— Мы так и делаем.
— Нет. Вашего отца преследуют мысли об этом Прижляке, и на его отношение влияет все то, что ему известно об этом человеке и его занятиях.
— Мой отец абсолютно объективен.
— Будь он объективен, он привел бы сюда не ясновидящую, а психиатра, который помог бы мне вспомнить забытые минуты.
Джессика поняла, что он прав, и ничего не ответила.
— Простите, я вовсе не собирался с вами спорить, — мягко проговорил он. — Я просто пытаюсь внести ясность в то обстоятельство, что у нас сложились как бы два лагеря и я нахожусь в меньшинстве. Если какая-то связь между этим домом и недавними убийствами существует, я тоже хотел бы выяснить, в чем она состоит.
— Тогда давайте сотрудничать, а не враждовать.
— Согласен.
Она отвела взгляд, и Бишопу показалось, что она разволновалась.
— Ладно, — сказал он, — установите вон там термометр, а затем сообщите мне показание первого, перед тем как будете переносить его в следующую комнату.
Методично обойдя верхний этаж дома, они зарегистрировали температуру каждой комнаты, проверяя источники сквозняков и сырости; кроме того, Бишоп сделал подробные зарисовки. Затем они спустились на этаж, где были расположены спальни. Комнаты здесь были намного больше, чем наверху, но такие же холодные: повсюду стояла температура пять градусов по Цельсию. В комнатах, несмотря на их неплохое состояние, стоял затхлый нежилой запах.
Джессика была в комнате одна и ждала, пока ртутный столбик на термометре перестанет падать. Она посмотрела на кровать, голые пружины которой усиливали впечатление заброшенности жилища. Ее удивило, что из дома не вывезли оставшуюся мебель, но потом решила, что для мисс Киркхоуп мебель, скорее всего, ничего не значит ни в финансовом, ни в ностальгическом смысле. Когда дом разрушат, все это, несомненно, тоже погибнет. Она подошла к окну и посмотрела на улицу. Мимо ковыляла какая-то старуха, не удостоив «Бичвуд» даже мимолетным взглядом. Показался велосипедист. Низко опустив голову, он равномерно крутил педали, и пар его дыхания быстро растворялся в холодном воздухе. Обычная улица предместья. Похожая на тысячи таких же других. Разница только в том, что происходит за некоторыми стенами ее домов.
Джессика отвернулась от окна и подошла к термометру. Не понимая, в чем дело, сосредоточенно нахмурилась. Температура упала с пяти градусов до нуля. Прямо у нее на глазах ртутный столбик медленно, но неумолимо сползал вниз. Когда он достиг десятиградусной отметки ниже нуля и не остановился, Джессика поставила термометр и выбежала из комнаты.
— Крис! — позвала она.
— Я здесь.
Джессика торопливо вошла в соседнюю комнату. Бишоп стоял к ней спиной, помечая что-то на полях рисунка.
— Крис, температура в соседней комнате стремительно падает. Это невероятно. Но я видела собственными глазами. — Она вдруг почувствовала, что ужасно замерзла.
Бишоп удивленно оглянулся и подошел к своему термометру.
— Господи, вы правы. Здесь минус двенадцать.
Пронзительный крик заставил их обоих вздрогнуть. Он донесся с нижнего этажа, гулко прокатившись по лестнице и коридорам.
Оцепенев от ужаса, Джессика и Бишоп посмотрели друг на друга и бросились к лестнице. Бишоп начал спускаться первым, чувствуя, что его глаза застилает какая-то мутная дымка, похожая на паутину. Джессика увидела, что он от чего-то отмахивается, как бы отбрасывая какую-то невидимую завесу. Она бежала следом, но не заметила никакого препятствия.
Натолкнувшись на что-то, Бишоп перепрыгнул через ступеньку и чуть не упал. Джессика ничего не увидела и там.
Внизу Бишоп сделал крутой вираж вокруг перил и врезался в стену. Он совершенно ошалел. Джессика догнала и поддержала его. Они побежали дальше, как вдруг еще один крик пронзил внезапно загустевший воздух. Наконец они оказались возле комнаты, в которой оставили Джейкоба и женщину. Бишоп остановился в дверях и рухнул на колени, побледнев как мел.
