в постель.
Конечно, она этого не хотела, но Филипп был так добр и нежен, что ее отвращение к мужчинам исчезло, ее тело очистилось от скверны. Это признание ранило Мейвис до глубины души. Тело Ронни очистилось от скверны! Значит, их любовь была грязной, а ласки противоестественными? Мейвис на коленях умоляла подругу не бросать ее, но та резко отпихнула ее. Потрясенная жестокостью любимой, Мейвис поняла, что им предстоит расстаться. Прежде Ронни никогда не била ее, а теперь грубо отшвырнула, словно разрывая связующие их узы. Плача от стыда и обиды, Мейвис подползла к подруге, обняла ее и спрятала лицо у нее на груди. Ронни не сопротивлялась, но отшвырнула от себя Мейвис, когда та отважилась на более смелую ласку.
— Не смей меня трогать! — крикнула Ронни.
Теперь Мейвис знала, что для нее все потеряно. Она кипела от негодования при мысли о предательстве своей любовницы. Это Ронни искалечила ей жизнь, соблазнила и бросила как ни в чем не бывало, найдя себе нормального любовника. А Мейвис, для которой иной род любви перестал существовать, может катиться ко всем чертям?! Неужели ей навсегда суждено остаться озлобленной, брошенной лесбиянкой? Мейвис рыдала от жалости к себе.
Ронни собралась уходить и, уже стоя на пороге, сказала:
— Мне жаль, Мейвис, мне очень жаль. Я ухожу. В машине меня ждет Филипп. Он не догадывается о нашей связи и не должен догадаться. Может быть, я расскажу ему потом, когда буду в нем уверена. Честное слово, Мейвис, я не хотела, чтобы все так закончилось. Я даже и представить себе не могла... Но теперь я поняла, что мы ошибались. Прости, дорогая. Надеюсь, что однажды и ты кого-нибудь встретишь.
Ронни ушла, а Мейвис горько плакала, лежа на полу. Жестокость бывшей любовницы потрясла ее, а мысль о собственном будущем приводила в ужас. Наконец Мейвис прозрела и поняла, что их любовь была ненормальной и противоестественной. Прежде она никогда не считала себя лесбиянкой, но с уходом Ронни исчезла их взаимная страсть и осталась только горькая правда: Мейвис — лесбиянка!
Эта мысль не давала Мейвис покоя, ее терзало тщательно подавляемое до сих пор чувство вины, мучили угрызения совести. И хотя Мейвис стыдилась этих желаний, она продолжала тосковать по Ронни, хотела отдаться ей, хотела, чтобы подруга утешила и приласкала ее.
Мейвис встала с пола. Ее распухшее от слез лицо покрылось пятнами. Она легла на диван, свернулась калачиком и стала перебирать в памяти события последних двух лет. Как они с Ронни любили друг друга! Сколько у них было планов! Потом Мейвис вспомнила детство, дружбу с Ронни и их замечательную невинную тайну. Та первая ночь в Борнмуте соединила их невидимыми узами. Почему же теперь все изменилось? Что заставляет людей так мучить друг друга?
Теперь Мейвис знала, как ей поступить. Она подавила рыдания и бросилась к маленькому красному автомобильчику, который они с Ронни купили вскладчину, не подозревая, что им, словно разведенным супругам, придется делить имущество.
Мейвис ехала в Борнмут, останавливаясь время от времени, когда не могла удержать слезы. Один раз ей пришлось остановиться из-за слишком густого тумана. Всю дорогу она утешала себя мыслью о задуманном плане.
Сейчас Мейвис была на пляже. Овладев своими чувствами, она перестала плакать. Когда готовишься к смерти, нет места слезам. Мейвис вспомнила Ронни, ее грустную улыбку, нежный взгляд карих глаз, печальных, даже когда она смеялась.
Оставив туфли на берегу, Мейвис вошла в противную, холодную воду. Однако холод, сковавший душу девушки, был еще отвратительнее. Волны мешали ей идти и словно гнали обратно на берег, но Мейвис продолжала путь. Намокшая тонкая юбка прилипла к бедрам, которые Ронни еще совсем недавно целовала с таким восхищением. Вскоре волны уже не отталкивали Мейвис, а как будто манили ее погрузиться в таинственную ледяную бездну. Вода была уже по грудь. Дышать становилось все труднее. Испуганная, Мейвис остановилась, с трудом сохраняя равновесие, сопротивляясь враждебно настроенному морю.
