Опять тишина. Но уже наполненная. Не так уж много внутреннего спокойствия в этой тишине.
— Почему я? — Теперь в его голосе слышалось усталое страдание. — Я веду умеренную жизнь. Слежу за своим здоровьем. Плачу налоги…
— Я не вовремя позвонил? Могу перезвонить и позже. Когда ты больше будешь настроен на разговор.
— Она что, безнадежно больна?
— Нет.
— Значит, ты безнадежно болен?
— Нет.
— Или она замужем за мафиози, который грозится прикончить тебя?
— Она вообще не замужем.
— Значит, в этот конкретный момент времени для тебя нет никакой смертельной опасности?
— Нет. — Но была опасность для его сердца. — Мое тело думает, что оно вкусило райского блаженства.
— Тебе можно позавидовать, — проворчал Джейк, — но в чем, черт возьми, проблема?
— Она не хочет ничем себя связывать.
— Ну, а разве у тебя по-другому? Разве ты не исчезаешь в ту же минуту, как только женщина начинает строить какие-то планы?
— На этот раз все не так…
Молчание.
— Значит, ты влюблен, — вынес свой приговор Джейк.
— Вовсе нет! — Голос Пита звучал почти неприязненно. — Я просто думаю, что может последовать за временными отношениями. Временными… но все же что-то значащими для меня. То, что предшествует взятию на себя обязательств. Не могу вспомнить, как это называется…
— Самообольщение, — сказал Джейк сухо. — Беги.
— Есть какой-нибудь другой совет?
— Нет, — отрезал Джейк. — Если тебе нужен другой совет, позвони Трису.
Ни за что, подумал Пит, засовывая телефон в сумку. Никому он не будет звонить сегодня. Одного бредового звонка достаточно.
Серена постучала в дверь его комнаты в семь утра и сказала, что завтрак уже готов.
Через пятнадцать минут он был на кухне. Она стояла у плиты, помешивая на сковородке свежие кофейные зерна, в маленьких белых шортах и розовой футболке — ее обычной рабочей одежде, как он уже понял, — с собранными в хвост волосами. Ничего откровенно соблазнительного не было в ее облике — никакой мягко струящейся пижамы или искусно растрепанных волос, — и тем не менее ее природная чувственность поразила его.
— Что бы ты хотел на завтрак? — спросила она, выкладывая на стол еды больше, чем он мог бы съесть за целый день.
— Тебе не надо было так беспокоиться, — сказал он, помогая ей выжать апельсиновый сок. — Я просто заварил бы себе мюсли.
— У нас тут полный пансион. — Она подавила зевок и, наклонившись над раковиной, открыла окно. — Может, хочешь сосиски? Бекон, яйца?
Все, чего он хотел, — это затащить ее в постель и заняться с ней любовью, пока сон не уйдет из ее глаз, уступив место томному удовлетворению.
— Нет спасибо, — сказал он.
— Итак… — она налила себе кофе и, держа чашку в руках, прислонилась спиной к кухонной стойке, — о чем ты обычно говоришь во время завтрака?
— Обычно я завтракаю один.
— Ну, а когда не один?
Он попытался вспомнить.
— О работе. Мы говорим о работе. О том, чем займемся в этот день.
— А… — Еще одна медленная, ленивая улыбка. — И чем займешься сегодня?
— Ну… — Он хотел, чтобы его мысли вернулась оттуда, где он недавно оставил их. — Сначала мне надо в Корфу с пассажирами, потом на Кипр за грузом, а вечером я буду в Афинах.
— Счастливчик, — пробормотала она. — А я отправлюсь сейчас под свой зонтик к «веспам». И проторчу там целый день.
— Я буду думать о тебе. — Ничего кроме правды.
— Ну, а о чем еще обычно ты говоришь по утрам?
— О чем угодно. Обо всем. Но только не об устройстве квартиры. Стоит женщине заговорить об этом, как я начинаю нервничать.
— Правда? — спросила она с лукавой улыбкой. — Значит, ты не считаешь, что в этой кухне окно должно быть намного больше? Ты только посмотри на вид! Он просто молит об этом.
— Ты же не хочешь мужчину, который искал бы женщину только для того, чтоб заняться обустройством ее дома?
— Пока нет…
— Значит… когда-нибудь захочешь? — Это было уже интересно.
— Ну да, — сказала она, тряхнув головой. — Когда-нибудь. Но не сейчас. Сейчас мне бы хотелось попутешествовать. Сосредоточиться на своей карьере. Побыть свободной от семьи. В семейных обязательствах мало приятного. Они отвлекают и мешают двигаться вперед.
Пит посмотрел на груду еды, вспомнил, как легко она справлялась с Нико и с Сэмом, с каждым, кто оказывался у нее на пути, и подавил улыбку.
Глаза Серены сузились.
— Тебе что-то показалось смешным?
— Мне показалось, что тебе нравится, когда жизнь немного беспорядочна и не все в ней так просто.
— Возможно, раньше так и было, — пожала плечами Серена. — Возможно, так и будет еще несколько недель. Но через месяц моя жизнь должна стать стройной и упорядоченной, сосредоточенной исключительно на карьере и даже немного нарциссической.
— Отсюда правила для наших отношений?
— Точно. Я знала, что ты это поймешь, Пит Беннетт. Еще кофе?
Пит сохранял невозмутимость во время всего завтрака, пока она совершала свой обычный утренний ритуал. Тосты, обсуждение статьи в газете, список необходимых покупок в бакалее для Нико… Он ел овсянку, глядя, как она закладывает рабочую одежду Нико в стиральную машину, и снова удивлялся человеческой способности к самообману. Богиня свежесваренного кофе не имела никакой склонности к нарциссическому самолюбованию. Под ее бьющей в глаза чувственностью явственно проглядывалась природная забота о благополучии других.
Его часы сказали, что ему пора. Вздохнув, Пит встал и поставил тарелку и чашку в раковину.
— Ты права, здесь действительно нужно окно побольше, — сказал он, когда она остановилась рядом с ним.
— Я знала, что ты со мной согласишься, — она улыбнулась.
Ее улыбка стала шире, когда он повернулся к ней и она оказалась в ловушке из его рук.
— Может быть, в следующий раз мы вместо ужина сделаем что-нибудь такое, против чего охранники твоей чести не особенно стали бы возражать. К примеру, осмотрели бы окрестности. — Он коснулся губами ее губ. — Поплавали. — Еще один скользящий поцелуй. — Еще что-нибудь…
— Когда ты вернешься? — спросила она, поднимая к нему свои губы в обещании совсем другого поцелуя.
Его сознание было затуманено, когда Серена наконец отпустила его, и он прошептал:
— Скоро.
