Теперь он точно не сможет нормально работать. Крыс не зовут по именам, им просто присваивают номера.
- Так же как и все, - пожимает плечами парень. – Не успел сесть на нужный поезд в нужное время. Если вы меня понимаете.
- У тебя были родственники за границей? – спрашивает доктор, глядя в пол.
- Нашлись бы, - усмехается Франц. – Правда, мне хотелось обрести родственников здесь. Стоит признать, что я не угадал с эпохой и местом появления на свет.
Флейшман кивает, не поднимая взгляда. Родственные связи – то о чем он думал меньше всего в последнее время.
- Герта…
- Погибла при бомбардировке, - безучастно заканчивает за него фразу Франц. – Странное время. Странное и жестокое.
- Да. Мы все с ним не угадали, - кивает Флейшман.
Франц встает и, пошатываясь, идет к койке. Флейшман несколько потерянно смотрит на юношу и уступает ему место. Берет с подноса шприц и заворожено смотрит на иглу.
- И что со мной будет? – спрашивает Франц. – Другие говорят, что в овраге за госпиталем закапывают тела. И еще мешки с грязным бельем. Только это ведь не белье, верно?
- Нет, - отвечает Флейшман, не понимая, зачем он рассказывает это подопытному. – Там органы. И медные пластинки.
Франц удивленно смотрит на доктора.
- По протоколу – работы по изучению активности мозга, - продолжает Флейшман. – На основе… Древних учений, скажем так.
- Терафим? – хохочет Франц.
Этот звук так не естественен, что в палату вбегает солдат, охраняющий госпиталь. Убедившись, что все в порядке, он выходит, не сказав ни слова.
- Не желательно использовать этот термин, - заученно говорит Флейшман.
- Потому что он связан с евреями? – нагло спрашивает Франц. – Если Гитлер хочет разобрать человека, как игрушку, чтобы посмотреть, что внутри – так и скажите. Если он хочет оживить высушенную голову, спрятав под языком пластинку… Ну, пусть это будет арийский терафим, если так приятнее звучит для фашистов. Но я не пойму, вы действительно пускаете столько людей на мясо ради этого?
Флейшман взволнован и раздосадован. Еще не хватало бесед о нравственности с подопытным. Он уважаемый доктор, а не мясник.
- Ты бы все равно умер в лагере, - кричит доктор. – Не я, так молоденький солдат с автоматом – какая разница как умирать. Но тут ты хотя бы послужишь науке. Бесценные сведения о работе мозга…
- Все, что я знаю о голове, герр Флейшман, - снова перебивает доктора Франц. – То, что она должна быть на плечах.
Доктор тяжело вздыхает и вкалывает разговорившемуся юноше два кубика препарата. Предстоит долгая работа, грозившая занять всю ночь. Франц не сопротивляется, его грустные глаза еще глядят на мучителя, но юноша уже спит. Флейшман, берет с подноса инструмент и пытается успокоиться. Перед операцией необходимо избавиться от всех лишних мыслей. Может быть, хоть в этот раз получится…
***
… стучат в дверь. Доктор встает и плетется, чтобы открыть. На половине пути останавливается, настороженно прислушивается. К нему не так часто кто-либо приходит. Конечно, сейчас не первые годы после войны, когда в каждом коридоре Флейшману мерещились люди в форме. Но, с другой стороны, немного осторожности не помешает. Неизвестный гость стучит вторично. Старик на цыпочках подходит к двери. Не удержав равновесия, Флейшман оступается и доска предательски скрипит.
- Доктор, это я, - раздается голос Жиля.
Флейшман облегченно выдыхает и открывает дверь. На пороге стоит его молодой сосед. В руке у Жиля полусфера, детали которой подслеповатый Флейшман не может различить.
- Извините, доктор, - смущенно обращается к нему Жиль. – Можно оставить это у вас?
Старик берет протянутый ему предмет и рассматривает с легким интересом. Теперь он понимает, что это декоративная игрушка, какие можно увидеть в сувенирных лавках. Домик, накрытый стеклянным куполом. Если встряхнуть игрушку, то под куполом пойдет снег.
- Лили подарила, - объясняет Жиль. – У нас месяц отношений.
- Понятно, - бормочет Флейшман.- Мадам Венье не одобрит?
- Разобьет, - устало разводит руками Жиль. – Ничуть не сомневаюсь. Я обязательно заберу, когда появится возможность.
Флейшман кивает и закрывает дверь, не обращая внимания на благодарную реплику Жиля. Старик дважды поворачивает ключ в замке и ковыляет к серванту. Миниатюрный домик находит свое место около графина. Флейшман пристально смотрит на игрушку.
- Вот она – жизнь, - вздыхает доктор.
- Ты о чем? – раздается недоумевающий голос.
- Я под куполом. Два десятка лет под стеклом, - Флейшман опирается на сервант. – Они смотрят на меня. Все они смотрят.
В соседней квартире кто-то стучит в стену. Они здесь такие тонкие, что слышно практически все, что происходит у соседей. Флейшману это не нравится. Особенно сейчас, когда мадам Венье решила выказать свое недовольство.
- С кем вы разговариваете, доктор? – её зычный голос из-за стены заставляет Флейшмана поморщиться.
- Со сверчком, - раздраженно кричит старик.
Мадам Венье прекращает разговор, но старик слышит, как она смеется в своей квартире. Доктор берет графин и наливает себе еще один стакан. Затем встряхивает полусферу. Под куполом идет снег, заметая дорожку, ведущую к дому.
- Ага, сверчок, - усмехается некто, скрытый второй створкой серванта. – Как в «Пиноккио». Может быть, откроешь? Погляжу на твою жизнь, раз уж ты её нашел.
- Нет.
Флейшман отвечает коротко, потому что знает, как иногда Франц любит поболтать. Старику совсем не хочется при этом смотреть на темную сморщенную кожу, высохшие губы и сизый язык. Он подходит к окну и пристально смотрит на дорогу, тянущуюся вдаль.
- Мне снятся плохие сны, - говорит он. – Головы. Множество голов, катящихся вниз по улице, словно перекати-поле. Ветер становится сильнее, я не могу сопротивляться, и меня тащит вслед за ними. Они смеются, выпучивают глаза и высовывают длинные языки из своих мертвых ртов.
Флейшман смотрит в окно и видит не тихую парижскую улочку, а неведомые дали. Дожидаться вечера – это такая мука.
- Не переживай, доктор, - бодро вещает голос из серванта. – Ты же, как там… Поработал на славу науки. Почему ты не напишешь обо мне работу?
- Боюсь, - ворчит Флейшман.
- Как в Праге? – спрашивает голос. – Когда ты прятал меня в саквояже.
- Не так, - отходит от окна доктор. – Да и что удивительного в говорящей голове? Будущее ты не предсказываешь, клады не ищешь. Шутки и те – весьма неудачные.
- Суховатый юмор, - соглашается голос. – Как и все остальное, что мне осталось.
Из серванта доносится приглушенный смех. Флейшман злится и подходит, чтобы открыть створку. В последний момент он останавливается. Берёт со стула пальто и осматривается в поисках ботинок.
- Куда собрался, доктор?
- Воздухом подышу, - нехотя отвечает Флейшман и выходит из квартиры.
Помещение погружается в тишину. Тени танцуют на стенах, поднимаясь все выше и выше с каждым часом. И вот они уже под оранжевым потолком, окрашенным закатом. Комната похожа на таинственный лес под янтарным небом. Дверь отворяется и в эту обитель теней заходит Флейшман. Кидает на стол стопку бумаг и раздевается.
