ответа Шон и, пройдя за нею, со звоном закрыл двери и включил лампу-ночник.
— Я сама толком не понимаю, что чувствую к тебе. Полюбить тебя? Нет ничего проще! Даже несмотря на твою пугающе великолепную внешность. Ты такой теплый, такой нежный, такой веселый, такой… Да, наверное. Скорее всего, я действительно люблю тебя.
— Фу, а я на минуту даже смутился! — облегченно вздохнул Шон и попытался снова поймать ее в свои объятия.
— И правильно смутился! — Обернувшись, Сирил уперлась в его грудь рукой, пытаясь сохранить хотя бы минимальную дистанцию — ради своей же безопасности. — Господи, ну почему ты не мог надеть на себя хоть что-нибудь!
Увидев, как Шон ухмыляется, не восприняв ни ее предупреждение, ни ее отстраненность всерьез, Сирил невольно скрипнула зубами.
— Шон, послушай… Может быть, я и люблю тебя, но из того немногого, что мне известно о тебе, я делаю твердый вывод, что наш брак не может состояться по многим причинам.
— По каким же? Назови хоть одну.
— Да хоть дюжину! Например, разница в возрасте, — выпалила она. — Я почти на три года старше тебя. А это значит, что когда мне будет сорок, тебе будет тридцать семь.
— А когда тебе будет семьдесят три, мне будет семьдесят. Боже, какая чудовищная разница! — рассмеялся Шон. — Знаешь, что мой папаша говорил по такому поводу? «Чем старее скрипка, тем сладостнее музыка»!
Одним мановением мизинца разрушив первый довод Сирил, Шон бросился на кровать и лег, закинув ногу на ногу.
Вновь ошеломленная зрелищем его тела, Сирил отвела глаза в сторону и прикусила губу.
— А что скажешь насчет религии? — встрепенулась она. — Если у нас будут дети, они, как буриданов осел, запутаются в расхождении наших конфессий и, чего доброго, вообще вырастут неверующими и аморальными.
— Насчет наших детей ты здорово придумала, Сирил! Да, согласен, тренаж по религиозной части необходим. И тут, я думаю, никаких проблем не будет: если уж мой отец, ярый оранжист-протестант, можно сказать, североирландский ультра, и моя мать, правоверная католичка из Бостона, сумели дать мне какое ни есть религиозное воспитание, то уж мы тем более сумеем сделать это!
Сирил беспомощно шевельнула губами. Крыть ей было нечем. Ухмылка на лице Шона стала еще шире.
— А женщины? — прошипела она, вспомнив муки ревности при виде его флирта с мадемуазель Дюпре. — Как ты насчет женского пола? Слаб?
— Женщины…
— Да. У тебя они были, а возможно, и есть. Ты обречен на то, чтобы пользоваться у них успехом: вспомни, как пялились на тебя женщины в зале суда.
— Пялились? — со смешком отозвался Шон. — Боже, леди, какие выражения!.. Что ж, если ты держишь меня за донжуана, то глубоко ошибаешься. И потом, не я привлекаю взгляды этих бедняжек, а мистер Нос!
— Нос? — уловив в его интонации непонятный ей оттенок, переспросила Сирил.
— Да, мой нос. После свадьбы я все тебе расскажу — если, конечно, это еще будет тебя интересовать.
Как ни заинтригована была Сирил, она не подала виду.
— Не уводи меня в сторону! — неумолимо сказала она. — Мы говорили о женщинах, а не о носах.
— А я про них и говорю, — лукаво сказал Шон. — Да, они у меня были. Романы с девчонками в школе, в старших классах. В более свежие времена имел отношения с парой-другой женщин. Я все это воспринимал серьезно — серьезнее, чем, как оказалось, следовало бы.
Всякий намек на веселость сошел с лица Шона. Резко выпрямившись, он сел на кровати, подложив подушку под спину и скрестив ноги.
— Иди сюда, сядь рядом. — Он похлопал рукой по пустому месту справа от себя. Когда Сирил непреклонно покачала головой, он не стал настаивать.
