сладкоежка, он с наслаждением стал поглощать изысканные блюда— канареечное семя и синтетических червяков, которыми, смеясь и чирикая, его радушно угощали люди–птицы.
Наконец стемнело. Ночь погрузила землю в черное безмолвие, словно в могилу. Люди–птицы сладкими трелями пожелали друг другу покойной ночи и укрылись в тепле родных гнезд. Жоан Смельчак тоже прикорнул в своем уголке.
Однако с наступлением темноты рыдания ветра, завывания совы, доносившиеся издалека, и рев волшебных зверей разбудили Жоана Труса, волосы сразу же У него встали дыбом, и тишину взорвал истошный призыв:
— На помощь! На помощь!
— В чем дело? — чирикнул почти оворобьяненный Жоан Смельчак. — Что ты опять мне досаждаешь, черт тебя побери? Если тебе страшно, лезь к нам в гнездо.
— Нет… Ты лучше спустись… Иди сюда… погляди… Слезай… спускайся вниз…
— Ладно. Сейчас иду, — сказал Жоан, спрыгивая с дерева. — Ну, в чем дело?
— Уйдем… отсюда… скорее… —запинаясь пробормотал Жоан Трус, вцепившись мертвой хваткой в Жоана Смельчака. — Это место заколдовано.
— Почему ты так думаешь?
— А ты погляди, как шевелится камень. Вон там!
Жоан Смельчак взглянул на то место, куда указывал трепещущий палец его товарища, и заметил, что огромный камень и в самом деле едва заметно передвигается.
— Видишь? — пролепетал Жоан Трус, чьи волосы стали торчком, как иглы У Дикобраза.
— Вижу, хладнокровно подтвердил Жоан Смельчак.
— И что же? Тебе не страшно?
— Ни капли. Во–первых, потому что я Жоан Смельчак. Во–вторых, потому что я дал зарок: скрывать страх на дне души, чтобы не презирать самого себя. В–третьих, потому что этот шагающий камень совсем не пугает меня, а вызывает законное любопытство, — я хочу узнать, почему он не стоит на месте.
— Ради твоего драгоценного здоровья уйдем поскорей отсюда! — пролепетал Жоан Трус.
— Ты с ума сошел! Я отсюда не уйду, пока не раскрою эту тайну. Жоан Смельчак умолк и стал внимательно приглядываться ко всем движениям камня, который — в этом не было сомнения — и взаправду куда–то перемещался.
— Очевидно, этот камень нечто вроде заслонки над входом в какое–то подземелье, — рассуждал он вслух, чтобы подбодрить пугливого Жоана, — и передвигает его какой–то механизм…
Так оно и оказалось, ибо внезапно камень замер на месте, и юноши разглядели дыру в земле, откуда спустя некоторое время вышли какие–то создания людского облика. То были низкорослые, грязные, звероподобные полулюди–полуобезьяны, и спины их сгибались под тяжестью огромных мешков.
— Ах, пришел конец света! — простонал Жоан Трус. — Бежим скорее! Бежим!
— Тише! — прикрикнул на него Жоан Смельчак. — Замолчи! Ведь у них есть уши!
Но жалкие существа — уж очень похожи они были на роботов — даже не заметили наших героев. Они озабочены были лишь своим тяжким делом: они поднимали в птичьи гнезда мешки, и работали молча, неторопливо и усердно.
Минут через пять они спустились с пустыми мешками, один за другим нырнули в узкую щель, а затем камень снова пришел в движение.
— Ты прав. Идем отсюда! — с горечью воскликнул Жоан Смельчак.
— Идем, идем! — обрадовано подхватил Жоан Трус, весь дрожа.
— Ты знаешь, кто эти люди? — угрюмо спросил его Первый Жоан.
— Нет.
— Это рабы, которые заняты унизительным и бессмысленным трудом. Они доставляют еду праздным, погрязшим в лени бездельникам, живущим в уютных гнездах. И в то время как полубоги едят, пьют, целые дни напролет украшают себя цветами и возносят хвалу солнцу, они, как черные невольники, как злосчастные машины, надрываются из последних сил в кромешной мгле.
