человека. И все же подобные превращения невозможны, если человек не обладает определенным потенциалом, проявляющимся в таком превращении. Я допускаю, что на первый взгляд для такого предположения недостаточно доказательств, потому что люди обычно не меняются, но следует учесть, что большинство людей не переживают ничего по-настоящему нового. Они обычно находят то, что ожидают найти, и поэтому далеки от возможности действительно нового переживания, вызывающего серьезные изменения характера.
Обнаружить, каким был человек в момент рождения и в первые месяцы или первый год жизни, трудно потому, что вряд ли кто помнит, что чувствовал в то время. Первые воспоминания обычно относятся ко второму или третьему году жизни, и в этом заключается одна из основных проблем теории Фрейда о важности раннего детства. Он постарался справиться с этой проблемой изучением феномена переноса. Иногда это дает результаты, но, изучая истории болезни, описанные фрейдовской школой, мы вынуждены признать, что переживания раннего детства в большинстве случаев являются лишь реконструкциями. А на эти реконструкции нельзя полагаться. Они основаны на постулатах фрейдовской теории, и убежденность в их подлинности часто является результатом искусного промывания мозгов. Хотя предполагается, что психоаналитик должен оставаться на эмпирическом уровне, в действительности он незаметно подсказывает пациенту, что тот должен был бы переживать, и в результате долгих психоаналитических сеансов, находясь в полной зависимости от психоаналитика, пациент очень часто заявляет или, как иногда пишут в психоаналитических историях болезни, «признает», что он на самом деле чувствует то, что должен чувствовать теоретически. Разумеется, психоаналитик не: должен ничего навязывать пациенту. Но чувствительный пациент, и даже не очень чувствительный, начинает через какое-то время понимать, что психоаналитик ожидает от него услышать, и соглашается с таким объяснением, которое признает правильность реконструкции того, что должно было случиться. К тому же следует учитывать, что ожидания психоаналитика основываются не только на требованиях теории, но также и на буржуазном представлении о том, каким должен быть «нормальный» человек. Предположим, что в человеке стремление к свободе и протест Против подчинения чужой воле развиты особенно сильно, тогда будет считаться, что бунтарский характер этого человека имеет иррациональную основу и его следует объяснить Эдиповой ненавистью сына к отцу, берущей начало в сексуальном соперничестве за мать-жену. Тот факт, что детьми управляют и манипулируют и в детстве, и в дальнейшей жизни, принимается как норма, а отсюда бунтарство считается выражением иррациональности.
Я хотел бы упомянуть еще один фактор, на который мало обращают внимания. Отношения между родителями и детьми часто представляются как улица с односторонним движением, а именно — что родители влияют на детей. Часто игнорируется тот факт, что это влияние ни в коей мере не одностороннее. Родители могут естественным образом не любить ребенка, даже новорожденного, не только в силу причин, которые часто обсуждаются — нежеланный ребенок или деструктивный, садистский характер родителей и т. п., — но и вследствие того, что ребенок и родитель несовместимы по своей природе, и в этом смысле их отношения не отличаются от отношений между взрослыми людьми. Родитель может просто не любить тот тип детей, к которому принадлежит собственный ребенок, и ребенок может чувствовать это с самого начала. С другой стороны, ребенок может не любить таких родителей, как у него, а поскольку он слабее, его за это наказывают всевозможными более или менее искусно скрываемыми способами. Ребенок — а также мать — оказывается в ситуации, когда мать должна заботиться о ребенке, а ребенок должен терпеть мать, несмотря на то, что они совершенно не любят друг друга. Ребенок не может это выразить словами; а мать будет чувствовать себя виноватой, если признается себе, что не любит ребенка, которого родила, поэтому оба испытывают особого рода напряженность и наказывают друг друга за то, что должны находиться в нежеланной близости. Мать делает вид, что любит ребенка, и незаметно его за это наказывает, ребенок делает вид, что так или иначе любит мать, потому что его жизнь так сильно зависит от нее. В такой ситуации много обмана, против которого дети часто бунтуют тем или иным способом и который мать обычно отрицает, потому что ей стыдно не любить своих детей.
