— Что это у вас?
— Бомбочки.
— Амфитамин?
— Метедрин.
— Вы им постоянно пользуетесь?
— Сразу видно — доктор. — Она откинула волосы;— Не можете без вопросов.
— Где вы его достаете? — Я успел заметить облатку. В ней было по меньшей мере миллиграммов пять. На черном рынке метедрин обычно продают в расфасовке по одному миллиграмму.
— Забудьте, — сказала она. — Ладно? Забудьте и все.
— Если вы хотите, чтобы я забыл, зачем было вообще принимать у меня на глазах?
— Захотелось покрасоваться перед вами, вот и все.
— А Карен тоже его употребляла?
— Карен употребляла все, что под руку попадется. Она даже ширялась. — Вероятно, у меня сделался недоуменный вид, потому что она начала тыкать пальцем себя в сгиб руки, имитируя внутривенное вливание. — Никто больше не ширяется. А Карен из кожи лезла.
— И как она себя потом чувствовала?
— Отвратительно. Как пришибленная. Подавленная даже, вот именно — подавленная. Все лето. Она до конца лета ни одного парня к себе не подпустила. Будто боялась.
— Вы в этом уверены?
— Ага, — сказала она. — Еще бы.
Я огляделся по сторонам.
— Где же Энджела? Я хотел бы поговорить с ней.
— Ей самой очень нужно поговорить с вами — прямо сейчас.
— У нее какие-нибудь неприятности?
Баблз пожала плечами.
— Насколько я знаю, она медицинская сестра.
В эту минуту входная дверь распахнулась, и в комнату влетела высокая девушка со словами:
— Этой твари нигде нет. Прячется, проклятый… — Увидев меня, она осеклась,
— Полюбуйся, Энджела, — сказала Баблз, кивнув в мою сторону. — Вот кто к тебе пришел — старенький да ладненький.
Энджела Хардинг быстрыми шагами вошла в комнату, плюхнулась на кушетку и закурила сигарету. На ней было очень короткое черное платье, черные чулки в сеточку и лакированные черные сапоги. Длинные темные волосы и жесткое, красивое лицо с классическими, точеными чертами — лицо манекенщицы. Я с трудом мог представить ее себе в роли медицинской сестры.
— Это вы интересуетесь Карен? Садитесь, — сказала она. — Облегчите душу.
Баблз начала было:
— Энджи, я ему не говорила…
— Будь добренькой, Баблз, принеси мне кока-колы, — сказала Энджела. Баблз послушно кивнула и пошла в кухню. Энджела затянулась сигаретой, тут же затушила ее. Движения у нее были быстрые, но лицо не выражало волнения. Она понизила голос: — Я не хотела говорить о Карен при ней. Баблз очень из-за всего этого расстроена. Они очень дружили.
— А вы?
— Я не очень.
— Отчего бы?
— Она вначале обеим нам понравилась. Хорошая девчонка, немного шалая. Но веселая. Очень вначале понравилась. Потому мы и решили поселиться все втроем. Потом Баблз переехала к Суперголове, а я осталась тут с Карен. Это было уже не так весело. Она была ненормальная. Совершенный псих.
Баблз вернулась с кока-колой:
— Неправда!
— Не при тебе, конечно — Перед тобой она умела прикинуться.
— Ты просто злишься из-за…
— Ну, конечно. Еще бы! — Энджела тряхнула головой и переменила положение своих длинных ног. Затем повернулась ко мне и сказала — Она намекает! на Джимми. Джимми был мой знакомый врач из гинекологии.
— Это где вы работали?
— Да, — сказала она. — У нас с Джимми любовь была. Я думала, у нас это настоящее. И ведь было настоящее. А тут явилась Карен. — Она закурила новую сигарету, продолжая упорно избегать моего взгляда. Я, собственно, не был уверен, со мной она разговаривает или с Баблз. Очевидно, между девушками существовало разногласие. — Я никогда не думала, что она на это способна, — продолжала Энджела. — От своей соседки такого не ждешь. В конце концов существует же какая-то этика…
— Он ей нравился, — сказала Баблз.
— Целых семьдесят два часа. — Энджела встала и начала ходить по комнате. Платье едва прикрывало ей зад. Она была удивительно хороша. Несравненно красивей Карен.
— Ты сама знаешь, что все это неправда Сама знаешь, что Джимми…
— Ничего я не знаю, — возразила Энджела. — Единственно, что я знаю: Джимми сейчас кончает в Чикаго ординатуру, а я не с ним Может, если бы я была…
— Может, — сказала Баблз.
— Что может? — спросил я.
— Замнем для ясности, — сказала Энджела.
Я спросил:
— Когда вы видели Карен в последний раз?
— Не знаю. Пожалуй, где-то в августе. До того, как она поступила в колледж.
— Вы не видели ее в прошлое воскресенье?
— Нет, — ответила она, продолжая мерить комнату. Она даже не сбилась с ноги. — Нет.
— Странно. Элан Зеннер видел ее в прошлое воскресенье
— Кто?
— Элан Зеннер. Один ее приятель. Она сказала ему, что едет сюда.
Энджела и Баблз переглянулись. Энджела пробормотала:
— Тварь паршивая… — И выдавила сквозь зубы: — Наверное, она передумала. Это с ней постоянно бывало. Карен так часто передумывала, что мы иногда сомневались, есть ли у нее чем думать-то.
— Послушай, Энджела…
— Принеси-ка мне еще кока-колы. — Баблз встала и покорно удалилась в кухню. — Баблз хорошая девчонка, — сказала Энджела. — Но недалекая. Она любит, чтобы все кончалось хорошо — Она перестала шагать по комнате и остановилась прямо передо мной. — Вы хотели задать мне какой-то определенный вопрос?
— Только одно: видели ли вы Карен?
— Нет. Повторяю, что не видела.
— В таком случае извините за беспокойство.
2
Незадолго до полудня я позвонил в контору Брадфорда, где мне сообщили, что ведение дела доктора Ли берет па себя один из адвокатов, работающих в конторе, — некто Джордж Уилсон, с которым меня и соединили. По телефону он произвел на меня впечатление человека уравновешенного и уверенного в себе: он согласился встретиться со мной в пять часов, но не в клубе, а в баре Томсона-сокрушители.
После этого я отправился позавтракать в кафетерии, где просмотрел утренние газеты. История с арестом Артура Ли появилась на первых страницах всех газет под кричащими заголовками, хотя арест этот