Казалось, смерть была неизбежна. Почувствует ли Мейвис боль, прежде чем наступит вечная тьма? Будет ли она бороться, чтобы хоть на секунду вернуть эту бесполезную жизнь, от которой она сейчас добровольно отрекается? Неужели вместо плавного и безболезненного перехода в небытие ей предстоит мучительная агония? А сколько боли и душевных страданий она причинит Ронни?! Разве она хочет, чтобы Ронни мучилась всю жизнь, считая себя виновницей ее смерти? Нет, нет, Мейвис слишком любит Ронни, чтобы причинить ей такую боль! К тому же, вероятно, еще не все потеряно. Может быть, Ронни надоест ее возлюбленный, и через пару недель, пресыщенная и лишенная иллюзий, она вернется к подруге за поддержкой и утешением. Конечно, у Мейвис еще есть надежда! Она будет ждать Ронни, готовая простить и принять ее обратно. Их любовь станет еще сильнее, потому что теперь они обе знают, как крепка их связь.
Как ужасно это море!
Теперь Мейвис не хотела умирать и изо всех сил старалась выбраться на берег. Девушка вскрикнула от страха, чуть не потеряв равновесие. Ей было бы очень трудно добраться до берега вплавь. Обидно было бы умереть сейчас, когда знаешь, что еще есть шанс вернуть любовь.
Мейвис осторожно пошла к берегу. Она была словно в кошмарном сне. Казалось, ее ноги налились свинцом и перестали слушаться.
Выбравшись из воды по пояс, Мейвис остановилась, чтобы перевести дух. Теперь она спасена. На душе у девушки было до странности легко. Она сбросила с себя бремя смерти.
Но тут ее дыхание остановилось, а глаза широко раскрылись от удивления.
Сотни или даже тысячи людей спускались по ступенькам, ведущим на пляж, и шли прямо на Мейвис. В море!
Неужели это сон? Не сошла ли она с ума от недавних переживаний? Люди молча шли сплоченными рядами, жадно глядя вдаль, словно там, за горизонтом, их ждала земля обетованная. Они были бледны и, казалось, погружены в транс. Дети постарше шли сами, малышей несли на руках родители. Люди были одеты в пижамы и ночные рубашки, но были в этой толпе и совершенно голые. Мейвис оглянулась на занимавшуюся зарю, но увидела только черное, страшное море.
Многотысячная толпа молча наступала на нее. Ночную тишину нарушал только приглушенный топот босых ног.
В первом ряду Мейвис увидела пожилую женщину, которая споткнулась, упала и тут же была затоптана насмерть задними рядами. Не сбавляя скорости, толпа вошла в море. Мейвис посмотрела вправо, затем влево, но у этой человеческой стены, казалось, не было конца. Рассудок девушки отказывался понимать происходящее. Ей только хотелось поскорее убраться подальше от этой ужасной толпы, которая так бездушно сметает все на своем пути.
Мейвис попятилась назад, но море было еще опаснее людей. Она закричала, но это было бесполезно. Остановить этих безумцев было так же невозможно, как провинившемуся ребенку избежать наказания. Девушка поняла, что ей грозит опасность, и бросилась вперед, тщетно пытаясь пробиться сквозь эту живую стену. Не обращая внимания на сопротивление и мольбы, ее толкали назад, в море.
Мейвис упала, и ей стоило большого труда подняться на ноги. Нечаянно она сшибла с ног маленького мальчика и тут же помогла ему встать, но малыш не обратил на нее никакого внимания. Он даже не заметил, что упал. Его взгляд был устремлен вдаль.
Мейвис снова упала и захлебнулась. Соленая морская вода заполнила ее легкие, но, несмотря на это, девушка отчаянно боролась за свою жизнь. Охваченная паникой, она с криком отбивалась от мешавших ей подняться людей. Что происходит? Неужели она покончила с собой и попала в ад для самоубийц? Не успела Мейвис встать на колени, как на нее навалилась груда тел, увлекая ее под воду. Тщетно пыталась она пробиться сквозь лабиринт спутавшихся рук и ног. Девушка попыталась закричать, но ей не хватило воздуху. Она совершенно выбилась из сил. Мейвис почти не сопротивлялась тому, что на нее наваливаются новые тела и все глубже вдавливают ее в мягкое морское дно. Глаза ее были открыты, когда она испустила последний стон. Мейвис не чувствовала ни боли, ни страха. Ни одно воспоминание не омрачало ее предсмертный миг, ни разу не промелькнула в ее сознании мысль о Боге, ни один вопрос не потревожил ее. Все было окутано мутной белой пеленой. Мейвис умерла, погрузилась в небытие, оставив позади все страдания и радости земной жизни.
Жители Борнмута и отдыхающие покинули дома, гостиницы и пансионаты, заполнили улицы и
