— Зачем?
— Я друг Арта Ли.
— Значит, его действительно на этом зацапали? Я слышал, но не поверил. Мне всегда казалось, что Ли слишком умен…
— Лью, что произошло вчера ночью?
— О Господи, такая скверная история. Напортачили в приемном покое. Я не могу говорить об этом сейчас, — сказал Карр. — Лучше приезжай сюда ко мне.
— Идет! — сказал я. — А где сейчас тело? У вас?
— Нет, его перевезли в Городскую.
— Вскрытие уже было?
— Не имею понятия.
— Ладно, — сказал я. — Заеду к тебе через пару часов. Есть возможность взглянуть на амбулаторную карточку?
— Сомневаюсь, — сказал Карр. — Она сейчас у Старика.
— Как-нибудь добыть ее нельзя?
— Сомневаюсь.
Я повесил трубку, опустил еще одну монетку и позвонил в морг Городской больницы. Секретарша подтвердила, что тело уже привезли туда. У Элис, секретарши, было что-то со щитовидкой, и голос ее звучал так, будто она проглотила контрабас.
— Вскрытие уже делали? — спросил я.
— Только собираются.
— Нельзя ли немного повременить? Я хотел бы присутствовать.
— Едва ли, — пробасила Элис. — У нас тут сидит такой настырный тип из Мемориалки…
Она посоветовала мне поторопиться. Я сказал, что сейчас приеду.
5
Почти все бостонцы твердо убеждены, что в их городе можно получить самое лучшее медицинское обслуживание в мире. Однако вопрос, какую больницу считать лучшей в городе, часто бывает причиной горячих дебатов. Существуют три основных претендента: больницы Дженерал, Брайан и Мемориальная. Сторонники Мемориальной скажут вам, что Дженерал слишком велика, а Брайан слишком мала, что Дженерал — это строго клиническая больница, а Брайан строго научная; что в Дженерал пренебрегают хирургией за счет терапии, а в Брайан наоборот. И наконец, вам торжественно заявят, что медицинский персонал II в Дженерал и в Брайан по своему интеллектуальному уровню и дисциплине значительно уступает персоналу Мемориалки.
Но кто бы ни расставлял бостонские больницы в порядке их достоинств, Городская больница обязательно будет стоять на последнем месте. Я ехал туда через Прюденшиал-сентр — гордое олицетворение того, что политические деятели называют Новым Бостоном. Это широко раскинувшийся комплекс небоскребов, гостиниц, магазинов и площадей с массой фонтанов и неиспользованных пространств, что придает ему модернистский вид. От Прюденшиал-сентра можно за несколько минут дойти до квартала красных фонарей, который ненов и немодернистичен, но, подобно Сентру, по-своему функционален.
Квартал красных фонарей граничит с Роксбэри — районом негритянских трущоб; граничит с ним также и Городская больница. Меня подкидывало на рытвинах и ухабах, и я думал о том, как же далеко я нахожусь от сферы влияния Рендалов.
Рендалы, естественно, работали в Мемориальной. Рендалы были известны в Бостоне как «старинный род» — это означало, что уж один-то измученный морской болезнью пилигрим, высадившийся на берег с корабля «Мэйфлауэр», сделал свой вклад в фонд генов этой семьи. Свыше двухсот лет Рендалы занимались в Новом Свете медициной.
Во времена не столь отдаленные род дал длинную цепь выдающихся врачей. В начале этого столетия своими внутричерепными операциями прославился Джошуа Рендал. Он много сделал для развития нейрохирургии в Америке, не меньше, чем сам Кушинг.
После Джошуа Рендала явился Уинтроп Рендал — специалист по торакальной хирургии. Дж. Д. Рендал — отец Карен — кардиохирург, специализировался на замене сердечных клапанов. Я не был знаком с ним, но несколько раз встречался в обществе — это был суровый, властный, патриархального вида человек с пышной белоснежной шевелюрой. Он вселял страх в сердца своих ординаторов, которые рвались работать под его руководством и одновременно ненавидели его.
Брат его, Питер, был терапевтом, модным врачом и, по общему мнению, хорошим.
У Дж. Д. был сын — брат Карен, который учился на медицинском факультете Гарвардского университета. С год тому назад прошел слух, что он неминуемо вылетит оттуда за неуспеваемость, но, по- видимому, все утряслось. В другом городе, в другие времена могло бы показаться странным, что молодой человек со столь прекрасной медицинской родословной согласится проглотить такое унижение. Но не в Бостоне: в Бостоне богатые старинные семьи испокон веков считали, что только две профессии заслуживают внимания: медицина и юриспруденция. Исключение допускалось лишь для научной деятельности, заниматься которой считалось почетным, если вы становились в конце концов профессором в Гарварде.
Рендалы были семьей медиков. Каждый Рендал ухитрялся окончить медицинский институт и попасть в ординатуру Мемориальной больницы. И медицинские институты и Мемориалка не раз в прошлом смотрели сквозь пальцы на плохие отметки, если дело касалось кого-то из Рендалов; за долгие годы семья с лихвой оправдала доверие. Вот и все, что я знал об этой семье, кроме того разве, что они очень богаты, верные приверженцы епископальной церкви, никогда не отказываются служить общественным интересам, весьма уважаемы и очень влиятельны.
Мне нужно было выяснить и еще кое-что.
В трех кварталах от больницы я пересек «зону военных действий» на углу Массачусетс и Колумбус- авеню. По ночам этот угол кишит проститутками, сутенерами, наркоманами и торговцами наркотиками; он получил свое название, потому что врачи Городской больницы видят столько людей с ножевыми и пулевыми ранениями, привезенных из этого района, что привыкли рассматривать его как арену боев местного значения.
Бостонская Городская больница располагается в многочисленных зданиях, расползшихся более чем на три квартала. Это лабиринт, построенный безумцем. Бесконечные надземные и подземные переходы соединяют с десяток разобщенных зданий. На каждом повороте есть большие зеленые указатели, но толку от них мало. Больница рассчитана на 1350 коек, большую часть которых занимают алкоголики и всякого рода человеческие отбросы. В медицинском мире Городская известна под кличкой «Бостонский нужник» — из-за своей клиентуры. Но все считают, и я на своем опыте убедился в том, что это прекрасное место практики для молодых врачей и студентов последнего курса — там они могут многому научиться, столкнувшись с медицинскими проблемами, которых никогда не увидеть в больнице, рассчитанной на более обеспеченную публику.
Я отправился на второй этаж поговорить с Элис. Она была настроена ворчливо: вскрытие еще не начиналось из-за каких-то проволочек; вообще все катится ко всем чертям, а слышал ли я, что этой зимой ждут эпидемию гриппа? Я сказал, что слышал, и спросил:
— Кто будет делать вскрытие Карен Рендал?
Элис недовольно нахмурилась:
— Прислали тут какого-то из Мемориалки. Фамилия его, кажется, Хендрикс.
Я удивился. Думал, что поручат это какой-нибудь шишке.
— Он уже там? — спросил я, кивком указывая на дверь в конце коридора.
— Угу! — ответила Элис.
Я зашагал по направлению к двум двустворчатым дверям, мимо аккуратной таблички, гласившей:
