И я бегу на него. Платформа пуста, не считая двоих охранников, которые стоят с сигаретами в зубах, сдвинув фуражки на затылок. Но поезд все еще здесь, несмотря на то что большая черная стрелка на старых часах над платформой перескакивает на одиннадцать. Время отправляться. Я запрыгиваю в вагон одновременно со свистком, и поезд трогается.
Я направляюсь в Озер-ле-Вульжис, туда, где живут родители Марка.
Я не знаю, почему именно я еду в этот крошечный городок. Может быть, просто увидеть их старый дом на улице Республики, увидеть в его окнах родителей Марка или, может быть, его старый фургончик, припаркованный у дома так, как и раньше, когда мы по субботам приезжали сюда на обед. А может быть, может быть, если я буду лучше смотреть, то в одном из маленьких чердачных окошек этого старого дома мелькнет силуэт Чарли. Кажется, я знаю, что сказал бы мой одиннадцатилетний сын, если бы, выглянув из окна, увидел, как я с жалким видом стою у дороги и смотрю на него. «Ты совсем потерялась, мам», — сказал бы он.
Да, кажется, так оно и есть.
Я смотрю в окно поезда, за которым пробегают уродливые пригороды Парижа. Серые бетонные коробки торговых комплексов сменяются пустынными полями, которые так унылы по сравнению с лесистым ландшафтом и зелеными холмами далекого Лерма.
Напротив меня, через три ряда, сидит мужчина. Он поднимает взгляд от газеты и улыбается мне. Я снова поворачиваюсь к окну. От станции мне придется ехать на автобусе. На сей раз меня не приглашали на обед. Так зачем же я туда еду?
Кажется, я знаю зачем. Я лежала в своем номере ночью и кляла Марка, я сгорала от ненависти к нему. Причиной моего гнева стало ужасное чувство отчаяния, охватившее меня в тот момент. Как ты мог, Марк? Как ты мог так со мной поступить? И с Чарли? С моей лучшей подругой? И все же, несмотря на все это… мне очень не хватало его. Я проснулась ночью и почувствовала вес его тела рядом со мной на матрасе. Я ощутила, как натягиваются простыни, когда он переворачивается, и моя рука потянулась к нему во тьме. Я была уверена, что вижу его силуэт, что слышу его дыхание. Но когда я утром проснулась и повернула голову, ожидая увидеть лицо Марка, его глаза и морщинки в уголках глаз, которые появлялись, когда он улыбался мне, лежа на подушке рядом со мной, и даже когда я позвала его: «Марк!» — он так и не появился.
«Мы собирались расстаться, Энни», — слышу я его слова. Я знаю, думаю я. Сейчас я хочу только, чтобы мужчина напротив перестал смотреть на меня и просто уткнулся в свою газету. Я знаю!
Автобус въезжает на площадь как раз в полдень, когда зазвонили колокола. Я хорошо помню эту тихую площадь, мрачную серую церковь и колокольню, которая отбрасывает тень на тополя, растущие неподалеку. Я помню то маленькое кафе, куда все местные приходят покупать кофе и табак. Напротив, среди зданий из светлого камня расположилась булочная. Если направиться по этой улочке, то она приведет прямо к дому родителей Марка. Неожиданно прямо здесь, посредине площади, мне приходит мысль о том, что Бетти тоже стояла с ним прямо здесь.
У булочной очередь. Люди спешат забрать свои багеты, прежде чем она закроется на обед. Я быстро оглядываю улицу в поисках Мориса, ориентируясь на знакомую седую шевелюру и почти такое же, как и у Марка, лицо. Но его здесь нет, не считая мадам Мюрат, их соседки, что стоит среди других местных жителей с тростью и сумочкой в руках. С неизменно подозрительным взглядом и поджатыми губами она смотрит вокруг. Я улыбаюсь и киваю ей, но она отворачивается. Конечно, ведь она же не знает меня. Так что если я даже лицом к лицу столкнусь с родителями Марка, они пройдут мимо, даже не взглянув в мою сторону. Они со мной еще не знакомы!
Я сажусь на скамейку под большим тополем. Я словно человек-невидимка, тень, просто облако, проплывающее над головой.
Пятеро мужчин играют в шары на ровной земляной площадке в нескольких метрах от меня. Марка среди них нет, хотя я уверена, что он знаком с большинством из них. Он частенько останавливался здесь ненадолго, когда мы, прогуливаясь после обеда, шли к реке.