3. Фрейдовское истолкование сновидений
Величие и ограниченность фрейдовского открытия трактовки сновидения
Даже если бы Фрейд не создал теорию неврозов и метода их лечения, он все равно остался бы одной из самых выдающихся личностей в научном мире благодаря тому, что он дал миру методику трактовки сновидений. Конечно, люди почти всех времен пытались толковать сновидения. Как могло быть иначе, если люди, просыпаясь утром, вспоминали пережитые ими сны? Существовало множество традиций истолкования сновидений. Одни из них основывались на предрассудках и иррациональных идеях, другие — на глубоком понимании значимости сновидения. И все традиции сходились на том, что выразить смысл сновидения трудно. Об этом сказано в Талмуде: «Сновидение, которое не получило своей трактовки, подобно письму в нераспечатанном конверте». Это высказывание выражает признание, что сновидение — это послание, отправленное нами себе самим, и мы должны его понять, чтобы лучше понять самих себя. И несмотря на долгую историю попыток толкования сновидений, Фрейд все же первым обеспечил эти попытки системной и научной основой. Он дал нам инструментарий для понимания сновидений, которым можно пользоваться только при условии, что интерпретатор хорошо обучен этой методике.
Вряд ли можно преувеличить значимость этого достижения. Во-первых, оно позволяет нам выявить чувства и мысли, существующие в глубинах нашей души, но которые мы не осознаем, пока бодрствуем. Сновидение, как однажды выразился Фрейд, — это королевская дорога к пониманию бессознательного. Во- вторых, сновидение — это творческий акт, в котором личность среднего уровня развития демонстрирует творческие силы, о которых она не подозревает, находясь в состоянии бодрствования. К тому же Фрейд открыл, что наши сновидения — это не просто выражение подсознательных стремлений, а их обработка под влиянием неуловимого контроля, который действует, даже когда мы спим, и искажает истинный смысл наших тайных мыслей (the «latent dream» — скрытое сновидение). Однако этого контролера можно обмануть: он разрешает тайным мыслям перейти границу сознания, если они достаточно замаскированы. Эта концепция привела Фрейда к предположению, что каждое сновидение (за исключением сновидений детей) искажено, и его смысл необходимо восстанавливать методом трактовки.
Фрейд развил общую теорию сновидений. Он допускал, что человек в течение ночи испытывает множество импульсов и желаний, особенно сексуального характера, которые прерывали бы его сон, если бы он не имел сновидений, в которых его желания исполняются, и поэтому ему не приходится просыпаться, чтобы получить реальное удовлетворение. Для Фрейда сновидения — это искаженное выражение исполнения сексуальных желаний. Сновидение как исполнение желания (dream as wish-fulfillment) стало основным открытием, привнесенным Фрейдом в практику трактовки сновидения. Можно заметить одно явное противоречие этой теории: многие видят сновидения — кошмары, которые трудно истолковать как исполнение желания, поскольку они бывают столь неприятны, что иногда прерывают сон. Но Фрейд объяснил это явление просто, он указал, что существуют садистские или мазохистские желания, приносящие много беспокойства, но они все равно наши желания, которые удовлетворяются в сновидении, хотя другая часть нас самих боится их. Логичность фрейдовской системы трактовки сновидения столь поразительна, что его концепции очень впечатляют как рабочие гипотезы. Однако если кто-то не разделяет основное допущение Фрейда о сексуальном источнике сновидений, то ему потребуются другие доводы. Вместо допущения, что сновидение — это искаженное представление желания, можно сформулировать гипотезу, что сновидение воспроизводит какие-то чувства, желания, страхи или мысли, достаточно важные, чтобы предстать в нашем сне, и что их появление во сне является признаком их важности. Анализируя сновидения, я пришел к выводу, что многие из них не содержат желаний, а представляют собой глубинный взгляд на собственные проблемы или погружение в личный мир других. Чтобы оценить эту функцию, человек должен учитывать особенности состояния сна. Во сне мы свободны от необходимости
