метров, поднимавшиеся из мрачной глубины. Мы уменьшили скорость и подплыли ближе.
Вода и здесь была довольно мутной. В тени около лодки мы смогли разглядеть миллионы медуз величиной с булавочную головку, которые носились в воде, как снежная метель.
Судя по цвету воды у соседнего рифа Пирл, можно было предполагать, что там она будет прозрачнее. Направились туда, к таким же башням, остановились возле одной из них и спустились с Лоттой в аквалангах под воду.
Первое впечатление было поразительным. Плоская крыша башни, лежавшая метрах в трех под поверхностью воды, казалась великолепной цветочной клумбой. Над ней, словно бабочки, порхали удивительные рыбы. Зато у вертикально спадающей стены башни, вдоль которой мы спускались вниз, вода была мутная, и живых кораллов здесь было немного. Темные тени гротов и выступов с неприятными гримасами смотрели на нас, словно привидения. Из туманного зеленоватого мира бесшумно появлялись рыбы, проплывали мимо, рассматривали нас и так же бесшумно исчезали.
Мы остановились на глубине двенадцати метров и сели на корточках под выступом, как в ложе театра. И здесь в воде носились бесчисленные крошечные медузы. Я посмотрел на Лотту, она на меня. Мы испытывали страх.
Мы боялись акул, которые могли внезапно появиться из окружавшего полумрака, но еще больше боялись других неожиданностей, которые трудно предвидеть. К этим прочим опасностям принадлежала в первую очередь сказочная «морская оса».
Мы знали, что ни один человеческий глаз не видел еще этого существа. По-видимому, это маленькая медуза, но даже те, кто стал жертвой этого жуткого животного, не видели ее. Характерный случай произошел с одним девятнадцатилетним юношей, купавшимся в январе 1937 года милях в сорока южнее Кэрнса. Вода была ему по грудь; внезапно он почувствовал укол. Юноша едва добрался до берега, упал и через семь минут был мертв. Солдат австралийской армии, с которым случилось то же, был мертв через три минуты. В Кэрнсе мы разговаривали с доктором Флекером, расследовавшим эти случаи. Он утверждал, что ни у одной из других жертв смерть не наступала позже чем через десять минут. Все несчастные случаи произошли между 13 декабря и 10 апреля. Если бы виновниками были так называемые португальские галеры (физалии), наверняка были бы замечены бросающиеся в глаза синие пузыри; кроме того, хотя они и причиняют ожоги, но не приводят к смертельному исходу. По предположению доктора Флекера, это было сравнительно небольшое животное — вероятно, харибдовая медуза, обитающая на дне. Достигнув зрелости, она поднимается к поверхности. Ее яд сильнее любого известного змеиного яда[6].
Одновременно доктор Флекер предостерегал нас от второго, тоже неизвестного еще животного, которое он окрестил по названию туземного племени «ируканджи». Это морское существо тоже наносит укол, как оса, после чего появляется небольшая местная опухоль. Однако первые симптомы отравления наступают иногда через пять минут, а иногда только через час; они характеризуются внезапной потерей сил, сильной рвотой и чрезвычайными болями в мышцах. Доктор Сауткотт, австралийский военный врач, сам исследовал более ста подобных случаев, происшедших между 6 декабря и 5 февраля. Большие пространства прибрежных вод были прочесаны мелкими сетями, но ни одного ируканджи найти не удалось.
Не шевелясь, сидели мы на корточках и смотрели в мутную воду. Когда мимо проплыла особенно странная рыба с округлым выступом на голове, я сфотографировал ее. Лотта схватила меня за руку. Сбоку из трещины появилась огромная рыба-губан, тоже с шарообразной шишкой на голове. Как раз там, где Лотта оперлась о скалу, я увидел длинного волосатого червя, выползающего из трещины… Я пожал ей руку, и мы поплыли наверх.
— Не очень красивое здесь место, — сказал я, когда мы уже сидели в лодке, купаясь в солнечных лучах.
— Да, игра не стоит свеч. Кораллы все такие мертвые. Мы скорее откусили бы себе языки, чем признались в испытанном страхе.
Вечером в небе висел кроваво-красный серп луны. Мы бросили якорь в защищенном от ветра месте у рифа Раби. Макдональд с мальчишкой, которого он взял с собой, вытаскивали донными удочками из темной воды одного красного луцианового окуня за другим. Слышался беспрерывный грохот моря, бушующего у внешней оконечности рифа. Мы были у цели и чувствовали себя маленькими и жалкими. Этот огромный, угрюмый риф угнетал нас. Мы понимали, что очень трудно раскрыть его тайны.
