— Вполне возможно. С другой стороны, никто не спросил у меня ни имени, ни рода занятий. Никто не попросил меня расписаться в книге посетителей.
— Сержант, по-видимому, растерялся.
— Логичное заключение.
Питерсон улыбнулся ничего не выражающей улыбкой. Я знал этот тип: преуспевающий по службе полицейский, вполне вежливый и дипломатичный— до тех пор, пока не почувствует себя хозяином положения.
— Итак? — сказал он наконец.
— Я — коллега доктора Ли.
Если он и удивился, то никак не выказал этого.
— Врач? Вы, врачи, друг за друга всегда горой. — Он продолжал улыбаться.
— Не сказал бы, — ответил я.
— Если вы врач, — улыбка на лице Питерсона начала угасать, — мой вам совет — держитесь подальше от Ли. Газетная шумиха может стоить вам практики.
— Какая шумиха?
— Шумиха вокруг процесса.
— А будет процесс?
— Да, — сказал Питерсон. — И шумиха вокруг него может стоить вам практики.
— А у меня нет практики!
— Вы занимаетесь научной работой?
— Нет, — ответил я, — я патологоанатом.
— Не знаю, доктор, что вы пытаетесь доказать. Только нам ваша помощь не нужна, а Ли уже не вытащить.
— Это еще нужно посмотреть.
Питерсон покачал головой:
— Не мне вам объяснять.
— Что именно?
— Знаете ли вы, — сказал Питерсон, — на какую сумму может предъявить иск врач за незаконный арест?
— На миллион долларов, — ответил я.
— Скажем, на пятьсот тысяч. Это не делает большой разницы. Суть остается та же.
— Вы считаете, что дело можно передавать в суд?
— Да, безусловно. — Питерсон снова улыбнулся. — Конечно, доктор Ли может вызвать вас в качестве свидетеля. И вы можете произнести пламенную речь, попытаться сбить с толку присяжных заседателей потоком научных данных. Но отвлечь внимание от основного факта вам все равно не удастся.
— А что это за факт?
— Сегодня утром молоденькая девушка скончалась в бостонской Мемориальной больнице вследствие криминального аборта. Вот что за факт.
— И вы утверждаете, что аборт сделал доктор Ли?
— У нас есть такие данные, — мягко пояснил он.
— Они должны быть достаточно вескими, потому что доктор Ли известный и уважаемый…
— Послушайте, — сказал Питерсон, впервые за все время выказывая нетерпение. — Вы, может, думаете, речь идет о какой-нибудь грошовой проститутке? Это была порядочная девушка, очень порядочная, из хорошей семьи. Молоденькая, хорошенькая и очень милая. И ее зарезали. И обратилась она не к неграмотному шарлатану, для этого у нее было слишком много здравого смысла и слишком много денег.
— И это дает вам основание подозревать доктора Ли?
— А это уж не ваше дело.
— Адвокат доктора Ли обязательно задаст вам такой вопрос, это будет его дело. И если вы не сможете ответить…
— Сможем, будьте уверены.
Я выжидающе молчал. Помимо всего, мне было любопытно увидеть, насколько дипломатичен к ловок Питерсон. Любое дальнейшее слово будет с его стороны ошибкой.
Питерсон сказал:
— У нас есть свидетельница, слышавшая, как девушка назвала имя доктора Ли.
— Девушку привезли в больницу в шоковом состоянии, без сознания. Что бы она ни сказала, это не может рассматриваться как веская улика.
— Она говорила это отнюдь не в шоковом состоянии. Она говорила это значительно раньше.
— Кому?
— Своей матери. — Питерсон довольно ухмыльнулся. — Сказала своей матери, что это дело рук доктора Ли. Сказала перед отъездом в больницу. И ее мать подтвердит это под присягой. Надежная свидетельница. Зрелая женщина, уравновешенная, осторожная в своих оценках. И весьма привлекательная. Она произведет прекрасное впечатление на присяжных.
— Возможно.
— А теперь, поскольку я был с вами столь откровенен, — сказал Питерсон, — может быть, и вы поведаете мне, откуда у вас такой повышенный интерес к доктору Ли? Не замешаны ли вы сами каким-то образом в этом деле?
— Все может быть.
— Иными словами — да?
— Иными словами — все может быть.
Он внимательно посмотрел на меня:
— Вы взяли жесткий тон. доктор Бэрри.
— Скептический.
— Раз уж вы такой скептик, то почему вы уверены, что доктор Ли в данном случае невиновен? Знаете, никто не застрахован от ошибок. Даже врач.
Я зашел в аптеку, купил там две пачки сигарет и позвонил в несколько мест по телефону-автомату. Прежде всего я позвонил к себе в лабораторию и сказал, что не вернусь сегодня на работу. Затем позвонил Джудит и попросил ее пойти домой к Ли и побыть с Бетти.
— Постарайся ее успокоить. И гони репортеров.
— А они будут?
— Не знаю. Но если появятся, гони.
Она сказала, что прогонит. Затем я позвонил Джорджу Брэдфорду — адвокату Арта. Брэдфорд — солидный адвокат, человек с хорошими связями: он старший партнер в фирме «Брэдфорд, Стоун и Уитлоу». Когда я позвонил, его не оказалось в конторе, и я просил передать, что хочу с ним поговорить. Последнему я позвонил Льюису Карру — профессору Мемориальной больницы. Он взял трубку и, как обычно, сказал отрывисто:
— Карр у телефона.
— Лью, это Джон Бэрри.
— Здорово, Джон! Ну что гам у тебя?
— Я звоню насчет Карен Рендал, — сказал я.
— А что насчет нее тебя интересует? — В голосе его появилась настороженность. Очевидно, в Мемориалке тема эта была еще достаточно злободневной.
— Все, что знаешь, все, что слышал.
— Пойми, Джон, — сказал он, — ее отец— большая шишка в нашей больнице. Я слышал все, и я не слышал ничего. Кому это нужно знать?
— Мне.
— Лично?
— Да, конечно.
