Она вытащила из кармана визитную карточку.
— Я привыкла работать в своей домашней мастерской. Вы можете приехать завтра к восьми. Я живу в Малибу.
Она вырвала из блокнота листок и только собралась написать адрес, как Шон схватил ее за руку.
— Погодите, не надо пороть горячку! Я еще ни на что не согласился. Во-первых, мисс Адамс, в том, что касается моего тела, я привык обходиться без посредников. В этом отношении я, если можно так выразиться, вольный стрелок. И вообще, все это очень забавно, но не могли бы вы, моя милая Сирил, объяснить, почему вы так жаждете моего тела? Хотя бы пару слов, даже намек! Мы, плотники, только с виду такие дубоватые и непонятливые.
— Извините, если я вас чем-то оскорбила, мистер Стивенс, — впадая в панику, пробормотала Сирил. — Помните, я говорила вам, что работаю коммерческим художником? Так вот, мне неожиданно выставили новые, очень жесткие сроки окончания работы. Если в воскресенье вечером я не представлю свои эскизы, я могу столкнуться с большущими неприятностями. Из-за этого суда я не смогла вовремя договориться с моими постоянными натурщиками, и положение у меня хуже некуда. Кроме того, ваши физические данные идеальны для образцов одежды, эскизы которых мне необходимо сделать, а это очень важно!
В янтарных глазах напротив заплясали веселые искры. Радостно распрямившись, Шон сказал:
— Ага, так мне предстоит позировать вам! Не знаю, не знаю… Куда пойдут эти рисунки?
— Они будут опубликованы во всех иллюстрированных журналах и в газетах…
— В газетах?! Да меня же ребята на работе засмеют! Стоит ли идти на такие жертвы? — Он колебался.
— А что скажете о сорока долларах в час? Это ставка профессионального натурщика! Кроме того, я изменю ваше лицо так, что на рисунках вас и мать родная не узнает.
Сирил поняла вдруг, что кривит душой: невозможно было не узнать это тело, однажды увидев его, и смена лица по существу ничего не меняла.
— Ну пожалуйста, мистер Стивенс!.. Если вы не согласитесь, я пропала…
Словно поняв наконец всю остроту момента, который она переживала, Шон ласково поймал руку Сирил.
— Если дело обстоит так серьезно, я готов согласиться, но на двух условиях: первое касается стиля нашего общения, второе — гонорара. — Он сделал выжидательную паузу.
— Ну же! — не вытерпела Сирил.
— Вы будете обращаться ко мне на «ты» и называть по имени, точно так же я буду поступать по отношению к вам.
Такое требование противоречило правилам, которых Сирил до сих пор неукоснительно придерживалась, но ради спасения заказа можно было пойти на такую пустяковую уступку: в конце концов, это будет первый и последний сеанс, и после воскресенья их ничто не будет связывать.
— Хорошо, мистер… Хорошо, Шон. Принимается. А что там насчет гонорара?
Она приготовилась услышать умопомрачительную сумму — пятьдесят, семьдесят, может быть, даже сто долларов — услышать и согласиться, как вдруг обнаружила, что Шон одной рукой взъерошил ее длинные рыжие волосы, а другой гладит щеку.
— Я принимаю твою ставку, но в дополнение к этому за каждый час работы получаю право на поцелуй. Ты нуждаешься во мне, Сирил, а потому пойдешь на это, — добавил он негромко.
— Ты… ты законченный ублюдок, скотина, наглец!.. — взорвалась она, но тут же прикусила язык. Его логика была железной. — Зачем тебе это?
— Ты во мне нуждаешься, а я тебя хочу, Сирил, — простодушно пояснил Шон.
— Ты просто давно не получал по рукам, в этом все и дело! Видит око, да зуб неймет — слышал такую поговорку? И почему именно я? Ты же знаешь цену своей внешности! Выйди на улицу, свистни — и найдется десяток женщин, готовых пойти на все ради одной возможности дотронуться до твоего тела. Да что там на улице — в суде все бабы только на тебя и пялились!
— О, какая наблюдательность! Уж не ревность ли это, Сирил?
Шон склонил голову так, что его рот оказался в дюйме от ее губ, но в то же мгновение на стоянке появились двое полицейских. Шон отпустил голову Сирил, и та, потеряв равновесие, привалилась спиной к грузовику.
— Все нормально, мисс? — спросил один из полицейских.
Шон отступил на шаг, спокойный и невозмутимый. На лице его играла дружелюбная улыбка.
— Порядок, ребята, — услышала свой собственный голос Сирил и выпрямилась. — Маленькая дискуссия об условиях трудового соглашения.
Полицейские переглянулись, потом поглядели на Шона.
— В общем так, — сказал один из них, постарше и покоренастее, — закругляйтесь со своей беседой и идите на все четыре стороны.
Когда полицейские скрылись, Шон расцвел самой обворожительной из своих улыбок.
— Итак, мы обо всем договорились!
Сирил скрипнула зубами.
— Будьте вы все прокляты — и ты, и Мартин Коллинз, и этот чертов Жак Гулар!
Шон чуть приподнял бровь, ожидая ответа, и Сирил капитулировала.
— Ладно, по рукам! Поцелуй за час — но не надейся на какие-либо чувства с моей стороны! И запомни: если попытаешься посягнуть на что-то большее, я выпущу штихелем кишки из твоего живота, даже охнуть не успеешь, ты, плотник!..
Шон, пропустив мимо ушей все эти эскапады, вкрадчиво шагнул к Сирил. Он навис над нею как башня и прогромыхал:
— Готов принять первоначальную ставку — двадцать пять баксов — в обмен на то, чтобы немедленно скрепить нашу сделку поцелуем!
Прежде чем Сирил успела сказать хоть слово, одна рука Шона обвилась вокруг ее талии, а другая обхватила ее голову.
Но тем более неожиданной оказалась нежность этого похожего скорее на дуновение ветра поцелуя. Лишь когда язык Шона раздвинул ее приоткрывшиеся губы, Сирил поняла, как далеко зашла в своей капитуляции, и попыталась высвободиться — разумеется, тщетно. Более того, сопротивление лишь еще больше распаляло Шона, а ее собственное тело охватывало сладостное бессилие. Ничего подобного она не переживала со времен своего неудачного романа с Полом!
Вздохнув, она запустила пальцы в его золотистую гриву, лаская другой твердую как скала грудь Шона. К великому стыду Сирил, даже когда он отпустил ее, она продолжала стоять на месте, прильнув к его телу и положив голову ему на плечо.
— Которая из тачек твоя, милая?
Сирил, помедлив, кивнула в направлении своего «порше». Шон за руку довел ее до Машины, усадил за руль, проверил, чтобы она застегнула ремни безопасности, и только после этого помахал ей рукой.
— Утром в восемь, Сирил! Не тревожься ни о чем: я не стану требовать поцелуя, не отработав его. Честный труд — честная оплата!
Он рассмеялся, и смех его преследовал Сирил всю дорогу домой.
3
— О Господи!
Перед тем как шагнуть под душ, Сирил всем телом наклонилась к запотевшему зеркалу. Увы, глаза ее не обманывали: нельзя спать по три часа двое суток и рассчитывать, что все это останется безнаказанным.
Гора смятых простыней и покрывал в прилегающей спальне лучше всяких слов говорила о действии одного-единственного невинного поцелуя, который украл у нее Шон Стивенс. А мысль о том, что ей