Следующее утро было ветреным. Стаи охотившихся пеламид гонялись у поверхности за серебристыми косяками рыб. Вода темно-синяя, в гребне каждой волны искрилось солнце. Снова направившись к рифу Пирл, мы остановились посреди обширного рифового плато в совершенно замкнутой блестящей голубой лагуне.
Поплыв против течения через риф, очутились среди настоящего сказочного царства кораллов. Глубина лагуны была десять-двенадцать метров, и здесь в сравнительно спокойной воде выросли высокие и изящные коралловые кусты. Вокруг возвышающейся посредине коралловой заросли плавали бесчисленные поблескивающие желтые и синие рыбы. Две небольшие серые акулы подошли совсем близко, посмотрели на нас и снова исчезли. Куда бы мы ни взглянули, везде обнаруживали поразительные коралловые образования, а между ними кишели большие и маленькие рыбы.
Здесь мы увидели и первую гигантскую тридакну. Гордая и массивная, лежала она на дне. Между полуоткрытыми волнистыми створками виднелись толстые края мантии, словно пестрые лепестки цветков. Диаметр ее был более метра.
Мы с благоговением смотрели на нее. Нам было известно из книги йонга, что в складках мантии у нее целый огород, в котором выращиваются крошечные водоросли, сходные со свободно висящими в воде планктонными. Они обитают на коже и в тканях и служат дополнительным источником питания для моллюска редкий случай, когда пища поступает не извне, а изнутри собственного тела. Перед тем как выпустить свои личинки в мир, ракушка снабжает каждую несколькими сотнями таких симбионтных водорослей. Но водоросли, как и все растения, нуждаются в солнечном свете, поэтому гигантскую раковину всегда можно найти на хорошо освещенном месте и с приоткрытыми створками.
Лотта слишком близко поднесла руку. Раковина закрылась одним движением. Сначала не до конца, чтобы втянуть внутренний покров, затем волнистые створки сомкнулись почти полностью.
— Как ты думаешь, — спросил я на поверхности, — вставить ли мне туда ногу? Я не думаю, чтобы она могла удержать меня.
— Лучше не надо. Возможно, мы сможем раздобыть искусственную ногу. Не стоит рисковать.
Мы обследовали всю окружность лагуны и сделали массу снимков. Потом течение изменилось, и вода снова стала мутной. Тогда отправились к первому рифу группы Риббон и стали на якорь в укрытом от ветра месте, среди хаотически разбросанных коралловых ущелий. Здесь я один спустился в акваланге под воду.
Риф образовывал настоящий лабиринт. Ущелья глубиной в шесть метров сходились в крытом гроте; свет туда проникал через широкое, расположенное в центре свода отверстие. От него звездообразно расходились другие ущелья и гроты. Один из проходов вел внутрь рифа, разветвлялся, становился уже и оканчивался, наконец, глубокой впадиной; другой кончался после многочисленных поворотов в заросшей прекрасными кораллами долине. Видимость в этом лабиринте гротов была хорошая, и я чувствовал себя в полной безопасности. Шаг за шагом продвигался дальше и ощущал, как возвращается вера в себя. Я дал каждому из гротов название; центральный зал, в одном из углов которого возвышалась странная куча пустых ракушек, окрестил «Гробницей».
Казалось, будто здесь жилище большой каракатицы, а пустые раковины остатки ее трапез; между ними лежали панцири мертвых лангустов. Я обыскал каждый уголок и все соседние пещеры, однако не мог обнаружить организатора этих пиршеств.
Пока Лотта в течение часа, показавшегося ей вечностью, ждала меня в лодке, я сидел у начала прохода, ведущего в коралловую долину, и с удовольствием наблюдал за рыбами. Здесь было много наших друзей еще по Красному морю, но в то же время и других, необычного вида, которых я видел впервые. Вокруг резвились быстрые, как стрела, рыбы-губаны; большой Porgy неподвижно стоял в воде, а небольшая червеобразная рыба чистила ему жабры; рыба иглобрюх забавно описывала круги; высоко надо мной пролетела эскадрилья карандашеобразных сарганов, парочка спинорогов любезно ухаживала друг за другом