В комнате было полно людей. На их искаженных от боли лицах застыл беззвучный крик, содрогающиеся тела корчились в смертельных муках. Многие были совершенно голыми. На расстоянии протянутой руки от Бишопа раскачивалась, умоляюще запрокинув голову к потолку, какая-то женщина. Ее тяжелые груди торчали наружу из распахнутой блузки. Ниже пояса на ней ничего не было, и полные бедра подрагивали в каком-то странном пароксизме. Она сжимала в руках стакан, и Бишоп видел, как побелели от напряжения костяшки ее пальцев. Стакан хрустнул, и остатки жидкости смешались с кровью, хлынувшей из ее ладони. Его передернуло, когда брызги крови попали ему в лицо, и он отступил. Женщина упала прямо перед ним, не переставая содрогаться.
Окаменев от ужаса, Бишоп переводил взгляд с одной жуткой сцены на другую. Всего в пяти футах от него трое обнаженных, взгромоздившись друг на друга, переплелись в объятиях. Их тела сотрясались — не то от боли, не то от наслаждения. Внизу, как увидел Бишоп, была женщина. Широко раскинув ноги, она исступленно царапала бока и руки навалившихся на нее мужчин. Один из них вошел в нее и энергично работал бедрами, двигаясь в унисон с находившимся сверху, который вошел в него. Лицо женщины было повернуто к Бишопу, но взгляд у нее был бессмысленный, точно одурманенный наркотиками. К ним вразвалку подошел толстяк в расстегнутых штанах с обнаженными гениталиями. Буйная шевелюра и борода почти целиком скрывали его лицо, но Бишоп заметил, какой одержимостью сверкают его глаза. Он держал в руках длинный черный предмет, похожий на копье. Приставив острый конец к спине верхнего мужчины в этом клубке тел, толстяк начал медленно нажимать, пока не проколол кожу и не появилась первая капля крови. Обнаженный не обратил на это внимания, продолжая проталкиваться в своего партнера. Тогда толстяк сомкнул руки на тупом конце своего орудия. Поняв, что сейчас произойдет, Бишоп открыл рот, чтобы закричать, но крик замер где-то глубоко в груди. Бородач навалился на копье, и длинное черное острие исчезло в фонтане крови, медленно погружаясь в плоть, пока между его окровавленными пальцами и жертвами не осталось всего несколько дюймов. На миг оцепенев от шока, все три тела сначала забились в судорогах, а потом замерли. Бишоп видел, что бородач хохочет, но по-прежнему не слышал ни звука.
На потертом диване возле высокого полукруглого окна молодая девушка отбивалась от двух мужчин, державших ее за руки и за ноги. Ее юбка была высоко задрана. Перед ней стояла на коленях какая-то женщина и проталкивала между ног девушки что-то громоздкое. Девушка с мольбой смотрела на этот предмет, но, как увидел Бишоп, ее рот был заклеен пластырем. Она изогнулась дугой, и с ней вместе приподнялся вставленный предмет. Бишоп протянул к ним руку, но его движения затрудняла какая-то липкая обволакивающая жидкость, делавшая его совершенно беспомощным. Женщина нажала двойной спусковой крючок ружья, и Бишоп закрыл глаза, чтобы не видеть, как тело девушки разлетелось на куски.
Кто-то тронул его за плечо, и он снова открыл глаза. Над ним стояла Джессика и беззвучно шевелила губами.
Человек, стоявший за дверью, безумно улыбался. Изо рта у него сочилась непонятная жидкость, стакан выскользнул из его руки и упал на пол, но не разбился, а описал круг и вернулся к нему. Не переставая улыбаться, человек начал медленно оседать, и только когда оказался на полу, скривил губы с болезненным омерзением. Движением, напоминающим скачок секундной стрелки, он завалился на бок. Брыкнув раз-другой ногами, он широко разинул рот, и его лицо застыло в смертельном оскале, который не смягчила даже кончина.
В дальнем углу комнаты сидели, держась через стол за руки, мужчины и женщины. Они терпеливо ждали, в то время как человек с ножом мясника обходил вокруг стола и аккуратно перерезал им глотки, причем каждый участник крепко держал за руки сидящего напротив умирающего, пока собственная смерть не вынуждала его отпустить руки. Скоро соединенных рук не осталось, ибо все, кому они принадлежали, либо повалились на стол, либо сползли со стульев на пол. Человек, осуществивший умерщвление, спокойно
