ее голову за подбородок, чтобы взглянуть ей в глаза.
— Расскажите мне, что случилось.
В ее глазах было отчаяние, когда она тихим голосом ответила:
— Ничего.
Все еще держа ее за подбородок, он большим пальцем смахнул слезинку, блестевшую на ее щеке, и недоверчиво поднял бровь.
Она всхлипнула, пытаясь сдержать слезы, и постаралась улыбнуться, но уголки ее губ дрожали.
— Да, кое-что произошло, — выдохнула она.
— Я так и подумал, — сказал он и, притянув ее к себе, ласково погладил по волосам. Слезы снова начали душить ее. — Поплачьте, — прошептал Коул, уткнувшись лицом в ее волосы.
Они долго сидели так, и журчание ручья смешивалось с ее всхлипами, которые постепенно затихали.
Наконец он отстранился, чтобы взглянуть на нее.
— Могу я чем-то вам помочь?
В то же мгновение на ее глаза снова навернулись слезы.
— Нет, не можете, если вы, конечно, не адвокат.
Легкий тревожный набат зазвучал в его голове.
— А почему вам понадобился адвокат?
Охваченная горем, захлебываясь в слезах, она выпалила:
— Потому что кто-то пытается отнять у меня моего сына.
Отрезвляющее чувство вины ударило его в грудь с силой стенобитного орудия. Он снова притянул ее к себе.
Черт. Откуда она узнала? Его мысли лихорадочно сменяли одна другую, но он заставил себя сосредоточиться.
— Кто пытается отобрать его у вас? — спросил Коул, одновременно страшась услышать ее ответ и прекрасно зная, каким он будет.
Она посмотрела заплаканными глазами в крохотное оконце.
— Один человек, который называет себя отцом Джима.
Даг. Вот сукин сын. Он запустил все-таки бумаги. Но если это так, почему она не знает, что он — отец Джима?
И хотя ему не терпелось спрыгнуть с дерева и позвонить этому предателю Дагу, он попытался найти нужные слова.
— Я хотел бы что-нибудь сделать, чтобы помочь вам. — Он действительно искренне хотел этого, хотя меньше, чем кто бы то ни был, мог помочь ей с ее проблемой. В конце концов, он и был ее проблемой.
Лорен протянула руку и коснулась его щеки. Это был простой жест, но он, казалось, наполнил атмосферу вокруг них электричеством. Ее взгляд был полон благодарности, и чувство вины снова больно кольнуло его.
— Спасибо, Коул, — произнесла Лорен. — Для меня так много значит то, что вы помогли бы мне, если бы это было в ваших силах.
Коул кивнул. Он неохотно отпустил ее, и она прислонилась спиной к твердой стене шалаша.
— Ну ладно, принцесса, — произнес он как можно беспечней. — Вы готовы спуститься с вашей башни?
Легкий свет вспыхнул в ее влажных изумрудных глазах, смягчая прежнее выражение боли.
— Почему вы меня так назвали?
Он улыбнулся.
— Вы казались такой одинокой и грустной, ну прямо как принцесса Несмеяна.
— Я больше не одинока, — сказала она с улыбкой. — Но, пожалуй, побуду здесь еще немножко. Можете тоже остаться. Если хотите.
Ничего он не хотел так сильно, как остаться здесь и заставить ее улыбаться. Но он чувствовал, что погибает с каждым глотком воздуха и при каждом ее взгляде на него.
— Мне пора вернуться к работе. — Ему удалось весело подмигнуть ей. — Моя хозяйка — настоящий эксплуататор.
Лорен все еще улыбалась, когда Коул начал спускаться.
Черт возьми, Даг, злился Коул, взбегая по лестнице на чердак и перепрыгивая сразу через две ступеньки. Удушу тебя за это.
Спустя четыре часа новая волна возбуждения охватила Лорен, когда Коул припарковал машину возле детского сада Джима.
— Спасибо, что привезли, — сказала она, возясь с дверной ручкой. — Если бы мне объяснили, что произошло, я бы так не нервничала, клянусь.
— Не переживайте. — Коул слегка ударил по кнопке, которая отпирала дверцу. — Мы и в этом разберемся.
Они торопливо направились в приемную директора. Коул настоял на том, чтобы самому отвезти Лорен, когда увидел, в каком состоянии она выбегает из дома, переговорив с кем-то по телефону.
В ту же секунду, как они вошли в приемную, Джим бросился к матери со скоростью кролика, удирающего от волка. На его подбородке была марлевая повязка, а на щеках — борозды от слез, которые потекли с новой силой, как только он очутился в ее объятиях.
— Что случилось? — спросила Лорен директора, стараясь говорить сдержанно. Она успокаивала сына, гладя его по голове, а его маленькое тельце сотрясалось от горьких рыданий.
— Дело в том, — взволнованно заговорил директор, — что мальчики играли в обезьянью войну. Вы знаете, это когда они…
— Мы знаем, что такое обезьянья война, — прервал его Коул ровным и твердым голосом.
Директор, покосившись на Коула, помолчал.
— Несмотря на то, что все остальные мальчики были старше его, Джим захотел играть с ними. — Он громко вздохнул. — Все было хорошо
Коул сел на корточки рядом с мальчиком и улыбнулся ему.
— Ну что, это твое первое боевое ранение?
Джим опустил глаза, всхлипнул и кивнул.
— Я впервые был ранен примерно в твоем возрасте, — сказал Коул. — Вот сюда. — Он показал шрам на подбородке.
Джим поднял глаза на Коула, внимательно пригляделся к шраму, а потом серьезно спросил:
— А во что ты иглал?
— Боролся с одним из своих братьев, а тот катапультировал меня, и я стукнулся об ящик туалетного столика.
Джим задумался, а потом спросил:
— А что такое «катапултиловал»?
— Мы потом объясним тебе это, солнышко, — сказала Лорен. — А сейчас нам надо поехать в травматологический пункт, чтобы доктор Линблэйд осмотрел тебя.
Директор поспешно подхватил:
— Думаю, это хорошая идея.
— Идем, солнышко, — сказала Лорен.
Когда они подошли к двери, Джим обернулся и сказал директору:
— До завтла, мистел Отт.
Ну и денек выдался! Слава богу, что рядом был Коул с его трезвой головой, думала Лорен. Он так выручил ее. Она никогда…
Она никогда в жизни не допускала раньше, чтобы ее утешал какой-то мужчина. А этому человеку дважды за один день позволила сделать это.
— А Коул пойдет с нами? — спросил Джим, когда Лорен открыла дверь.
Лорен вопросительно посмотрела на Коула, и тот сказал:
