьяные солдаты Роммеля, но…
Флейшману неприятно в сотый раз вспоминать этот день. Но он вспоминает…
***
… в углу палаты, обняв колени руками, сидит Франц и грустно смотрит на доктора.
- Здравствуйте, герр Флейшман, - спокойно и тихо говорит юноша. – Рад, что представился случай поблагодарить вас за консультацию. Как видите, меня вылечили.
Доктор вздрагивает и поворачивается к подносу, на котором разложен инструментарий. Первым делом предстоит усыпить подопытного. Флейшман прокручивает в голове процедуру операции. Раньше ему не составляло труда собраться перед работой. Но в это раз он не видит перед собой крысу. Тогда он должен будет признать, что эти крысиные губы, быть может, целовали его милую Герту. Эти крысиные лапки обнимали её тонкую талию. Флейшман тяжело дышит и садится на больничную койку, на которой уже должен лежать подопытный.
- Как ты здесь очутился? - доктор делает усилие и все-таки выдавливает из себя имя. – Франц.