— Сирил, — продолжил он со вздохом, — когда я увидел тебя, я понял, что мы созданы друг для друга. Не могу ничем доказать это, но точно знаю, что говорю истинную правду.
Намотав локон на палец, Сирил лихорадочно подыскивала ядовитую реплику.
— Что ж, ты сам сказал, то не можешь этого доказать, — в конце концов произнесла она, но голос у нее предательски дрогнул.
— Так что там дальше — я имею в виду доводы против нашего брака? — дружелюбно спросил Шон.
— Ну… э-э… Разница в оплате труда. Как утверждают социологи и психологи, деньги — главный источник трений в американской семье! — торжествующе закончила она.
— Не вижу, почему это должно быть и в нашем случае. — Казалось, этот довод не произвел на Шона ни малейшего впечатления. — Мы свяжемся с проверенной, абсолютно надежной финансовой компанией и попросим свести то, что имеем, на один общий счет, навсегда позабыв о том, кто какой вклад сделал. Все, что у меня есть, — твое, любимая.
— Ну да, с виду все просто идеально, — пробормотала Сирил, но возразить что-либо по существу не смогла. — По большому счету деньги, конечно, никакая не проблема.
— Так я тебя убедил? Ого, все, оказывается, не так уж безнадежно! Иди ко мне.
— Нет! — закричала она и попятилась, чуть не споткнувшись о стул. На нее, как волны прилива, накатывало желание, и она уже плохо соображала.
— Вот оно! — вдруг сказала она и многозначительно подняла палец. — Единственным основанием нашего брака была бы твоя страшная физическая красота!
— Страшная? — засмеялся Шон.
— Не придирайся к словам, сейчас все поймешь. Я это уже проходила — на примере моих родителей. Их тоже в конечном счете связывал секс — и ничего больше.
Шон приоткрыл рот, но при виде исступленного выражения на лице Сирил не стал перебивать ее.
— Мать у меня была редкостной красавицей, — как обвинение бросала ему в лицо Сирил. — А в ранней молодости — вообще неотразимой. Отец попался на эту удочку, да и трудно было не попасться — тем более, что она не искала для себя никакой выгоды. Она его любила, он ее желал, все прекрасно — и ничего хорошего. У них была не совместная жизнь, а комфортабельный и внешне благопристойный ад. А дело в том, что она ему не нравилась.
— Что ты имеешь в виду?! — поразился Шон, чуть наклонившись вперед.
— А то, что он смотрел на нее свысока, покровительственно и снисходительно. Он ведь был высокообразованным человеком, а она даже не закончила школы… Я не припомню, чтобы они хоть раз просто общались друг с другом. Нет, он охотно читал ей лекции, поучал, но чтобы побеседовать по душам — такого не было.
— Читал лекции? Вроде сегодняшней, насчет правил поедания черной икры?
— Да, — опустила голову Сирил. — Поучал, как я тебя на этой вечеринке. Неужели ты не понимаешь, Шон, что все это грозит и нам? Я боготворила отца и от него научилась третировать свою мать. Мне нужно было дожить до выпускного класса, чтобы открыть всю внутреннюю несостоятельность своего отца и всю подлость нашего обращения с матерью. Я попыталась измениться, и мать, моя терпеливая, всепрощающая мать, конечно же, приняла мое раскаяние. Но как бы там ни было, я выросла среди образованной публики с дипломами, должностями и учеными степенями. Сегодня вечером, а если честно, то еще раньше, я почувствовала вдруг, что в общении с тобой меня тянет на прежнюю заносчивость и снобизм. Ты понимаешь, во что может превратиться наша жизнь?
— Как-нибудь переживем! — беспечно мотнул головой Шон. — Просто теперь я знаю об одном из твоих недостатков. У меня и своих по горло, Сирил, начиная с моего ирландского разнузданного темперамента. Не сомневаюсь, что мы сумеем задать перцу друг другу… Но это не главное. Это нормально. Такое есть в каждой семье, но если есть главное — любовь, то все мелкие ссоры и размолвки как пришли,
