Потому что я поняла, что завтра утром он не будет чувствовать себя намного лучше. И этот момент уйдет навсегда, тот самый момент, когда я смотрела в его глаза и за тлеющим гневом видела темный холод страха. Больше всего я боялась, что тот испуганный мальчик, что живет внутри этого мужчины, отгородится от меня навсегда стеной боли и непонимания.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Я помню, как в самом начале наших отношений мы с Марком играли в одну дурацкую игру. Я называла ему три вещи, которые мне в нем нравились, а он называл три вещи, которые нравились ему во мне. Обычно эта глупая игра превращалась в одну сплошную шутку, и мы начинали называть вещи, которые в действительности ненавидели друг в друге. Тогда мы выдумывали самое нелепое и смешное, что только могли. Такая вот забавная игра двоих любящих людей.
День близился к вечеру. Мы лежали на пляже, скрытом за огромными валунами, на чистом, белоснежном песке острова Бель-Иль. Вокруг, на протяжении нескольких миль, не было ни одной живой души, не считая чаек, паривших над камнями.
Я лежала поперек Марка, лицом к небу, положив голову ему на спину, зачарованная красным свечением моих закрытых век и теплом его кожи, согревающей меня, словно лучи солнца. Мне доставляло наслаждение ощущать тело Марка под собой.
Он подернул плечами.
— Trois choses? Voyons… Трое — это много, разве нет?
Я ждала, зная, что он будет дразнить меня, когда придет его очередь.
— Мне нравится, как твой волосы сейчас щекочут мне спину. J'adore ca (
— Это не считается, — проговорила я. — Подумай о чем-то менее мимолетном.
— Менее мимолетном?
— Да.
— Ton amour.
— Моя любовь?
— Oui, — ответил он, на этот раз не шевелясь. Марк лежал подо мной не двигаясь, словно камень. — Твоя любовь ко мне.
Я улыбнулась, взглянув на небо, и ничего не ответила.
— Alors, le deuxieme… Второе всегда найти труднее.
Словно возражая ему, в ответ прокричала чайка. Я терпеливо ждала, греясь в лучах жаркого солнца и в тепле его слов.
— J'aime ton courage. J'aime ton courage de rester seule.
— Мужество быть одной?
— Oui. — Я чувствую, как Марк снова передернул плечами, подыскивая нужные слова. — У тебя нет семьи, но ты не переживаешь. Ты… Comment dire? (
— Перекати-поле?
— Oui, ты как перекати-поле. Мне это тоже нравится.
Теперь я думаю, когда это качество во мне он стал ненавидеть, действительно ненавидеть?..
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Я проснулась с головной болью, с ужасной головной болью, которая вот-вот грозила расколоть мне черепную коробку. От боли у меня бежали мурашки по коже, а к горлу подкатывала тошнота. В холодном поту я лежу на спине в постели, не в силах пошевелить даже пальцем. Попытаться открыть глаза еще раз будет настоящим безумием.
Наступил понедельник. Я знаю это, потому что цвет под моими закрытыми веками стал из черного красным, как только утренний свет пробился через окно и, упав на ковер, наконец подобрался к кровати. Но это все, что я знаю.
Я слышу шаги на лестнице и лай собаки. Должно быть, уже поздно. Я пропустила завтрак и должна быть уже на работе.
— Мадемуазель Макинтир? — тихо окликает меня хозяйка отеля, осторожно постучав в дверь. Но ее пуделю совершенно на все наплевать. Он беспощадно заливается резким и визгливым лаем, заставляя меня застонать. — Ш-ж-ж, — шипит на него хозяйка. Но собаке все равно.
Я не могу ответить. В данном случае мне пришлось бы пошевелить языком. Но я могу только стонать. Я слышу, как в замочной скважине поворачивается ключ, а затем открывается дверь. Хозяйка отеля подошла ко мне. Я вижу, как за моими опущенными веками движется ее тень. Я чувствую ее руку, маленькую холодную ладонь на моем лбу.
— Oh, la-la! — восклицает она. — Ma pauvre petite cherie! (
Я слышу, как она бросается вниз по лестнице, а собака бежит за ней. Хозяйка забыла закрыть дверь. Это меня обеспокоило.
Меня будит женский голос. Должно быть, я заснула, хотя не могу понять как. В голове все еще стучит, но теперь уже не так сильно. Я медленно и осторожно открываю глаза. Лицо, которое я вижу перед собой, мне незнакомо.
— Bonjour. — Лицо светится. — Меня зовут доктор Вэйд.
Акцент, без сомнения, американский, как, впрочем, и улыбка во все тридцать два белоснежных зуба. Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но у меня выходит только гримаса. Возможно, это даже к лучшему, поскольку я подозреваю, что мои зубы не выдержат такой конкуренции, особенно сегодня утром. Врач садится на стул рядом с моей кроватью.
— Хозяйка отеля сказала мне, что у вас лихорадка. — Ее рука оказывается на моем плече. — Вы не возражаете, если я вас быстро осмотрю?
— Хорошо, — выдавливаю я из себя, хотя в этом, видимо, не было необходимости, так как, сделав усилие, я сажусь на кровати. — Но, кажется, мне уже лучше.
Доктор Вэйд улыбается.
— Замечательно, это замечательно. — Она одобрительно сжимает мое плечо. — Но все же позвольте вас осмотреть. — Она берет свой чемоданчик и открывает его на кровати. — Вас зовут Энни, не так ли? — Доставая свои медицинские принадлежности, она явно пытается отвлечь меня. — Вы из Австралии?
— Д-да… — У меня во рту оказывается градусник. Зубы стучат о стекло, когда я стараюсь удержать эту чертову штуку во рту. Она закрепляет рукав манометра у меня на руке и начинает накачивать воздух. — Знаете, я… уже действительно нормально себя чувствую, — с трудом промямлила я.
— Конечно, конечно! — Она как ни в чем не бывало продолжает накачивать воздух.
— Не думаю, что это необход…
Она резко подносит палец к губам, требуя тишины, и сосредоточенно измеряет давление.
— Хорошо. — Быстрыми отточенными движениями женщина снимает с меня рукав манометра и убирает прибор в чемоданчик. Надеюсь, это все. — Вы не возражаете, если я спрошу, сколько вам лет, Энни? Это не просто любопытство.
— Тридцать девять, — отвечаю я.
Доктор Вэйд присвистнула. А я не мигая смотрю на нее, размышляя о том, где хозяйка отеля откопала этого доктора. Тут до меня доходит.
— Это шутка, — быстро говорю я, с трудом выдавливая из себя улыбку. — Мне двадцать пять.
— Ох уж эти австралийцы! Я наслышана о вашем чувстве юмора.