Я наблюдаю за ними, как они стоят, сложив руки, полностью захваченные игрой. Мужчины пинают землю, о чем-то переговариваются, смеются и иногда вскидывают руки вверх. Среди них мое внимание приковывает крупный мужчина с коричневой всклокоченной собакой, на шее которой повязан красный шарф. Мое сердце забилось быстрее. Это Серж, старый друг Марка, тот самый, что утонул…
Дрожь пробегает по всему моему телу.
Они кидают шары как раз в сторону лавки, на которой я сижу. Один шар подкатывается прямо к моим ногам. Я только подумала о том, чтобы уйти, как игра приостанавливается и Серж направляется ко мне, чтобы подобрать шар. С замиранием сердца я жду, узнает ли он меня. Марк познакомил нас очень давно, еще до того, как мы уехали в Австралию, еще до того, как… Тут до меня доходит, что сейчас только девяносто первый год и для Сержа я совершенно незнакомый человек.
— Bonjour! — Он улыбается, наклоняясь за шаром. Его тень ложится на меня, а собака нюхает землю возле моих туфель, и ее влажный холодный нос вдруг касается моей ноги.
— Bonjour. — Я киваю в ответ и протягиваю руку, чтобы потрепать собаку по голове. По спине у меня пробегают мурашки. Мне становится не по себе оттого, что я вижу перед собой этого большого мужчину, живого и полного сил. Но я заглянула в магический кристалл и знаю то, чего не знает он.
Серж задерживается. Он уловил мой акцент, и, видимо, это заинтересовало его. Он то и дело подбрасывает блестящий металлический шар вверх, не двигаясь с места. У него доброе лицо. В его темных вьющихся волосах, во взгляде карих глаз есть какая-то мягкость, несмотря на то что выглядит он как борец — гора мускулов. Une force de la nature. Я улыбаюсь ему. Улыбка ничего не стоит, всегда говорила я Чарли. Но мне хотелось бы гораздо теплее поприветствовать его.
Кажется, Серж хочет меня о чем-то спросить. Спроси меня, и я скажу тебе, думаю я. Пожалуйста, спроси меня!
— Серж! — окликает его один из приятелей. Они направляются к кафе. Время для аперитива. — Tu viens ou pas? (
У меня задрожали ноги, когда он помахал им. Я не знаю, что сказать. Как можно сказать чужому человеку, чтобы он был осторожнее, чтобы он очень-очень внимательно следил за своей собакой, когда будет ходить с ней к реке. Как можно сказать человеку, что он утонет, если прыгнет за своей собакой в воду? Как вы сможете сказать кому-нибудь по дороге на работу, что им вообще не следует туда идти, потому что именно в их офис врежется самолет? И что не нужно идти на пляж, потому что будет цунами или землетрясение? Возможно, они просто улыбнутся в ответ или даже рассмеются в лицо, а потом все равно пойдут туда, куда направлялись. Я просто странная девушка на скамейке.
Я не могу изменить судьбу.
Но у Сержа такое милое лицо, я просто должна ему что-то сказать. Я открываю рот, но не могу вымолвить ни слова. Я могу говорить о погоде, об этом замечательном дне. И действительно, сегодня и вправду великолепный день. Солнце сияет, и его лучи, пробиваясь сквозь крону тополей, образуют на тротуаре площади причудливый узор, напоминающий картины Ренуара. Этот день слишком хорош, чтобы говорить о мрачных вещах. Вдруг мне становится интересно, был ли апрель любимым месяцем для рисования у Ренуара? Ведь сейчас такой чистый и сухой воздух, такие яркие, сочные краски! Может, именно в это время он брал кисть и легкими движениями наносил рисунок на холст. Но я сомневаюсь, что он когда-нибудь приезжал в Озер. Мне приходит в голову мысль, что лучше всего будет начать разговор с собаки. Да, французы любят говорить о своих собаках, даже больше, чем о своих детях. Я думаю, с чего начать, но на ум мне не приходит ничего, кроме: — «Милая собачка… Однажды она станет причиной вашей смерти».
Чарли прав. Я совершенно безнадежна. Серж все еще улыбается, глядя на меня. Вероятно, его забавляет, как мой рот то открывается, то закрывается скова, как у рыбы. Вернее, как у растерянной, выброшенной на берег рыбы.
— Эй, Серж! — Теперь его зовет кто-то другой.
Мое сердце готово выскочить наружу. Массивная фигура Сержа закрывает мне обзор, но я мгновенно узнала этот голос.
Марк тоже не видит меня.
— Salut, Серж! — произносит он и кладет руку на плечо другу. Марк машинально улыбается мне,