— Но они ведь люди? Такие же люди, как мы?
— Увы, да. Не кажется ли тебе, что это чудовищное свинство? И опечаленный Жоан Смельчак (жизнь его основательно разочаровала) сказал:
— Пошли отсюда, трусишка! Ищи свою сестру, а я постараюсь добраться до стены…
И Жоан Смельчак вместе с Жоаном Трусом, который так плотно прилепился к своему двойнику, что лунный свет отбрасывал на землю не две, а одну тень, пустился в путь, кивнув в сторону деревьев:
— Прощайте, птицы!
ТРУСЛИВЫЙ ВОЗДУХ
Два товарища всю ночь блуждали по лесу, и им вслед чирикали и каркали люди–птицы. Лишь на заре они набрели наконец у подножия Багрового холма на большую пещеру, но Жоан Трус в нее не вошел; вытаращив глаза, он твердил, что вся пещера кишмя кишит красными ящерицами и змеями в платиновых крапинках. Измученный бессонной ночью, Жоан Смельчак решил воздействовать на своего спутника другим способом, к которому прибегал очень редко, в самых крайних случаях, — не по нраву приходились ему подобные приемы. И так, одним ударом он опрокинул на землю Жоана Труса, так что тот, сделав сальто в воздухе, растянулся на траве. Потом, не обращая внимания на вопли трусишки, он схватил его за ворот, поволок в пещеру и там ткнул носом в самые темные углы и закоулки, чтобы навсегда излечить от воображаемых страхов (хватало ведь и страхов действительных!), приговаривая: «Где тут злые чудовища, ну, где они?»
И затем сказал:
— Мы здесь божественно выспимся!
Но внезапно пещера содрогнулась от адского грохота, и огромная каменная лавина завалила выход.
— Ох, пришла наша смерть! — завопил Жоан Трус.
Однако Жоан Смельчак с хладнокровием героя, закаленного в сражениях и поединках, пресек эти вопли, а затем ощупью обследовал подземелье, разыскав мягкий, выстланный мхом угол, где и решил со спокойным сердцем выждать дальнейших событий.
Впрочем, ждать долго не пришлось. Камни снова заскрежетали, и где–то в стороне, противоположной обвалившемуся входу в пещеру, внезапно растворилась дверь, достаточно широкая, чтобы пропустить двух человек.
Жоан Трус, жалобно заскулил, задрожал, завыл, завизжал… Но заметив, сколь решительный вид принял Жоан Смельчак, он покорился и последовал за приятелем; засунув руки в карманы и позевывая, Жоан Смельчак уже переступил порог удивительного дворца, расположенного в недрах горы.
Первый зал напоминал скорее просторный храм и был выложен плитами зеленого мрамора, от которых лучился мягкий свет, так что все предметы кача–лись прозрачными и совсем не отбрасывали теней. По правую руку на тяжелом золотом цоколе балансировал безобразный двадцатирукий и двадцатиногий идол.
— А вот бог–сороконожка! — съехидничал Жоан Смельчак, который не любил и не мог молчать.
Соседний зал, такой же огромный, был облицован красным камнем. На алтаре с жертвенником, обагренным свежей кровью, сидело на корточках странное изваяние — женщина, у которой было пятьдесят голов, причем все ее пятьдесят ликов выражали разные чувства. Одни лукаво усмехались, другие тупо хмурились.
Долго двое юношей бродили по бесчисленным разноцветным залам и священным местам, где гнездились всевозможные варварские боги и где в адском винегрете смешались люди и звери. Были там волки с соколиными крыльями и человеческим ртом, пауки на детских ножках и с кошачьими глазами, свирепые старики с ногами на ушах, девушки с бычьими рогами и тигриными когтями вместо волос, и т. д. и т. п. Одним словом, сплошная несуразица!
— Изобрели люди кучу богов, с этими богами им не так одиноко! — рассуждал Жоан Смельчак, неторопливо прогуливаясь по залам как истый ценитель музейных редкостей. — Очень жаль, что здесь нет гида, он бы нам поведал историю этого невероятного паноптикума!
